— А чем тебе ручеек не угодил? — Подавился хохотом друг, доставая из рюкзака еще и кружку, и бутылку с вином. — Пикантный перекус на свежем воздухе, внукам рассказывать о таком будешь. Обзавидуются. Нако вот лучше, чем дурака включать и тупить, на камень угощение положи. — Он плеснул вина в кружку, и протянул Максиму вместе с хлебом. — Сам только не пей, и не жри, не для тебя угощение.

Максим рассмеялся, наконец сообразив, для кого это все предназначается, и что друг просто издевается над его недогадливостью. Но его извиняло то, что в наше время никто не оставляет подношения лесным духам. Домовых, тех еще балуют изредка молочком в мисочке, да и только те, кто сказок начитался и в мистику верит, а вот остальную нелюдь угощать в народе не принято, утонула такая традиция в глубине веков. Нет больше красивому ритуалу места в жизни. Здесь же, в Уйыне, такое в порядке вещей.

— Теперь ждать будем, и на удачу надеяться. — Угрюм отошел подальше от зловонного пара и растянулся на траве, закинув руки за голову. — Присоединяйся, в ногах правды нет. Можешь даже поспать, я разбужу если мисы заявятся. — Он прикрыл глаза и замолчал.

Аленка склонилась к лицу вздрогнувшего от неожиданности мужа:

— Я соскучилась. Сколько уже тебя можно ждать? — Ее губы соблазнительно приблизились и тронулись нежной улыбкой. — Ты слишком долго идешь милый. Раньше был более расторопен. Вставай, идем домой. — Она склонилась еще ниже, и вдруг ее лицо вытянулось, губы раздвинули змеиные клыки, капнув ядом, а зрачки в позеленевших глазах вытянулись вертикально. Взлетевший черный хвост толкнул в плечо, и голосом Угрюма, появившийся вместо Аленки удав, прошипел:

— Вставай!

Максим мгновенно вскочил, не сразу сообразив, что уснул, и это был всего лишь сон. Друг сидел рядом, и не отводил взгляда от накрытого подношениями импровизированного стола.

— Да сядь ты, не мельтеши, спугнешь. — Он потянул вращающего глазами в непонимании Художника за рукав. — Гости у нас. Присматриваются, подойти побаиваются, а ты вскочил как ошпаренный, хорошо хоть орать не начал. Нервный ты какой-то стал в последнее время.

— Где гости? — Максим быстро огляделся и сел.

— Вон за березой один стоит, второй слева, кустом жасмина прикинулся, а третий под пень трухлявый косит. Им инструкторами по скрытности работать надо, не зная, что они тут где-то должны быть, пройдешь, наступишь и не заметишь.

— Ты-же увидел? — Хмыкнул Гвоздев, пытаясь рассмотреть гостей, но ничего не видел, только лес вокруг.

— Чуйка, братан. Годами выработанная чуйка. Опыт, его не пропьешь. — Угрюм стал серьезен, встал, и поклонившись в сторону леса торжественно произнес. — Мы с добром к вам лесные духи, с дарами, и чистыми сердцами. Мы друзья с вами, и беда у нас общая. Я Угрюм, меня должен помнить ваш вождь, Мангут, мы с ним лес вместе от нашествия личинок чистили. — Он еще раз поклонился. — Позовите его.

Легкий ветерок пробежал, колыхнув траву.

— Я помню тебя, человек. Но мы не можем позвать Мангута, так как он ушел к создателю, и пьет вино у великого Полоза в лесу вечности. Такой же как ты, «Друг», перерезал ему горло и отрубил кисть руки. Ты тоже хочешь нашей крови? За ней пришел?

— Это ты Ганжил, или ты Догсан? — Сощурился, всматриваясь в лес Угрюм. — Я не хочу вашей смерти, я пришел помочь, но мне нужна от вас информация. Покажитесь, я не причиню вреда.

— Я выйду, но помни, что три стрелы смотрят тебе и твоему другу в грудь. — Донесся из леса настороженный голос. — Помни человек что, пожелав моей крови, ты потеряешь всю свою.

— Напугал ежа задницей. — Буркнул про себя, еле слышно Угрюм, а незнакомцу, уже громко крикнул. — Я не враг тебе. Выходи, поговорим.

Высокий, выше роста среднего человека головы на три, длинноногий, широкоплечий, стройный и гибкий, эталон мужчины, мис осторожно выглянул из леса.

