— Ты расскажешь мне все. Здесь и сейчас, Марина. Я не сдвинусь с места, пока не буду знать все. Ты уяснила это? Уяснила? Отвечай.

— Ты не имеешь права заявляться в чужой дом так, — прыснула она. — Сталкерить меня, как безумец.

— Не называй меня так!!! — он снова вышел из себя и ткнул в воздух указательным пальцем. — Не смей, — шипел он. — Не тебе называть меня так. Не нужно здесь этих модных иностранных словечек!

Ее губы дрогнули в усмешке, и она отвела взгляд, скрестив руки на груди.

— Убийца, — Марк добавил тихо-тихо, почти шепотом, на выдохе.

Губы Марины тут же задрожали. Она замерла. Ее глаза стали влажными. Она не могла повернуться к Марку, не могла начать говорить и почувствовала себя такой беспомощной, какой не чувствовала себя даже прежде рядом с матерью. Холодок пробежал по позвоночнику от самой поясницы до шеи. В затылке закололо. Марк получил то, чего хотел.

— Ты закопала ее… Мирославу… Марну… Анну… Эбигейл! А-а-а! Хрен знает!.. закопала, как мусор. Действительно, как ненужный мусор, ибо ты даже не удосужилась припрятать тело получше, — он продолжал провоцировать ее. — Не удосужилась избавиться от улик!

Марина всхлипнула, пытаясь сдержать слезы, но до сих пор смотрела в сторону, прижимая руки к груди все сильнее. Услышав это, Патрик выбежал из кухни и закричал на Марка, прогоняя его. Девушка замотала головой, останавливая дядю.

— Все хорошо, дядя. Я все объясню позже. Пожалуйста… — умоляюще протянула она.

— Здесь и сейчас. Или я арестую тебя, — пригрозил Марк, и его угрозы смешивались вместе с угрозами Патрика, и Марина паниковала.

— На каких основаниях? — она вдруг повернулась к нему, и слеза скатилась по щеке. — Уходи, Марк.

— Ты сядешь в тюрьму.

Она рассмеялась.

— Кого ты хочешь провести? Думаешь, я добровольно отправлюсь с тобой в Россию?

— Так ты признаешь, что совершила преступление?

— Что?.. — она поморщилась. — Уходи, Марк. Дядя, пожалуйста, не надо! — она снова повернулась к дяде и прикоснулась к его руке. — Все хорошо.

— Дай мне знать, что этот мужчина угрожает тебе, и я вызову полицию, — прошептал Патрик, поцеловал ее в лоб и быстро вернулся на кухню к жене, напоследок окинув предупреждающим взглядом нежеланного гостя.

— Я уже сообщил начальству о твоем преступлении и предоставил им все улики, включая ДНК, твои и пропавшей, отпечатки пальцев с ноутбука, ту монету… Я знаю все о пожаре, о твоей матери, об Анне и Дугласе, о подставном психологе… — Марк решил рискнуть, и Марина купилась. — Дело только за временем, когда они передадут все документы в Интерпол, и тебя депортируют, — лгал он. — Или же ты можешь рассказать мне все, и, возможно, это спасет тебя от тюрьмы. В зависимости от того, конечно, что ты расскажешь мне.

Ноздри Марины раздувались. Она решала.

— Марина, я приехал сюда не за тобой, а для тебя. Я приехал сюда, потому что хочу тебе добра.

— Я не верю тебе.

— Я люблю тебя, Марина, — вдруг выпалил Марк и сам сделал шаг назад, будто эти слова были настолько огромными и тяжелыми, что оттолкнули его.

— Это… ты… это правда? — она дрогнула.

— Я… да. Поэтому я здесь, где мне нельзя быть. Расскажи мне, Марина…

— Ты понимаешь, что… Боже! — она вдруг вскрикнула так, что сама испугалась этого крика и звона в ушах и замолчала на секунду. — Я не могу! Я не могу этого объяснить! Уж лучше мне сидеть в тюрьме, чем в психушке! Боже! — она прорычала и заходила кругами, нервно смеясь.

— Марина… Я знаю больше, чем ты думаешь… — голос вдруг стал мягким и сочувствующим. — Я знаю больше.

— Ни хрена ты не знаешь! — рявкнула она и поджала губы, сжала кулаки.

— Если ты мне не расскажешь все остальное… то, чего я никак не могу понять… собрать воедино… возможно, я и сам окажусь в соседней с тобой палате, — он говорил все тише и тише, будто просил Марину о помощи. — Ее книга… она… меняется сама по себе, верно? Это звучит, как чушь… Я не верю, что я это говорю, но… а тот дирхам? Это он отправил ее туда? А ты? Ты тоже умеешь делать это?

