– Тебя же нет в городе, – бестолково шепчу я, надеясь, что это мне снится.

– Самолеты еще никто не отменял. Варя, есть вопросы.

– Но меня определенно радует, что мы наконец-то перешли на «ты», – мрачно хмыкает Воронцов и, как это у него водится, не спрашивая разрешения, проходит внутрь.

А на меня накатывает паника.

Я не готова видеть Воронцова. Даже встретиться не готова, не то что отвечать на какие-то там вопросы.

– Давай отложим? – сипло прошу я. – Я сейчас немного занята…

Виктор скашивает глаза на ледянку в моих руках и приподнимает брови:

– Домашний бобслей?

– А? Что? – хлопаю глазами, не вписываясь в крутые виражи беседы.

– Не ври, говорю. Варя, ты сегодня опять негостеприимна, но я сам приглашу себя на чашечку чая или кофе. Разговор у нас с тобой предстоит основательный…

И разувается.

И пальто снимает.

И вообще действительно он у меня дома. Опять.

Подталкивает меня в сторону кухни, и мне ничего не остается, как подчиниться. Ругаться я сейчас не в состоянии. Все силы уходят на то, чтобы взять себя в руки и не дрожать.

– И какая была необходимость лететь раньше времени? – я прислоняюсь к подоконнику, все еще держа в руках чертову ледянку.

– Ты не отвечала на мои звонки, – словно это в порядке вещей, отвечает Воронцов, усаживаясь на табуретку.

– Ну потом бы перезвонила, – парирую я.

– А я думаю, что не перезвонила бы.

– Ну и что? – наигранно равнодушно я пожимаю плечами.

– А то, – взгляд Виктора тяжелеет. – Скажи-ка мне, Варвара, что это такое?

Он достает мобильник и показывает мне фото, как я выхожу из лаборатории, где сдавала анализ.

Коленки начинают подгибаться.

– Это я. А ты за мной следишь? Тебе мало того, что Раевский влез в мою частную жизнь, ты тоже решил приобщиться к незаконной деятельности? – бравирую я. – Ты в курсе, что за это предусмотрено уголовное наказание?

Хочется сбежать, но кое-кто вытянул свои длинные ноги и перегородил всю кухню.

– А это тоже не моя инициатива, – открещивается Воронцов. – Но кажется, стоит взять на вооружение.

– А Егору заняться больше нечем? – пылю я.

Я так нервничаю, что пластик в руке начинает скрипеть, я вот-вот его сломаю.

– И Егорка тоже не имеет к этому отношения. Мне, знаешь ли, аноним с утра пораньше прислал фотки. И даже сделал несколько предположений. И я решил разобраться.

– Аноним? Фотки? Разобраться? Вы там все сошли с ума. С чем ты собираешься разбираться? Я болела, нужно было сдать анализы. Мне в следующий раз баночки тебе приносить?

В голове стучат крошечные молоточки. Ладони становятся влажными.

– Да? – недоверчиво изумляется Виктор. – А вот это что?

И он предъявляет мне следующее фото, на нем четко видно вывеску женской консультации, по ступеням которой я спускаюсь с огромными, как плошки, глазами.

– Ничего. Или и гинекологом будешь тоже ты подрабатывать?

Не позволить губам задрожать, не захлюпать носом.

Я смогу.

– Варя, у тебя прямо сейчас есть шанс рассказать мне правду. В противном случае, я поступлю так, как посчитаю нужным. Видишь ли, аноним предположил, что ты со мной свяжешься и порадуешь новостью о беременности, ну и попросишь денег на аборт или содержание ребенка…

В прямом смысле слова ошалев, я вскидываю на Воронцова взгляд, который до этого трусливо отводила.

– Что?

– Я жду, Варя, – давит Виктор.

– Ч-чего? Ч-что я д-денег буду просить? – я почти заикаюсь. – М-мы еще рыбу не съели…

– Какую рыбу? – не понимает Воронцов. – Варвара, не заговаривай мне зубы. Ты беременна? Имей в виду, что я все равно узнаю правду, это дело нескольких звонков.

– Уходи, – требую я несчастным тоном, но Виктор лишь становится похож на хищника, взявшего след.

– Вар-р-ря, – раскатистый голос меня нервирует. – Я жду объяснений. И чая. Или кофе.

Лично меня бы устроила и сковородка ему на голову, но, увы, я слишком законопослушна и хорошо воспитана.

– Я ничего не обязана тебе объяснять, – поджимаю губы.

Виктор все узнает, когда я сама буду к этому готова. И если вообще буду.