Красивое создание Полоза. Благородное, удлиненное, изящное лицо, тонкие, насмешливые губы, голубые, как полуденное небо глаза с зелеными зрачками. Прижатые к голове, немного великоватые, с длинными мочкам, шевельнувшиеся в сторону друзей уши. Зачесанные назад черные, с синим отливом волосы, собранные в пучок на затылке, и оттуда уже завитые в многочисленные тонкие косички, с заплетенными в них цветами, колышущиеся порывами легкого ветра.

Одежда зеленого цвета, расшитая желтым узором цветов: Короткие, по колено штаны, безрукавка на теле, открывающая мощную, загорелую до бронзы, безволосую грудь и руки с буграми мышц, оканчивающихся семипалыми кистями, с вполне человеческими ногтями. Голые от колен ноги.

Окинув настороженным взглядом гостей мис, по кошачьи плавно пошел на встречу.

— Ганжил! Братишка! — Распахнув в приветствии руки шагнул к нему улыбающийся Угрюм. — Ты стал таким большим, когда мы последний раз виделись, ты был подростком. Прими мою скорбь по отцу, он навсегда останется в моем сердце живым. Как чувствует себя Эрдени, да дарует ей лес здоровье и красоту?

— Спасибо. Матушка хорошо себя чувствует. — Недоверчиво посмотрел на человека мис.

— Расслабься братишка. Мы действительно не враги вам, клянусь дружбой и памятью твоего отца. — Угрюм как можно более дружелюбно улыбнулся. — Помоги нам, помочь вам.

— Что ты хочешь? — Весь вид Ганжила, говорил, что он не верит ни одному слову гостя.

— Вот же вас затравили. — Вздохнул Угрюм и махнул рукой. — Ладно, словами все равно убедить не получиться, доверие делами зарабатывается. Расскажи мне братишка, что тут у вас происходит?

— Война у нас с вами, людьми. Вы взбесились. Раньше мы были друзьями, и жили добрыми соседями, помогая друг другу, а теперь вы убиваете нас. Я был сильно удивлен, почувствовав дары, и решил посмотреть: Кто еще помнит ритуал? Поэтому пришел. — Мис стрельнул глазами по Максиму. — Вы и правда хотите помочь?

— Да Ганжил. Хотим. — Кивнул Угрюм. — Те, кто обижает вас, плохие люди, они так же обидели и моего друга, Сократа, обидели и место, которое мне дорого, Отстойник, поселив в нем смерть, они должны умереть. Расскажи, как все началось? Может есть какие-нибудь мысли, кому это надо?

— Вся гадость в этот мир приходит с плесенью неожиданности. — Задумался Ганжил. — Беда пришла не оттуда, где внезапно появился новый вождь, он хотя и тварь редкая, но всего лишь тупой инструмент в руках ищущего большей власти. Беда пришла оттуда, от куда пришли друзья, они не знали всего и помогли тому, кого следовало убить. Они тоже стали игрушками подлости.

Первая жертва предательства упала под ножом жадности, обманутая тем, кому помогала стать мастером. Человек пришел сдать задание и получив награду, с улыбкой воткнул мису в сердце сталь. Игрок продал дружбу, и покой в этой локации, за драгоценный камушек, за возможность купить себе лишний бокал вина, сытный обед, и за новые штаны. Он продал совесть за комфорт, заработав достаток на крови того, кто мог бы еще жить, и кто ему верил.

И ты хочешь, Угрюм, что бы я тебе после этого доверял? Ты тоже игрок, и тоже любишь благополучие. Я не знаю, что у тебя в душе и сколько стоит твоя совесть, и друга твоего я не знаю. Не зови меня больше, я не приду. Мой народ умирает вместе с локацией, мы этому сопротивляемся, но мисов на долго не хватит. Это я тебе говорю, их новый вождь. Мы не убили тебя только потому, что когда-то ты был другом моего отца, и я помню добро которое ты сделал нашему племени. Прощай.

Ганжил развернулся, и сделав шаг, растворился в зелени леса, качнув ветки легким ветерком.

— Словно оплевали всего. — Угрюм брезгливо вытер лицо. — Не думал я, что меня вот так вот встретят. Зря только приходили, ничего нового не узнали, только бред зашуганной нежити, который надо еще расшифровать. Пойдем отсюда братан, тут слишком противно воняет.

***

На ночевку встали на живописной опушке, у небольшого озера с ледяной водой, отражающей заходящее солнце, и вершины темнеющих гор. Развели костер.

Угрюм, по вечернему клеву, наловил рыбы. У опытного путешественника нашлась и леска, и крючок, и поплавок.