Она вдруг посмотрела на него обеспокоенно, как смотрят на человека, который говорит о том, что смертельно болен, и в ее глазах блеснули слезы.

— Ты играешь со мной?.. — прошептала она, качая головой. — Играешь же?..

Она была близка к тому, чтобы сдаться. Оставалось дернуть за последние нужные ниточки.

— Твой дядя думает, что ты — это дочь Анны и Дугласа? То есть, Мирослава? То есть Эбигейл?

— Эбигейл? Что? Как? Откуда ты знаешь? — она нахмурилась.

— Настоящее имя Мирославы. Ведь так ее назвали родители при рождении?

— Откуда?.. Что?.. — Марина нахмурилась, вздохнула и села в кресло. — Откуда ты знаешь?

— Ты лжешь ему. Своему дяде. Он думает, что ты Мирослава, что ты дочь Анны и Дугласа. Но кто ты на самом деле, Марина? Кто ты?..

Она прикусила нижнюю губу. Марк подошел ближе и аккуратно сел в соседнее кресло, слева от Марины и посмотрел на нее, поставив руки на колени и подперев ими подбородок.

— Если ты читал книгу… Если ты читаешь ее… Ты знаешь все, — она говорила медленно и лениво, будто у нее совсем не осталось сил, но все же говорила загадками и говорила неточно, увиливая, чтобы Марк рассказал все сам, освобождая ее от этой участи.

— Главная героиня книги… это и есть Мирослава, — предположил он, начиная распутывать клубок. — Я это знаю давно. Но кто ты?

Марина покачала головой. Она еще не готова была отвечать. Марк продолжал раскачивать ее.

— Я не верю в перемещения во времени. Или в книги. Боже! Мне даже смешно об этом говорить. Я до последнего предполагал, что это чья-то злая шутка. Кто-то намеренно менял книгу, «помещая» пропавшую туда. Пока не увидел это своими глазами. Как строчки поменялись на распечатанных листах. А затем… все эти имена… и фотографии… Я видел Мирославу в 1996…

— Я и сама не понимаю, как это происходит, — Марина повела плечом. — И сама не верила в эти сказки, бредни моей матери, пока не увидела все своими глазами. Моя мать — Анна МакДауэлл, это так. Она работала нянечкой маленькой Мирославы. Это тоже так…

— Стой… Анна МакДауэлл? Ты и Мирослава. Кто вы друг другу? Сестры?..

— Другая Анна МакДауэлл. Та, что украла имя у настоящей.

— Так кто твоя мать?

— Она и есть моя мать.

— Скажи мне ее настоящее имя! Скажи!

— Мирослава Новикова! Марна! Эбигейл МакДауэлл! Теперь ты доволен? — быстро ответила Марина и посмотрела на Марка, чтобы увидеть его реакцию.

Но выражение его лица не менялось, и ни один мускул не дрогнул. Он смотрел на Марину, вынуждая ее говорить дальше.

— Значит, все это был всегда один человек… Я знал… я знал… — шептал Марк в приступе.

— Всю свою жизнь я злилась на мать… — Марина, наконец, начала исповедь. — Считала ее сумасшедшей и не понимала, за что мне было это все? Почему я ее дочь? Почему она моя мать? Все свои сознательные годы я провела, слушая ее бредни… о том, что она… О, боже… — Марина застонала и затрясла головой.

— Продолжай, Марина, — голос Марка стал вдруг ласковым.

— Она говорила мне, что она… путешественница во времени… что она застряла здесь, в настоящем… что мой отец где-то там… в… в… девятом веке, — она нервно посмеялась. — Что она убивала людей… что стала княжной… Я ненавидела ее, Марк. Презирала и ненавидела. А потом, когда мы переехали в Россию, я увидела все сама. Я видела собственную мать в молодости. Она…

— Мирославу? — уточнил Марк.

— Угу, — Марина поджала губы, чтобы сдержать слезы. — Это было даже больнее, чем просто считать свою мать поехавшей… Мирослава… она была совсем другой… не такой как моя мать… то есть, вторая мать… Ты понимаешь? Она была такой красивой, доброй, рассудительной… Мне так хотелось ей все рассказать… остаться с ней… быть с ней… хоть немного… узнать, каково это… быть дочерью прекрасной женщины.

— Когда вы впервые встретились? Взрослыми?

— Я видела ее еще год тому назад… издалека… Моя мать показала мне ее… чтобы доказать свою правоту. Мирослава тогда приезжала в Старую Ладогу на раскопки. Но мы впервые толком поговорили с ней в больнице, когда она потеряла ребенка.