Максим кивнул, соглашаясь. Спутник прав, надо обсушиться, и перекусить. Мир Ахтамака был слишком негостеприимен. Сырые дрова отказывались гореть, а нудный дождь, прекратился всего на несколько часов, и зарядил вновь, так и не прекратившись до самого конца пути. Здесь если и холодно, то хотя бы есть надежда на сухие дрова, и жаркий костер.

Дорога поднималась по широкому распадку, между двух взлетающих обледенелыми скалами, в безоблачное небо склонов гор. Покрытые инеем деревья, потрескивали на морозе, снег хрустел под ногами, а парок дыхания срывался с губ. Гвоздев любил зиму. Это время года подарило ему взамен старой, оставленной по ранению работы солдата, профессию тренера по биатлону, и вместе с ней, красавицу жену. Воспоминания теплом согрели душу. Как он был счастлив тогда. Сколько планов, сколько надежд, но все рухнуло в один миг. Будь проклят этот Полоз.

Угрюм свернул вправо, и подъем стал еще круче.

— Чуток осталось. — Он повернулся к Художнику, и улыбнулся. — Там грот небольшой, мы его с Пулей нашли, никто о нем кроме нас не знает, вернее не знал. — Он нахмурился, вспомнив друга. — Разведем костерок, согреемся, и перекусим. Дровишки собирай по дороге, скоро пригодятся. — Он подал пример, подхватив из-под ног толстый сук, и закинув его на плечо, развернулся и пошел молча дальше.

Небольшая пещерка встретила их покрытым изморозью каменным сводом, и старым костровищем, с остатками черных заиндевелых углей на полу. Опытные руки путешественников, быстро зажгли огонь, и легкий сизый дымок потянулся струйкой, из лаза на волю, а тепло наполнило помещение. Стены быстро оттаяли, покрывшись капельками воды, но скоро и они высохли. Пар поднимался над развешенной, над огнем одеждой, на прихваченной с собой веревке. Булькал кипятком из растаявшего снега котелок, напариваясь ароматным чаем. Прямо на рюкзаке путники нарезали ломтями хлеб, разделили на двоих большую луковицу, и разломив руками пополам, холодную жаренную курицу, молча насыщались мясом, теплом и покоем.

— Лишь бы нам на убыра не нарваться. — Угрюм слизнул с пальцев жир, и швырнув обглоданные кости в костер, откинулся на расстеленную на полу меховую накидку. — Сам я его не видел, бог миловал, но тот, кто остался чудом жив, после встречи, рассказывал, что это исключительно жуткая тварь. Говорят, что убить невозможно, но если попасть в третий шейный позвонок, и выбить его выстрелом, то башка падает набок, и тварюга начинает дурить: Визжит, свистит и бегает бездумно по кругу, размахивая лапами, пытаясь пристроить свернутую рожу на положенное той место. Можно за это время успеть сбежать. Так что прими к сведению, ты стрелок меткий, постарайся попасть. — Он засопел полусном. — Чего-то меня рубит на полный желудок. Может поспим чуток. Силы еще понадобятся.

— Я не против. — Кивнул Максим, сам едва сдерживаясь что бы не вырубиться. — По часику на брата, пожалуй, хватит. Ты в этот раз первый ложись. — Он повернулся к Угрюму, и усмехнулся. Тот уже во всю храпел.

Художник встал, и выглянул из лаза. Солнце, отражаясь искорками от снега, слепило зайчиками глаза. Впереди, в голубой дымке, открывалась поросшая редкими соснами долина, взбирающаяся одним, сужающимся в тонкую, кривую нитку, концом высоко в горы, а другим, расплескивалась бесформенным краем, по далекому горизонту. Он наслаждался видами, вдыхая свежий морозный воздух. Минутка счастья в бесконечной череде лишений, и испытаний. Она нужна, именно вот такая, чтобы не зачерстветь душой, чтобы понять, что и ты все еще в силах радоваться жизни. Что жив. Он вернулся к костру, и налил чая. Терпкий напиток с дымком, обжег губы, прогнав накатывающий сон.

Далекий крик, перешедший в визг боли, нарушил идиллию отдыха. Максим вновь поднялся, и выглянул наружу. Внизу склона суетились несколько темных точек, он пересчитал. Семь существ. Кто там был, люди или нежить не разобрать, слишком далеко. Уйын не давал расслабляться своему игроку. Гвоздев вернулся и взял автомат. В оптику стало отчетливо видно, что дерутся люди. Вернее, не дерутся, а кого-то уже убили, и обшаривают труп, срывая с него одежду, и выворачивая карманы. Художник вернулся к костру, и положил калаш на место. Помогать там уже некому, да и не его это дело. Кто бы самому помог?

