– Я пойду… – уже хватаюсь за ручку под его взглядом, думаю, желание сбежать, читается на моем лице без всяких усилий.

– Хочешь, я покажу тебе твою комнату? – предлагает Виктор.

– Нет, зачем? Я думаю, мне покажут… Не стоит напрягаться…

– Да тут совсем рядом, Варвара, я точно не успею утомиться, пока дойду до соседней двери.

Что?

Я хватаю ртом воздух от возмущения, а потом до меня доходит, что это ведь неважно. Соседняя дверь или нет, Воронцова не будет, он уезжает. Но мне все равно становится не по себе.

А когда Виктор пересекает спальню и, распахнув межкомнатную дверь, делает приглашающий жест, я опять напрягаюсь.

– Эм… Смежная комната? А отдельный вход у нее есть?

– Разумеется, – кивает Воронцов. – Но так быстрее.

– Я бы предпочла другую комнату…

– Ты же ее не видела, сначала посмотри, – с видом демона-искусителя предлагает Виктор.

Зажав в разом повлажневших ладошках договор, я робкими шагами иду в сторону распахнутой двери под хищным взглядом Воронцова. В его глазах вспыхивает победный огонек, когда я протискиваюсь мимо него в предлагаемую комнату.

Я проскакиваю мимо него с бьющимся сердцем, потому что мне кажется, что этот большой зверь тотчас схватит меня, и никуда мне не деться из сильных рук.

Но оказавшись за порогом, я понимаю, что это была ловушка, и сейчас она захлопнулась, лязгнув острыми краями.

Боже…

Если в городской квартире Воронцова комната Тиль – это мечта любой девочки, воображающей себя принцессой, то эта спальня – рай для королевы.

Большая, просторная, в персиковых тонах. Невесомые портьеры, обрамляющие французское окно, создают ощущение легкости и воздушности. Золотистый шелковый ковер манит пройтись по его ворсу босыми ногами. Возле широкой постели с балдахином великолепный столик для женских принадлежностей. Ароматическая лампа на комоде в окружении изящных подсвечников. Справа от меня приоткрыта гардеробная, а дальше распахнутая дверь в персиковую ванную.

И посреди этого великолепия, благоухающего сиренью, я в удобном и немного растянутом свитере и джинсах.

Это все как из другой жизни.

Хотя почему как? Так и есть…

– Ну как? Нравится? – над самым ухом вкрадчиво спрашивает Виктор.

Я девочка до мозга костей. Конечно, мне нравится.

Это комната – манок для меня, как найти в себе силы отказаться?

Уверена, спальня, в которой живет домработница вовсе не такая шикарная.

– Очень красиво, – вынуждена признать я.

– Все еще хочешь чего-то… другого? – двусмысленный вопрос Воронцова заставляет меня мобилизоваться.

– Я думаю, мы с Тимошкой уместимся на этой постели, – даю я понять, что никаких мыслей о хозяине соседней спальни у меня нет.

– Дети спят в другой комнате. Екатерина покажет.

– Но…

– Ты себя в зеркало видела, Варвара? Попробуй выспаться, пока меня нет.

Очередная двусмысленность.

Чуть было не спросила, раз я так плохо выгляжу, зачем вы ко мне пристаете? Но понимаю, что это будет выглядеть, как будто я нарываюсь на комплименты.

Ладно. Товарищ начальник свалит в свою командировку, и если Тимка захочет, будет спать со мной. И никто не запретит.

Ну что он над душой все стоит?

Делаю для вида круг по комнате, надеясь, что Воронцов пойдет наконец продолжать сборы. Он, что, совсем не торопится?

Видимо, нет. Потому что Виктору как медом намазано, он плавно идет ко мне, вызывая у меня желание сбежать. Я пячусь до тех пор, пока не упираюсь в кровать, ласково подставившую мне подножку.

Не удержавшись я плюхаюсь на постель, рассыпая листы договора, а Воронцов нависает надо мной с хищным выражением лица.

– Удобно? – допрашивает меня чересчур гостеприимный хозяин и смотрит при этом так, будто на мне одежды вообще нет.

– Спасибо, – барахтаюсь я, пытаясь подняться, – вполне.

И все-таки мне приходится ухватиться за протянутую руку.

