Значит, уже думал… И ведь еще не знал про ребенка… Псих!

Кусаю губы.

Отчего мне становится намного спокойнее. Воронцов, конечно, ненормальный, что принимает настолько серьезные решения так быстро, но это большое облегчение знать, что он со мной не только ради ребенка.

Оказывается, это меня угнетало.

Услышав за спиной шаги, я стремительно запихиваю чек обратно в карман, достаю из другого свой телефон и с видом, будто я не занималась шпионажем, отвечаю:

– Да, мам.

– Варь, меня тут пригласили… – немного виновато сообщает мама. – Вы же ужинать будете не дома?

– Я вареники с картошкой налепила, – услышавшая вопрос из моих динамиков, отзывается Екатерина, именно она появляется в прихожей.

– Ага, сытые будем. Не торопись…

До меня неожиданно доходит, что мама еще совсем молодая. Ей будет только сорок пять в этом году. И выглядит она чертовски хорошо.

А она почти все последние годы никуда не выбирается. Может, теперь, когда часть забот возьмет на себя Воронцов, она тоже сможет устроить свою жизнь.

Оглушенная пониманием, что все наша маленькая семья живет не своей жизнью, я прощаюсь и бреду назад к детям и Виктору.

Он сидит на ковре и, стащив джемпер, терпеливо собирает очередной лего-замок по указке Тиль и слушает Тимошку, захлебывающегося рассказами про рычаг передач и какую-то важную кнопочку, отвечающую за лифт.

Понятия не имею, о чем он, но Воронцов даже что-то комментирует.

Почувствовав мое внимание, Виктор поднимает глаза, и у меня возникает странное ощущение. Это сложно объяснить. Будто все прямо сейчас встает на свои места.

Я дам ему шанс.

Нам будет сложно, но шанс заслуживают все.

И Виктор, и я. И Тимка с Тиль. И даже моя мама.

Я буду просто жить, а не прятаться от жизни.

Как я ни береглась, все привело к тому, чего я опасалась. Так стоит ли мучиться?

Спокойствие, которое на меня снисходит, сравни дзэну.

Мы будем ругаться и мириться.

Притираться.

Воспитывать ребенка. Нет, детей.

И ничего не надо бояться. Все это нормально.

Мне некуда торопиться.

– Ты так на меня смотришь, что я начинаю нервничать, – прерывает мое самокопание Виктор. – Кажется, ты сейчас решаешь мою судьбу.

– Ага, – просто отвечаю я.

– У меня есть возможность повлиять на твое решение? – напрягается Воронцов.

Ну надо же! До чего дошел прогресс – интересуются моим мнением.

– Есть, – киваю я.

Плечи Виктора немного расслабляются. Нервничает. Правильно. Это хорошо. Он должен бояться меня потерять.

Не отказывая себе в удовольствии, подхожу и поглаживаю Воронцова по обнаженной спине.

Он в своем стиле. Тут же понимает ситуацию так, как ему бы хотелось.

– Варь, тебе, наверное, сейчас не стоит… Я не уверен, что смогу быть бережным…

Кто про что, а вшивый про баню…

Это он решил, что меня интересуют постельные аргументы?

– Не стоит, – подтверждаю я и любуюсь скисшим выражением лица.

Тебе теперь долго ничего не светит, Виктор Андреевич.

Вот и посмотрим, чего стоит твое обещание вести себя хорошо.

Два месяца спустя

Разглядываю перед зеркалом пока еще абсолютно плоский живот. Скоро можно будет узнать пол ребенка. Я хочу дочку, а Воронцов и Тиль голосуют за мальчика. Тимка пока не определился. Как подерется с Эстель, хочет брата, а помирится – соглашается на сестру.

Мне очень хочется хоть кого-то перетянуть на свою сторону.

Спрашиваю Тиль:

– А почему ты не хочешь сестренку? Братик у тебя уже есть.

– Девочки противные, – выдает она.

Но вообще я буду рада и сыну, и дочке. Лишь бы ребенок был здоровеньким.

Пока все обследования говорят, что и я, и малыш в порядке.

Физически.

А вот эмоционально меня шатает.

И виной всему, как обычно, Виктор.

Он ведет себя странно.

