— Это чего? Пуркопа что ли позвать, или Варсаву? — Почесал затылок Добряк. — Даже и не знаю, кто из них главнее. Показания записать, и грехи отпустить каждый из братьев может, и на костер очищающий отвести в последний путь, да и Полоза попросить, чтобы значит принял грешников. Так кого из них позвать-то?

— Я же сказал, самого главного, зачем нам рядовые дознаватели? Тайну нашу должен знать только хозяин этих мест, ибо это касается государственных интересов. — Гвоздев изобразил звериную непреклонность на лице. — Поспеши, Добряк. Время не ждет?

— Не уж то самого Катилу?! — Воскликнул покачнувшись, и выпучив глаза палач. — Да как же я посмею? Меня и к престолу-то поди не допустят!!!

— Не дрейф, болезный. Допустят. — На Угрюма было страшно смотреть. Его лицо исказила маска готового убивать нелюдя. Создавалось впечатление, что вот-вот губы висящего человека приподнимутся в рычащем оскале, а зубы вытянуться в острые клыки, он легко порвет цепи, и кинется в драку. — Ты делаешь великое дело, и владыка щедро наградит тебя за расторопность и благую весть.

Добряк побледнел, не зная, что делать. На его лице отобразилась вся волна чувств, от предвкушения награды, до страха наказания и сомнений. Но длилась его ошарашенное состояние недолго. Мотнув решительно головой, он вскрикнул, покраснел, и выскочил вон.

— Мы не переборщили, братан? Как бы этот придурок не натворил чего. — Хмыкнул Угрюм. — С этих фанатов станется. Кинется к своему Катилу, а его там стража на куски порежет.

— Не. Нормально все будет. Этого прирежут, другой придет. Того снова отправим, план работает, дорожка проторена. Кто-нибудь да доберется до тела владыки. — Рассмеялся Максим, но тут же стал серьезен, так как двери распахнулись и в пыточную ворвались бледные Пуркоп и Варсава.

Один из них подскочил к ведру с водой и принялся остервенело мыть пол, а второй к Максиму, и начал его протирать смоченной земляничным соком салфеткой.

— При встрече с его преосвященством в глаза не смотреть, вид иметь покорный. — Вещал он, размазывая красную, ароматную смесь по телу Художника. — Это и тебя касается грешник. — Закончив с Гвоздевым, фанатик принялся за Угрюма. — Глазенки свои потуши, или Катила их выколоть прикажет.

— Всенепременно. — Хохотнул тот. — Как только, так сразу. — Чего ты меня вареньем-то намазал, жрать меня Ваше Преосвященство будет что ли.

— Не богохульствуй грешник. — Побледнел фанатик. — Твои слова гадки.

— Ну извини. — Ни грамма не раскаиваясь скривился в подобии улыбки Угрюм. — Тело просто липкое стало. Противно, да и не дай бог мухи налетят, а еще хуже пчелы.

— Нет у нас мух и пчел. Они недостойные жизни создания Полоза. Мерзость. — Неожиданно прозвучал густой бас со стороны дверей. — Мы избавились от них. — В пыточную входил владыка этой локации.

Впереди, постоянно кланяясь, пятился задом Добряк, указывая дорогу, а по бокам гордо застыли двое облаченных в серебряные доспехи, высокие, остроконечные шлемы и красные плащи, с изображением клубка змей, с копьями в латных перчатках, стражники.

Власть лилась из этой царствующей особы практически осязаемым потоком. В каждом движении, в выражении лица, в голосе, во взгляде скучающих, черных глаз, во всем читалась непререкаемое право распоряжаться судьбами людей, если можно назвать этим словом тех, кто проживал в этой локации.

Высокий, стройный, холеный, одетый во все белое, с венком на голове из цветков земляники, кучерявый, черноволосый мужчина. Квадратный, волевой подбородок с бородкой, а ля Энгельс, тонкие, сжатые в снисходительную улыбку превосходства губы, ровный, римский нос, умные глаза под тенями густых, завитых бровей. Он единолично правил этим миром, и было видно, что это ему нравиться.

— Вы не люди. — Произнес он утвердительно, окинув взглядом пленников. — Кто вы. Первый раз вижу таких грешников.

— Мы-то люди, а вот вы кто? — Хмыкнул Угрюм. Попытался еще что-то добавить язвительное, но глянул на Максима, осудительно качающего головой, и осекся.

— Прости моего друга за дерзость, Ваше Преосвященство, он потерял рассудок от вида благодати исходящей от тебя. — Изобразил раскаяние Гвоздев, влив в голос весь елей, на который был способен.