Рывком поднимая, Виктор впечатывает меня в свое тело. Более того, он шумно вдыхает воздух у меня за ухом, отправляя в забег встрепенувшиеся мурашки.

– Барби.

Блин, он реально в меня играет, как в куклу.

Выпутавшись из хватки, я отступаю к дверям.

– Я за вещами… – и драпаю.

Мне слышится довольный смех за спиной.

Кошмар, кошмар! Скорее бы он уехал.

А внизу меня встречает знакомый бедлам. Я не знаю, откуда в детской батарейке такой заряд, но оба ребенка носятся по первому этажу, демонстрируя, кто круче въедет на носках за угол. Как пить дать в косяк влетят!

Только я собираюсь в панике прекратить этот беспредел, как мне на плечо ложится рука Екатерины, так кажется, ее зовут.

– Пойдемте, чаю выпьем, – тянет она меня вглубь дома.

– Но они же убьются! – беспомощно отзываюсь я, даже не пытаясь перекричать стоящий гвалт и визг.

– Первый у тебя, да? Ты думаешь, они в детсаду не так бегают, что ли? – усмехается она. – Просто ты не видишь.

Ну, может, она и права… Дома у нас сильно не разгонишься…

– Пойдем-пойдем, убиться тут не обо что, а набьют шишек, будут потом осторожнее, – посмеивается Екатерина.

Ничего себе философия у няни в богатом доме…

Я все еще растеряна, поэтому позволяю утащить меня на кухню.

На кухне хуже слышно, что творится в холле, поэтому я продолжаю нервничать, но Екатерина забалтывает меня, и потихоньку начинает отпускать.

И я решаю отсидеться здесь до отъезда Воронцова.

Только это от него не спасает.

Уже одетым в пальто Виктор заглядывает на кухню, и я под его взглядом замираю с чашкой у рта.

– Я уехал, Варвара. Доберусь, позвоню.

И выходит, оставив за собой шлейф парфюма.

Я икаю.

Это прозвучало… очень по-семейному. Я затравленно кошусь на Екатерину, но у нее в глазах никакого пренебрежения, только любопытство.

Позвонит он. Зачем? Пусть звонит дочери или Екатерине.

Ой! Надо маме позвонить! Я же обещала, как доеду, ей набрать!

И до меня в очередной раз доходит, насколько интимна была фраза Воронцова.

От смущения сбегаю с кухни. Зацепив обе сумки, поднимаюсь в выделенную мне королевскую комнату и, пока идет дозвон, открываю оба баула.

– Блин! – вырывается у меня.

– Варь, что? – нервно спрашивает мама, которая уже на линии.

Что-что… Мы вырастили чересчур сообразительного ребенка. Дотумкав, что из его сумки лишние игрушки убирают, он поступил хитрее.

– Тимошка-паршивец! Он таки засунул своих динозавров. Вместо моей пижамы!

И ночнушки. И халата.

Спустя три дня, проведенных в этом сумасшедшем доме, мне кажется, я приобретаю небывалую крепость нервов. Один ребенок – это еще ничего. Теперь я не понимаю, как люди решаются на двоих! В дикой среде эти особи способны на все!

Эстель, казавшаяся мне раньше капризным ангелочком, показала свое истинное лицо. Вот с кого можно писать Пеппи Длинный чулок. А Тимошка растет явным подкаблучником, охотно ведется на все подначки. Я уже не уверена, что это хорошо, что дети так поладили.

Правда, вечером перед сном, когда приходит время сказки и обнимашек, все не так радужно. Детская ревность являет себя во всей красе. Доходит до тычков.

Нашли выход. В детской спальне между кроваткой Тиль и кроваткой, которую поставили для Тимки, стоит диванчик. Мы его раскладываем, я ложусь по середине, а дети прижимаются с двух сторон, запуская ладошки мне в волосы. Я даже наловчилась менять руку, держащую книжку, так, чтобы гладить детей по очереди.

К тому моменту, как оба начинают сопеть, плечи у меня отваливаются, но какие же они сладкие, когда спят… Мы с Екатериной раскладываем их по своим местам, и идем пить чай. Самое спокойное время в полном суеты дне.

А вот утром Эстель побеждает в борьбе за мое внимание. Я делаю ей прическу, пытаясь собрать детских пух так, чтобы он не лез в глаза, и втайне тащусь от всех этих заколочек, резиночек и невидимок.