– Что-то ты только всякую хрень поддерживаешь, – злится Воронцов, – а что-нибудь толковое – нет!

Это он сейчас про его домогательства в лифте и офисе?

Дайте мне сковородку!

– А я тугодум, – шиплю я. – Видите? Стоит только мне как следует подумать, и я принимаю правильные решения.

– В общем так, Тронь. Послушай меня…

– Нет уж, – завожусь я. – Это вы меня послушайте, Виктор Андреевич! Давайте. Напрягитесь. У вас должно получиться, это не такое сложное действие, как выглядит на первый взгляд.

Пауза.

– Ну? – нетерпеливо подталкивает меня Воронцов.

Набираю в грудь воздуха для тирады:

– Оставьте ваши деньги себе! Они мне не нужны! Не после того, как выставили их платой за… за… – меня клинит, не хочу произносить слово «секс», – … не за работу няни!

Слушать-то он меня, может, и слушает, да только выводы делает в стиле барина Воронцова.

– Это ты намекаешь, что бессребреница? И переспала со мной из жалости? – заводится Виктор.

Он безнадежен.

– А думать, что я переспала с вами за деньги, приятнее, правда? Так выходит, что это не вы жалкий, а я жадная?

В динамиках слышен треск. Такое ощущение, что Виктор что-то сломал или уронил.

– Варвар-р-ра, ты специально меня злишь? – ревет в трубку буйнопомешанный.

– Ничего подобного, – я возмущена. – Вы, разумеется, мне не поверите, но я ничего ради вас специально не делала и делать не собираюсь.

На этот раз с того конца провода доносятся более конкретные признаки разрушений – битое стекло.

– Да вы все сговорились, что ли? – психует он, а я и забыла, что он бывает таким. – Сначала Тиль выносит мне мозг, потом Ирина, теперь ты со своими капризами! Говорил мне Раевский, что нельзя бабам давать думать… От этого одни проблемы!

Я подозреваю, что Раевский – это тот самый Егор. Надо же: вот, как выглядит, еще один толстосум города и, очевидно, сексист.

Тиль – понятное дело, насчет того, что она сумеет вынести мозг, я ни капли не сомневаюсь. Она вся в папочку!

А вот Ирина…

Ирина мне неизвестна. Жену вроде бы Галиной зовут.

И почему-то упоминание Виктором незнакомой женщины мне неприятно. Возможно, речь идет о той самой хамке, что звонила мне вчера.

– Кстати, – я решаю, что настала моя пора высказаться. – Попросите мою замену держаться от меня подальше! Мне не нравится, когда хабалистые неизвестные истерички звонят мне и угрожают. Мне не нравится, когда мне присылают пугающие посылки. И мне очень не нравится, что кому-то постороннему известны мой телефон и мой адрес. В свете полной неадекватности вашей приятельницы я опасаюсь за своего ребенка!

– Что? – рявкает Воронцов.

Причем переходит на знакомый ор.

– Я все сказала. Изложила достаточно доступно! Я не хочу больше иметь с вами ничего общего! И работать на вас тоже не собираюсь. Ни няней. Ни аудитором. Всего недоброго!

Бросаю трубку.

Телефон, разумеется, тут же оживает. А то как же! Как это последнее слово не за Виктором!

Типовой рингтон продолжает меня нервировать, и я выключаю звук.

Наивная.

Думала, что этого достаточно, чтобы отвязаться от Воронцова.

Но он же внезапный, как комета!

Полчаса спустя, когда мы с Тимкой все-таки приходим к соглашению по поводу остывшей сосиски, травмирующую мою психику песню про синий трактор заглушает грохот. Мы с Тимошкой подпрыгиваем на месте, а потом до меня доходит, что это ломятся в дверь.

Приговаривая про себя: «По полям, по полям…», по пути в прихожую я на автомате проверяю все краны, не течет ли где, но за порогом вовсе не разгневанный сосед.

Хуже!

Взбешенный Виктор в куртке нараспашку.

Не давая мне и слова сказать, он водворяется на мою жилплощадь.

– Варя, ети твою налево! Что за угрозы? Рассказывай!

– Чтобы узнать детали, не стоило ко мне приезжать! Можно было уточнить все по телефону! – злюсь я, потому что мне становится сразу неуютно. Огромный Воронцов занимает всю нашу небольшую прихожую. Запах Тома Форда мгновенно оккупирует территорию. И весь он такой дорогой, холеный да лощеный, а я лохматая и успела только умыться и натянуть домашний костюмчик.

