Ах да, я же его в черный список сунула. Надо разблокировать. Сейчас скрываттся смысла нет. Он уже обо всем знает.

Стоит мне только снять блокировку, как тут же приходит сообщение от Виктора: «Все меня сегодня бьют. Ты – поджопником, Екатерина – полотенцем».

Против воли улыбаюсь, и тут же задумываюсь, за что ему прилетело? Я-то понятно, а вот Екатерина с чего озверела?

Немного помаявшись, я ее набираю. Нет-нет, вовсе не потому что мне интересно, что происходит у Воронцова. А так. Просто. Спрошу, как дела у Тиль.

– Варя, – радуется мне Екатерина. – Ну как ты? Что этот дуболом натворил, а?

Я как-то сразу догадываюсь, что она имеет в виду Виктора. Очень ему подходит.

– А за что вы его полотенцем?

– Он сказал, что ты не хочешь нас видеть, и мы в черном списке. Тиль на него просто обиделась, а я спросила, в чем дело. Сидит вон. С вискарем. Идиот.

Ага, так это он мне пьяный написал.

– И что он сказал?

– Ничего, кроме того, что он тебе не нужен, и цитирую: «я так просто не сдамся». Я психанула, отобрала у него лимоны и лед. Сидит, пьет теплый виски, как дурак.

Женская солидарность – она такая.

– Так ему и надо, – одобряю я. Мелочно, но все равно. – Как там Тиль?

– Он ее только уложил. Обрадовалась, что папа раньше времени приехал, на ушах стояла. Эстель требовала, чтобы Виктор тебя привез, ну он и выдал. Теперь мрачнее тучи.

– Я пока не могу… Как-нибудь выберу время, – сглотнув, обещаю я.

– Мы, правда, в черном списке? – с подозрением спрашивает Екатерина.

– Нет, это у Виктора Андреевича такие шутки дурацкие. Ладно, я просто так позвонила. Без дела. Спокойной ночи, – прощаюсь я.

Мне бы тоже спокойствие не помешало.

Всю ночь я по-честному, как советовала мама, пытаюсь думать, но ничего путного в голове не оседает. Только не высыпаюсь, и проваливаюсь в сон, когда уже слышу, как мама будит Тимошку. Они сегодня пойдут в кукольный театр, а я сачкану.

Пару раз буйный деть прибегает ко мне с уговорами присоединиться к походу, но я такая вялая, что даже Тимка машет на меня рукой. Я даже не помню, как они ушли.

Просыпаюсь резко.

В состоянии пограничным с паникой.

Вроде ничего мне ужасного не снилось, и обрывки сна уже через минуту растворяются в памяти невнятным туманом, а гнетущее ощущение остается.

Хочу повернуться на бок и понимаю, что живот в районе пупка покалывает, а как только я меняю позу, изнутри начинает тянуть.

Пулей вылетаю из постели и бегу в ванную.

Опять кровотечение. Несильное, но живот тянет ощутимо. Бросаюсь к телефону, но мама не отвечает. Наверное, телефон выключила, чтобы представлению не мешал.

Господи. Сегодня воскресенье, кабинет гинеколога не работает.

Скорую? Но мне страшно!

Помедлив лишь секунду, я набираю Воронцова.

Мои хорошие!

История Виктора и Вари подходит к концу, эти двое, каждый по-своему упертые, найдут дорожку друг к другу. А я пока потихоньку запущу новую историю. Она будет коротенькая, писать буду без графика, но быстро.

Приглашаю вас познакомиться с новыми героями цикла в романе «Порочные сверхурочные». Надеюсь, вам понравится

https:// /ru/reader/porochnye-sverhurochnye-b482316?c=5735194

– Варя? – голос Виктора звучит бодро, но напряженно. – Я не ждал, что ты так быстро…

Н я его перебиваю:

– Что-то с ребенком! – вываливаю я на него сразу, не здороваясь. – Я боюсь одна в скорую…

Даже не став интересоваться, а где моя мама, Воронцов мгновенно отзывается:

– Десять минут, и я у тебя.

Я вспоминаю его манеру езды и верю, что да, будет.

– Я пока вызову…

– Чего ты вызовешь? Что они сделают? Все равно в больницу отправят. Я сам тебя отвезу в нормальную клинику, а не в дежурку…

– Ладно, – плаксиво отвечаю, скорчившись на бортике ванной. Почему-то скорая меня всегда пугала больше, чем сама больница.