Раньше он все время пытался затащить меня в постель, а теперь, когда во мне проснулись подходящие желания, Воронцов сливается.

Я уже не знаю, как дать ему понять, что я непротив, но дальше поцелуев он не заходит.

Чего стоит только вчерашний вечер.

Мы приехали в коттедж, дети набесились и уснули достаточно рано. И я, честно говоря, рассчитывала, что Виктор повторит попытки соблазнения.

Начиналось все хорошо.

Он заглянул ко мне в спальню пожелать спокойной ночи.

Я как раз переодевалась ко сну. И моя пижамка была далека от скромности.

Чувствуя себя по-идиотски, я сама подошла к Воронцову, и клюнула его вроде бы в щеку, но так, чтобы зацепить уголок губ.

Виктор отозвался мгновенно.

Горячий глубокий поцелуй явно не намекал на спокойную ночь.

Но стоило мне прижаться к нему плотнее, как Воронцов смылся к себе в спальню.

Я полночи ворочалась, пытаясь понять, что это было. Я ему больше не нравлюсь?

А утром застукала его в своей постели.

С внушительной эрекцией, между прочим.

И опять он ничего не предпринял.

Надо расставить все точки над «и».

За прошедшие месяцы я определилась со своим отношением к Виктору. Я перестала сомневаться. Да, мои чувства – не ураган. Не то, что колошматило Воронцова. Они совсем другие, но… Мое сердечко бьется для него.

Но если… Если, как женщина, я больше ему не нужна…

Кольцо-то он мне так и не подарил.

Вздохнув, я поправляю персиковый шелковый пеньюар и решительно отправляюсь в спальню к Воронцову.

Пока есть храбрость, надо попробовать. От нее уже через двадцать минут может ничего не остаться.

Виктор лежит на постели, закинув руки за голову.

Карий взгляд внимательно отслеживает мое приближение.

– Что-то случилось? – спрашивает Воронцов.

Да. Собираясь с духом, спросить, неужели он меня больше не хочет, я присаживаюсь на краешек постели и провожу рукой по обнаженной мужской груди. Мышцы под пальцы мгновенно напрягаются.

Гормончики радостно начинают плясать, и я завороженно опускаю ладонь на твердый пресс, обрисовываю кубики, которые начинают проступать отчетливее.

– Варя… – мученечески начинает Виктор, и я напрягаюсь в ожидании отказа. – Я не железный. Ты всю неделю испытываешь мою выдержку. От нее ни хрена не осталось… Еще одно движение пальцем, и я наплюю на свое слово…

Что?

Я столько нервов извела из-за того, что он дубина?

Демонстративно провожу пальцем вдоль резинки домашних штанов, и…

Мир переворачивается.

Я лежу на спине, а сверху меня придавливает жесткое тело. Такое горячее, что мне кажется, будто шелк белья плавится между нами.

На меня обрушивается шквал. Губы Воронцова впиваются в мои, его руки везде одновременно. Меня тискают и сжимают, и я расслабляюсь.

Честно говоря, я пока не готова быть роковой соблазнительницей, и меня устраивает, что Виктор предпочитает брать инициативу в свои руки.

Но сегодня я, наверное, впервые осознанно собираюсь получить то удовольствие, которое он может мне дать. И я послушно раскрываю бедра навстречу его пальцам, отзываюсь на поцелуи, выгибаюсь навстречу ласкающим грудь ладоням.

Я думала, что я хочу Виктора.

Но его огонь распаляет меня сильнее. Сладкие спазмы один за другим тянут низ живота. Меня затапливает эта горячечная лихорадка, погружая в полубред. Я даже не замечаю, в какой момент мы остаемся совсем голыми.

– Варенька, наваждение мое… – бормочет Воронцов, погружая пальцы в мой жар и растягивая меня для себя. – Сама пришла… Сама…

Я почти не слышу, что он шепчет, у меня и самой крыша улетает.

Я уже готова. Меня терзает жажда, но Виктор все оттягивает момент слияния, упиваясь моими стонами.

– Сама… Приняла…

И раскрыв меня, водит головкой между набрякших горящих губок.

Он так смотрит мне в лицо, что я закрываю глаза. Это слишком непристойно. Даже непристойнее чем то, что он со мной делает. И меня от этого накрывает еще больше.