Он отхлебнул еще чая. Крик повторился.

— Да что у вас там происходит? Не может кричать труп, или еще кого прихватили уроды? — Он вновь выглянул. В прицеле автомата, трое волокли к четверке потрошащих мешок убиенного, очередную жертву, упирающегося мужика в белом тулупе. — Вот уроды. Этого-то откуда они выловили. Помочь что ли?

Художник поймал в прицел голову одного из нападавших, задумался в сомнении, но приняв решение, нажал на спуск.

— Грабить это плохо. — Прошептали его губы, слившись с тихим шелестом выстрела. Глушитель работал лучше всяческих похвал.

Первая цель откинулась на спину, раскинув руки, и вытянув в струнку ноги, а двое остальных, бросив жертву, рванули в стороны, дико озираясь в поисках стрелка. Четверка вздрогнувших от неожиданности мародеров, быстро нырнула за валун, и скрылась из глаз.

— Давай мужик, не тормози. — Прошептал Гвоздев тому, кто его не слышал. — Сейчас очухаются, и пристрелят. Вали оттуда, дурень, ушами не хлопай. — Он поймал спину одного из убегающих, и тот встретив пулю между лопаток, нырнул в снег и там, дернувшись затих. — Два. — Вздохнул Максим. — Вот только я не уверен, что помогаю достойному. — Давай-ка дальше мужик сам справляйся. — Буркнул он в сторону неслышащей его жертве грабежа. С меня двух убийств хватит на сегодня. — Он вернулся к костру, и продолжил пить чай.

Угрюм во сне потянул носом, и открыл глаза.

— Порохом пахнет? Или мне кажется? — Он зевнул и сел. — Не, не кажется. — Он посмотрел на Максима. — Чего у тебя опять произошло-то? Только не говори, что с убыром на новый квест сговорился. С тебя станется.

— Там какие-то уроды двух мужиков грабили, одного убили, второму я немного помог. Надеюсь, у того хватит ума сбежать. — Гвоздев ответил, не отрывая взгляда от весело потрескивающего огня, и безучастно пил чай.

— Делать тебе что ли нечего, всем обиженным Уйыном не поможешь, их тут много. — Угрюм поднялся, взял автомат, и долго всматривался в прицел. — Не видно никого. Два трупа валяются, остальные слиняли. — Он вернулся. — Если это ушлепки из секты, то искать нас будут упорно, и мстить, если просто гопники, то свалят подальше.

— Здесь и секта есть? — Невесело усмехнулся Художник.

— Так и тут люди живут. — Невесело вздохнул спутник Гвоздева. — Любит народ вокруг бреда кучковаться, и верить в черти знает что, причем чем страшнее и пакостнее предмет поклонения, тем больше у него адептов. Вон в старом мире есть придурки, что сатане молятся, чего вроде хорошего во враге рода человеческого, а нет же, есть любители себе нервы пощекотать. Тут, так же. Местная секта убыру поклоняется, жертвы ему подыскивает, ловить помогает, он за это им квесты вкусные подкидывает, помогает выживать. Идиллия у них, и полная любовь. — Он сел и плеснул себе чая. — Так и называются они: «Свидетели смерти», — отхлебнул, и плюнул с раздражением. — Одно слово уроды.

— Думаешь это они? — Максим не поднимал глаз. Такая апатия навалилась, что хотелось только лечь, и не о чем не думая уснуть, и желательно навсегда.

— Чего мне думать. — Буркнул Угрюм. — Думок на все не хватит. Если это они, то готовься к неприятностям, если просто бандюки за хабаром заскочили, то считай пронесло. Ложись лучше и поспи. Нам еще топать, и топать. До входа в подземелье верст сорок по снегу. Хорошо, что погода тихая, но если задует, то приятного будет мало, намаемся.

Два раза просить не пришлось. Только Максим лег на расстеленную накидку, как тут же провалился в глубокий сон. Только вроде закрыл глаза, как тут же почувствовал, что его толкают в плечо. Час пролетел, словно его и не было вовсе.

— Вставай, удачу проспишь. — Над ним склонился Угрюм. — Выдвигаться пора. Путь неблизкий, и нам затемно до входа добраться надо. Там я местечко знаю, где переночевать можно безбоязненно, правда без огня, и не так комфортно, как тут, но зато без страха, что прирежут во сне, там заляжем, и с утра за сосульками пойдем. Чайку хлебни, и двинем. — Протянул он парящую кружку.