Катил понимающе хмыкнул, сделал вид, что доволен такой лестью, и стрельнув по Художнику глазами, кивнул.

— Говори, грешник. Кто вы? Рассказывай все без утайки, так как я тот, кого слушает сам Полоз. Разговаривая со мной, ты разговариваешь с богом. Помни это. — Гордо поднял голову владыка.

— Слышать наш разговор, недостойны твои слуги. — Максим скромно опустил глаза.

— Ты дерзок. — Хмыкнул Катил. — Но слова твои разумны. — Он властно махнул рукой. — Оставьте нас.

— Они могут быть опасны, Великий. — Склонился перед правителем Варсава. — Мы еще не закончили дознание.

— Ты смеешь мне перечить? — Грозный взгляд Катила в прямом слове уронил слугу на колени. — Тут я решаю, как поступать. — Вон все! — Рявкнул он, задрав подбородок, и не поворачивая гордо поднятой головы.

Столпотворение метнувшихся к выходу тел быстро растворилось в проеме, и Максим с Угрюмом остались с местным царем с глазу на глаз.

— Я хочу для начала знать: «Кто вы»? — Тот подошел ближе. — Говорите так как есть, ибо я сейчас решаю вашу судьбу, и почувствовав ложь, сожгу на жертвенном огне во славу Полоза.

— Мы люди. Игроки. — Не стал ничего скрывать Максим. — Сюда заглянули случайно. Выполняли квест в локации дождя, и наткнулись на неизвестный переход.

— Люди-игроки… — Задумался Катил. — Звучит необычно. Я вижу странные души. Вы не созданы Полозом. Вы не из этого мира. — Он обошел вокруг висящих друзей, внимательно их рассматривая. Что значит слово: «Квест»? — Он сощурился.

— Задание. — Буркнул Угрюм, едва не ляпнув еще и «придурок», но посмотрев на состроившего звериные глаза Художника сдержался.

— Так вы слуги? — Улыбнулся догадкой Катил. — И кто же вас послал в мир дождя, и зачем?

— Мы не слуги. — Мотнул головой Максим. — Мы свободные игроки, и нас никто не посылал, мы сами выбрали этот квест, потому как мой друг терпеть не может несправедливости.

— Вот как. — Рассмеялся Катил. — По собственной воле к мертвому колдуну ради справедливости? — Да вы глупцы, или лгуны. Нет, пожалуй, все же глупцы, но надо отдать должное, довольно смелые.

Вас предупреждали, что бы вы не поднимали на меня глаз, а вы зыркаете, а вот этот «игрок». — Он посмаковал новое слово на вкус. — Так вообще прожигает меня ненавистью. Не стоит. Вы ничего не знаете о нас, что бы судить. — Он развернулся к дверям. — Эй там! Развязать пленников, обмыть, одеть, вернуть вещи, и ко мне во дворец, на разговор. — Он вновь повернулся к друзьям. — Не делайте глупостей, вы на моей земле, и я тут решаю кому жить, а кому умирать. Есть у меня к вам предложение. Кажется, вы можете помочь в решении загадки, убивающей мой мир.

Он развернулся, и гордо подняв голову вышел. Его поведение восхитило Максима. Истинный король. Уверенный в себе, гордый, и не ведающий страха правитель, может и диктатор, но кто его знает, что в этом мире правильно, а что нет.

Владыка ушел, а вместо него заскочили в пыточную три старых знакомца-палача. И засуетились. Два монаха принялись крутить ворот, опускающий цепи, а Добряк расстегнул кандалы на руках сначала Максима, а затем и Угрюма, но сразу об этом пожалел.

Кулак друга отправил его в короткий полет, методом хрустнувшей челюсти, о бревенчатую стену, где тот уселся, тряся головой, пытаясь вернуть вмиг помутневшее сознание.

— Обещал удавить гниду, но так и быть, только зубы пересчитаю. Скажи спасибо Катилу. — Угрюм потер кулак и улыбнулся. — Уж очень хорош Ваше Преосвященство. — Он хищно улыбнулся. — Ух хорошо. Аж полегчало. Еще бы водички и вообще благодать.

***

Город людей: «Чудь», предстал перед путешественниками во всей своей красе. Просторный, наполненный волшебным воздухом цветущего лета, чистый деревянный город племени, из далеких легенд. Были такие люди: «Чудь», в нашем мире, или нет, навсегда останется загадкой, но в игре Полоза они есть. Вот они, перед глазами, ожившие легенды Урала.