— Ты в порядке? — спрашиваю я, поворачиваясь на стуле, чтобы лучше рассмотреть ее. — Я давно тебя не видела.

Как будто она нервничает, еще одно поведение, которое на нее не похоже: она крепко скрещивает руки перед собой и переминается с ноги на ногу.

— Да, я ходила к маме, — ее зеленые глаза метнулись к Ларк, а затем снова ко мне. — Могу я поговорить с тобой? Одна?

Желудок сжимается, мои нервы натянуты, я осторожно киваю ей.

— Конечно…

Ларк слегка пожимает плечами, когда я смотрю на нее, молча показывая, что она понятия не имеет, что происходит. Оставив ее на балконе, я следую за Зейди в квартиру.

Зейди, которая обычно одна из самых уверенных в себе людей, которых я знаю, раскачивается взад и вперед на ногах перед бархатным диваном.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — выпаливает она, когда я закрываю за собой стеклянную дверь.

— Хорошо… — тяну я, медленно приближаясь к зоне отдыха. — Это похоже на момент «мне нужно сесть» или я могу стоять?

— Сядь, — приказывает она, но как только я собираюсь подойти к дивану, она меняет свое решение. — Нет, подожди, ты можешь стоять. На самом деле, ты можешь делать все, что тебе удобно. Я действительно не знаю, есть ли здесь правильный или неправильный выбор.

Решив, что лучше стоять, я поднимаю на нее брови.

— Ты начинаешь меня пугать. Что происходит?

Она тяжело вздыхает, проводя рукой по лицу.

— Зейди, — настаиваю я, когда она продолжает колебаться.

— Чуть меньше года назад у моего отца случилась беда. Он был в нетрезвом состоянии за рулем по дороге домой из больницы. Его остановили и он получил вождение в нетрезвом виде. Медицинская комиссия почти отобрала у него лицензию, но в конечном итоге отказалась от этого. Впрочем, это не имело большого значения, потому что больница, в которой он проработал почти два десятилетия, уволила его с должности заведующего отделением общей хирургии, и он потерял место в совете директоров.

Я знала, что отец Зейди был хирургом в большой больнице Сиэтла, но этого не знала. При этом я не знаю, почему она считает, что мне нужно это знать.

— Это очень прискорбно, Зейди. Мне жаль, что так произошло, но я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне…

— Я обещаю, что доберусь до этой части, просто дайте мне закончить, — умоляет она. — Папа сделал несколько плохих инвестиций и потерял много денег. Когда его уволили, его не смогли принять на работу ни в одну из других больниц, поскольку в его деле значилось состояние вождения в нетрезвом виде. Он уже начал терять надежду и собирался подать заявление о банкротстве, когда появился Рафферти…

Вот дерьмо. Теперь я вижу, к чему это ведет.

— Рафферти потянул за свои ниточки и нашел твоему отцу работу, — думаю я.

Она кивает, кудрявый пучок на ее голове подпрыгивает.

— Да, но не в больнице. В тюрьме на севере штата. Это тот, где…

Мой желудок опускается.

— Где его отец.

— Да, — подтверждает она. — Но ты знаешь Рафферти. Ты знаешь, как он работает. Его благосклонность не бесплатна. В обмен на то, что мой отец получил работу, он хотел что-то взамен. От меня.

Я знаю, что ответ мне не понравится, но я все равно спрашиваю, поскольку страх окутывает меня, как туман.

— Что ты сделала, Зейди?

Ее челюсть трясется, а голос ломается, когда она снова начинает говорить.

— Когда мой отец не смог найти работу, он начал сдаваться и много пить. Я знаю, что он сделал неправильно, и он мог действительно причинить кому-то вред, но он все равно мой отец, понимаешь? Я хотела помочь ему, поэтому, когда Рафферти сказал мне, что он даст моему отцу работу, если я окажу ему услугу, я согласилась. Поначалу все казалось простым делом. Он заплатил моему бывшему соседу по комнате, чтобы он уехал, а затем заставил меня разместить объявление на всех школьных досках объявлений, чтобы ты его увидела. Он снизил цену аренды и доплачивает разницу, чтобы ты могла позволить себе жить здесь. Все, что мне нужно было сделать, это принять твою заявку, и как только ты приехала сюда, он сказал мне подружиться с тобой. Это была самая легкая часть всего этого, потому что ты сразу понравилась. Из-за этого стало еще труднее заставить тебя пойти на вечеринку. Я начала понимать, что между вами действительно не все хорошо, когда увидела, какой ты нервной и каким злым он казался, когда ты пришла в кампус. Я знала, что у него что-то запланировано на вечеринку, но он потребовал, чтобы я доставила тебя туда. Я знаю, это звучит как ложь — стоять здесь и говорить тебе, что у меня не было выбора, но это правда.