Шмыгаю носом в трубку, не решаясь сбросить звонок.

Одной оставаться не хочется.

– Рассказывай, – командует Виктор, и я слышу, как хлопает входная дверь, и звенят ключи. В груди становится вдруг неожиданно тепло. Он спешит к нам. – Не молчи, Варь. Рассказывай…

– Что рассказывать? – теряюсь я, не понимая, что он хочет услышать. Я вся сосредоточена на гулком звуке шагов по подъезду.

– Какие симптомы? Что не так?

Звуки улицы врываются в эфир.

– Э… – я не могу обсуждать с ним такое. – Это как-то неприлично…

– Варвара, мы занимались сексом! – рявкает Воронцов на всю Ивановскую, надеюсь, рядом нет прохожих. – Я был в тебе! Какое уж тут стеснение!

– Ну ты же не врач, – продолжаю упираться я.

– Вар-р-ря, ты хочешь, чтоб меня на нервах инсульт трахнул?

Обиженно соплю в трубку. Но с другой стороны, я ведь его напугала. Его ребенок может пострадать…

– Живот тянет, и…

– Ну? – подначивает меня Виктор.

– … и кровь, – почти шепотом выдавливаю я. Если он не расслышал, я повторять не буду.

– Много? – продолжает допытываться Воронцов под звук заводимого двигателя.

Господи, да что он пристал!

– Нет!

– Так… – бормочет себе под нос Виктор. – Срок совсем маленький. Десять-двенадцать дней. Это должно быть нормально, если болит не сильно…

– С чего ты взял? – с одной стороны уверенность Воронцова успокаивает, с другой почему-то возмущает. Легко ему говорить…

– Книжку вчера читал, – отвечает мне он и тут же на кого-то орет: – Да куда ты прешь долбоящер ушлепчатый?

Нервничает.

То есть, это моет быть нормальным, но он все равно ко мне торопится.

– А что за книжка?

– Про беременность, Варя, – терпеливо объясняет Виктор, хотя я и сама могла бы догадаться.

Мне становится стыдно. Я еще ничего не читала, а Воронцов уже вникает.

– Так сильно болит? – не отстает он.

Я прислушиваюсь к себе.

– Нет. Почти перестало…

– Скорее всего, плод крепится, матка увеличивается, – не то себя, не то меня успокаивает Виктор.

Ааааа!!!

Сижу и уши у меня горят.

Это вообще все неловко, да и, не смотря на сложные отношения с Воронцовым, мне, как и любой девушке, не хочется, чтобы меня воспринимали слишком физиологично. Мы все мечтаем быть принцессами, которые не какают и не едят чеснок.

А тут «матка», «кровь» …

Я не выдерживаю прерываю словесный поток Виктора:

– Извини, пожалуйста. Я перепугалась, а такое уже было пару дней назад, врач сказала, что все в порядке… Я зря тебя сорвала…

– Варь, кончай извиняться. Все равно сейчас съездим к врачу. Тебе же плохо. Пусть делают, что должны и все расскажут. Что там у тебя за жутка консультация?

– Да нормальная… Я думаю, просто к ней не часто приходят на двухнедельном сроке… – вступаюсь я за гинеколога, но Воронцов, кажется, готов всех четвертовать.

– Все, солнышко. Я уже во дворе паркуюсь.

Я даже замираю от ласкового слова, которое у Виктора вылетает само собой. А потом чешу к окну, чтобы посмотреть, как Воронцов идет к подъезду.

Мама дорогая!

Он в пальто и тапочках!

Бросаюсь скорее к двери.

Идиот. Только что же болел!

Я возмущена безголовостью Виктора, но не успеваю его отругать, потому что огребаю первая:

– Ты почему на ногах? Надо было дверь отпереть и идти в кровать, – он подхватывает меня на руки.

И именно сейчас я понимаю, что чувствую себя совсем нормально. Перестало тянуть и покалывать. Может, это, конечно, так совпадает, но возникает ощущение, будто это присутствие Воронцова влияет так хорошо.

Стряхнув с босых ног мокрые тапки, он несет меня на развороченную постель. Я не успеваю даже пикнуть, как оказываюсь завернута в одеяло. Виктор прямо в пальто садится на краешек кровати и, поводя плечами, достает телефон.

Кажется, он собирается куда-то звонить, но у меня больше ничего не болит.

– Не надо… – прошу я.