– Солнышко, – нарочито ласково обращается ко мне Воронцов, поднимаясь и заставляя меня нервничать еще больше и кусать губы, – ты же понимаешь, как бесполезно твое упорство? Ты беременна? Да или нет.

И почти зажал меня у подоконника.

Я не знаю, не знаю, что мне делать. Зачем он давит?

– Это не твой ребенок! – зажмурившись, выпаливаю я. – Отстань от нас! О меня!

Тишина в ответ.

Я приоткрываю один глаз и встречаюсь с насмешливым взглядом Виктора.

– Ну да. Ты просто огонь, детка! Девственности лишилась и тут же побежала детей делать. Так я тебе и поверил. Ты уж определись с линией поведения, то ли ты порядочная, то ли оторва.

Как он меня выбешивает этой фразой, даже описать невозможно.

Видит бог, я не хотела этого делать, но спишем все на гормоны. Я размахиваюсь и начинаю лупить ледянкой Воронцова по макушке.

– Ненавижу тебя, ненавижу! Идиот! Придурок! Мачо доморощенный! Самец-осеменитель! Натворил дел, а я должна расхлебывать! Следит он за мной! Анонимы у него! Приперся он! Чего ты от меня хочешь?

– Пожалуй, водки… – хрипит избитый Виктор. – Варь…

– Уйди, а? И без тебя тошно… – отталкиваю его со своего пути и, ощущая, что слезы подкатывают, несусь в комнату.

Но когда это у Воронцова было чувство такта?

Этот носорог прется за мной.

– Варь, ты же ничего не сделаешь с ребенком? – напряженный вопрос настигает меня в уже на пороге спальни, на двери которой, как назло, нет замка.

Ну естественно, Виктор заходит за мной следом.

Падаю пластом на разобранную кровать и зарываюсь лицом в подушку, чтобы он не видел, что я реву.

– Варь, – присев рядом, Воронцов осторожно гладит меня по подрагивающим лопаткам и вдруг замолкает. После небольшой паузы вопрос Виктора, как гром среди ясного неба: – А.. это Тимкина мама? – у меня внутри все покрывается ледяной коркой. На тумбочки возле постели в рамочке стоит фото Маши. – Варвара… я не знаю, что я с тобой сделаю. Эту Марию я прекрасно помню. Если я не ошибаюсь, отчество Тимошки – Сергеевич?

Молчу.

– Варя?

– Это тебя не касается, – бубню в подушку.

– Тимка – сын Сереги? – продолжает допытываться Воронцов.

Ну вот что ему нужно? Он прекрасно жил без этой информации столько времени.

– Судя по отчеству, да. Какой-то Серега его отец, – язвлю я.

Виктора явно не устраивает коммуникация в такой форме, и он насильно перекатывает меня на постели так, чтобы я оказалась к нему лицом.

– Ты совершенно не умеешь врать, – злится Воронцов.

А чего, спрашивается, бесится? Сам влез, куда не надо, а теперь ко мне претензии, что вру я недостаточно хорошо.

– Я не была знакома с отцом Тимошки, – абсолютно честно говорю я.

– Но ты знаешь, кто он. Варя, я жду. Тимка – мой племянник? – и пристально смотрит мне в лицо. Я не справляюсь, и отвожу взгляд. Кажется, этим я подписываю себе приговор. – Варя, почему ты мне не сказала? Я имею право знать!

Видно, что Виктор старается сдерживаться, чтобы не приняться за любимую привычку решать все вопросы ором. Но у меня стресс, и я сдерживаться не желаю. Я его не звала, в конце концов.

– Имел право знать отец Тимки, но, честно говоря, я понимаю, почему Маша не стала ему рассказывать. Не много ребенок потерял, без такого безголового папаши. Впрочем, ему могла бы и сказать. А ты никаких прав не имеешь!

– Да ты мне и как отцу не торопилась ничего рассказать! – все-таки свирепеет Воронцов.

На меня снова накатывает злость. Он создал всю эту ситуацию, а я еще и оправдываться должна? У меня, может, планы были! Я хотела выйти на работу, хотела семью, а теперь что?

Я опять луплю кулаками в грудь Виктора:

– Да уж ты отец! Сунул-вынул-оплодотворил-на шубу! Зачем мне тебе рассказывать? Чтобы ты опять начал меня подозревать черте в чем? Что там полагается делать элитным содержанкам? Требовать денег? Квартиру? Я не в курсе! Ты бесчувственное чудовище! Ты хоть понимаешь, что моя жизнь теперь изменится, и не так как я хотела? Я беременна! Да еще и от тебя!