Теперь все это имеет такой большой смысл, и мне, честно говоря, неловко, что я до сих пор не сложила два и два. То, как легко все встало на свои места, должно было вызвать тревогу. Думаю, я просто была благодарна за то, что впервые за долгое время дела пошли так, как мне хотелось, и не могла видеть ничего другого.

Тяжело вздохнув, я смотрю на свою соседку по комнате.

— Я знаю, что это правда, потому что знаю, как действует Рафферти. Если бы ты не сделала то, что он просил, он бы сделал ситуацию в десять раз хуже для тебя и твоего отца.

— Я думала, что смогу оказать ему услугу, но потом я увидела, как он нес твое бессознательное тело к своей машине на вечеринке, и поняла, что ошибалась. Я не знала, как солгать тебе или встретиться с тобой после этого, — ее руки тревожно скрещиваются и разжимаются, как будто она полна беспокойной энергии.

— Ну, это, по крайней мере, объясняет, почему ты избегала меня несколько недель, — шутливо замечаю я, но моя беззаботность мало помогает ей успокоиться. Выражение ее лица все еще выглядит так, будто она готовится к тому, что я накричу на нее за ее обман. — Зейди, я не сержусь на тебя. Если бы ты не сделала то, что он хотел, он бы нашел кого-то другого, кто сделал бы это. Как бы странно это ни звучало, я рада, что это была ты, потому что он мог свести меня с настоящим психом, и это было бы отстойно. Вместо этого он отдал мне тебя, и ты, по крайней мере, была честна в том, что произошло.

— Как ты можешь не злиться на меня? — ее рот раскрыт от шока. — Кажется, ты даже не злишься на него. Он накачал тебя наркотиками!

— Как ни странно, это даже не самое худшее, что он сделал той ночью, — я смеюсь над своей шуткой, но останавливаюсь, когда кажется, что ее глаза вот-вот выпадут из ее головы. — Извини, я думаю, это может быть только смешно для меня, — неужели я совсем, черт возьми, потеряла сознание, что теперь смеюсь над этим дерьмом?

— Я не понимаю вас, ребята.

— Нас двое, — вздыхаю я. — У нас с Рафферти… общее сложное и ужасное прошлое. Под этим мостом много бурной воды, но…

— Но?

— Но я не знаю, как его отпустить, — признаюсь я. — Он злой и бессердечный, но это потому, что ему больно. Мне приходится постоянно напоминать себе об этом, когда он набрасывается и теряет контроль.

Она недоверчиво качает головой.

— Я не знаю, как ты можешь с этим справиться.

— Однажды он сказал мне, что собирается все испортить, и заставил меня пообещать, что я буду с ним терпелива, когда он это сделает. На этой неделе он действительно напортачил, и мне следует уйти из-за этого, но я уже нарушила слишком много своих обещаний, данных ему. Я не хочу делать то же самое с этим.

Даже если это чертовски сложно.

Пораженная и все еще полусонная, я взлетаю на кровати, когда кто-то трясет меня за руку. Ошеломленной, мне потребовалась секунда, чтобы понять, что они тоже шепчут мое имя.

— Пози, — сильно моргая, пытаясь заставить себя сосредоточиться на происходящем, я поворачиваюсь к человеку, стоящему рядом с моей кроватью.

— Зейди? — спрашиваю я нервно. — Что происходит? — моя рука слепо тянется к мобильному телефону на тумбочке, и когда я вижу безбожное время, я смущаюсь еще больше. — Два часа ночи.

— Да, я в курсе, — она звучит так же устало, как и я. — Это действительно дерьмовое время для гостей, но, похоже, оно у нас есть. Или у тебя есть один, я думаю. Их стук разбудил меня.