– Ты меня за идиота держишь, Тронь? Я звонил, но ты брыканула! Мало мне проблем, еще и это! Рассказывай! – рявкает он.

Я тут же взвиваюсь еще сильнее.

Ах проблем у него и без меня много? Так он сам их упорно создает!

– Катитесь назад в свою беспроблемную жизнь! И постарайтесь не создавать их мне!

Уперевшись руками в грудь, обтянутую белым кашемиром, я пытаюсь выпихнуть Виктора обратно за порог и чувствую, что номер не прокатывает.

Воронцов смотрит на меня сверху вниз, снисходительно приподняв бровь.

– Варя, если тебе нравятся такие игры, я готов…

– Что? – не въезжаю я.

– Ну с сопротивлением и все такое… Надо было просто сказать.

Таращусь на него, не в силах осознать, что мое нежелание видеть Виктора в своей квартире, он расценивает, как прелюдию. У меня от шока, даже руки опускаются.

Но я тут же спохватываюсь:

– Вы что несете? А если Тимка услышит? – и сама напрягаю слух. Странно, что ребенок еще не прибежал удовлетворить любопытство, но судя по доносящейся до меня из телевизора на кухне песни «Акулёнок туруру», еще минут пять у меня есть, за которые надо выставить Воронцова. – Зачем вы приехали?

– Ты не простыла, Тронь? – наигранно беспокоится Виктор, щупая мой лоб. – Моя женщина говорит, что ей угрожают, я что должен был делать? Пойти выпить кофе?

– Я не ваша женщина! Не была и не буду!

– Да куда ты денешься! – опять рявкает он, заставляя меня нервно оборачиваться в сторону кухни.

– Вы же два раза не предлагаете? – ехидно напоминаю я.

Воронцов смотрит на меня как на несмышленыша:

– Так и не отказываюсь. Я предлагаю один раз, а потом беру сам.

Что? Сам? Это как?

Но уточнять не рискую. А ну как возьмется показывать…

Он псих. Я же знаю. Чему я удивляюсь?

Не в силах подобрать цензурных слов, я молча пялюсь на джемпер перед моим носом. Вкусно пахнущий и белый. Совсем белый, как горячка у Воронцова.

Может, у него опять температура?

– Так что, Варя? Будешь держать меня на пороге? Я все равно никуда не денусь. Как и твои проблемы. И я просто жажду о них услышать, – давит Виктор.

– Я не хочу с вами разговаривать, – огрызаюсь я, но не столько агрессивно, сколько беспомощно, потому что уже в курсе, что этот господин если нарисовался, то фиг сотрешь.

– Неправильная ты женщина, Тронь. Обычно вы любите поговорить, – подкалывает он, и я вспыхиваю.

– Идите к своей правильной!

– Ревнуешь? – с надеждой спрашивает Воронцов.

– Ничего подобного! – фыркаю я.

И я не вру. Разумеется, не вру. Я не чувствую к этому пещерному человеку ничего такого. Просто мне немного неприятно…

Чтобы перевести стрелки, я беру с ключницы распакованную коробку и сую Виктору:

– Вот.

Нахмурившись, он подцепляет пальцем верхний лоскут за бывшую бретельку.

– Не мой фасон, Варя. От тебя подарки я готов брать только натурой…

– Виктор Андреевич, – снова завожусь я, – раз вам не нравится, отдайте той, что мне это прислала!

Воронцов меня доконает!

Виктор снова ворошит обрезки, и брови его сначала приподнимаются, потом сходятся на переносице, а на лице отражается работа мысли.

Чудо какое! А в принятии важных бизнес-решений участвует, наверняка, все тело!

Но очевидно, какой-то пазл у господина Воронцова все-таки сложился, потому что он переводит мрачный взгляд на меня и повелевает:

– Сделай мне кофе. Рассказывать можешь начинать…

И этот, не могу подобрать нужный эпитет, собирается пройти в квартиру прямо в обуви!

– А ну разулся! – рявкаю я, и этим просто привожу товарища в ступор.

Да я и сама в шоке. Не ожидала, что так смогу.

С другой стороны, еще никто не пытался пройти в грязной обуви по моим свежевымытым полам, по которым Тимошка гоняет босиком.