– В смысле не надо? – заводится Воронцов. – Моя женщина боится…

Выпростав руку из кокона, я хватаюсь за его ладонь:

– Вить, все уже хорошо…

И Виктора как будто на паузу ставят. Он впивается глазами в мои пальцы, и я краснею от собственной смелости. Если не считать секса, я, наверное, в первый раз сама к нему прикоснулась.

Сглотнув, Воронцов поднимает взгляд:

– Охренеть, никогда не думал, что буду кайфовать от собственного имени, – смущает он меня. – Девочка моя…

Это звучит так нежно и искренне, что я прячусь за ресницами.

– Я понимаю, что ты волнуешься за малыша… – пытаюсь я вразумить Виктора. – Я по глупости навела панику…

– Господи, Варя! – он сграбастывает меня вместе с одеялом и перетаскивает к себе на колени, и я утыкаюсь носом ему во все еще холодный ворот. – Я за тебя волнуюсь! Детей мы сделаем, сколько захочешь. А нет, так у нас есть Тимка и Тиль, – он прижимается губами к моей макушке и бубнит туда: – Надо тебя на курорт…

– Погоди ты с курортом, – хмыкаю я, внезапно чувствуя себя очень комфортно. – А то выйдет как с рыбой.

– Да что за рыбу ты мне все время припоминаешь? – не понимает Воронцов.

– Ну иди, познакомься, – ехидно отвечаю я. – Она в холодильнике третьи сутки размораживается.

Виктор смотрит на меня недоверчиво, но все же решает послушаться.

Возвращается он с лицом один в один та самая горбуша.

– Э… Прости, я по телефону диктовал, наверное, меня не так поняли…

У него такой растерянный вид, что мне становится смешно. Наконец-то Воронцов похож на нормального живого человека, а не на железобетонного босса.

Я хлопаю по постели, приглашая его сесть обратно.

– Давай ты мне расскажешь, что вчера вычитал, и мы с тобой решим, прямо сейчас едем к врачу, или это ждет до плановой консультации.

Виктор недоволен моим решением, но его убеждает аргумент, что я настолько не люблю больницы, что там мне вряд ли станет лучше.

Поковырявшись в телефоне, он находит книгу, которую читал, и озвучивает ее мне. При всех своих достоинствах, Воронцов читает вслух просто отвратительно. Без всякого выражения. Я прекрасно понимаю Тиль, которая засыпает под финансовый отчет в исполнении отца.

Вот и я.

Через десять минут чувствую, как глаза начинают слипаться. Я силюсь дослушать, но проигрываю сну. Последнее, что я разбираю перед тем, как провалиться в сон:

– Что ж ты со мной делаешь, девочка моя. Любимая.

Просыпаюсь я, уплющенная на совесть.

Тяжело. Поверх одеяло я еще укрыта пальто.

В квартире и без того жарко, но Воронцов перестраховался.

Раз его одежда все еще здесь, значит, и сам он недалеко. От этого становится тепло на душе. Не ушел. Высиживал, пока я сплю.

Прежде, чем пошевелиться, я прислушиваюсь к себе.

Все хорошо, никаких пугающих ощущений.

Скорее всего, потому что впервые после получения результатов анализа я не нервничаю.

Виктор, похоже, на кухне. И не один, судя по приглушенным голосам, долетающим оттуда. Выкарабкавшись из постели, бреду на бубнеж и натыкаюсь на Тимошку, который спрятался за углом в коридоре и греет уши.

– Я против, – слышу, как безапелляционно возражает мама.

И притормаживаю, чтобы тоже подслушать. Тимке показываю, чтобы не выдавал.

– А это не вам решать, – злится Виктор.

– Ну уж и не тебе, – фыркает мама. – Папаша…

– Можно тише? Варя спит, – упрекает ее Воронцов.

– Покомандуй еще тут, – огрызается она, но громкость сбавляет: – Решать будет Варя, а ты мне пока не нравишься.

Мы с Тимкой переглядываемся.

Какая у меня смелая мама. Я-то знаю, какое впечатление производит Виктор, когда на чем-то настаивает. Он сначала давит, а потом уже договаривается. Это я сейчас понимаю, что нужно просто переждать первый прессинг, а дальше уже можно вести диалог. А вот первое время я Воронцова побаивалась.

Но, кажется, Виктора не смущает агрессивный мамин отпор.

По крайней мере, в его голосе только типичное раздражение тем, что очередной смертный не согласен с его великолепным планом.

Знать бы еще, в чем он состоит.

– Главное, чтоб я Варе нравился. Мне не привыкать к сложным отношениям с тещей. Я уж как-нибудь переживу.

Теще? Вот так в лоб?

Мама, однако, тоже за словом в карман не лезет:

– Еще один момент, который не вызывает у меня восторга. Ты – разведенка!

Я прыскаю в кулак.

– И что? Мне теперь в монастырь уйти? – почти шепотом возмущается Виктор.

– Вы, мужики, после первого развода, потом всегда готовы повторить…

– Надежда Вячеславовна, а вы, оказывается, доморощенный семейный психолог! Давайте не будем строить дурных гипотез…

Воистину.

Официального предложения мне пока никто не делал.

Да и я не очень уверена, что стоит себя связывать с Воронцовым законными узами. Понятия не имею, как долго продлится его интерес. Я ведь даже не уверена, что правильно расслышала заветные слова…

– Ну-ну, – хмыкает мама недоверчиво.

Интересно, долго они так препираются.

– Надеюсь, вы не станете настраивать Варю против меня. А я сделаю все, чтобы она жила со мной, и я мог воспитывать детей. И если вы не станете ставить палки в колеса, то Варя рано или поздно согласится переехать…

Пока я хлопаю глазами, пытаясь сообразить, почему «детей» во множественном числе, Тимка, про которого я забыла, вылетает из своего укрытия и бросается к Воронцову с воплем:

– Моя мама! Моя!

Я выстреливаю за ним, и вижу, что он лупасит Виктора машинкой, зажатой в руке.

Ребенка удается гомонить не сразу.

Лишь после долгих уговоров, что никто меня у него не заберет.

Однако в глазах Тимки, Воронцов, который раньше вызывал восхищение, теряет львиную долю очков. Деть косится на него с подозрением и не хочет от меня отлипать.

Маме с большим трудом удается отцепить Тимку и увести в комнату, чтобы дать нам с Виктором поговорить.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – и я не кривлю душой. – Только расстроилась, что Тимошка напугался.

– Да, лучше было бы ему сначала все объяснить…

– Знаешь, даже я не поняла, о чем ты говоришь, – я честно признаюсь, что подслушивала.

– Надо как-то и для Тиль подобрать слова, а я даже с мамой твоей не смог договориться, – Воронцов трет лицо руками и крутит шеей.

Похоже, что беседа с мамой стала для него стрессом. Вовсе не так он спокоен, как хочет показать.

– Смотря что ты собираешься сказать. Маму ты вывел из себя.

– Она с порога на меня взъелась. Слово «папаша» прозвучало раз сто. Думал, я ее успокою, сказав, что принимаю ответственность, но не угодил. Она меня готова была сожрать живьем, – жалуется Виктор.

Мама иногда бывает жесткой. Я об этом забываю, потому что в семье это не проявляется. Но надо думать, что женщина, вырастившая двоих детей одна и поднявшаяся по карьерной лестнице достаточно высоко, совсем не мямля. Это я у нас – хлебушек.

– Нет, я ее понимаю, – попутно притягивая меня к себе, продолжает ворчать Воронцов, – появился какой-то хрен с горы и сделал ее цветочку ребенка…

Хихикаю ему в футболку. Как он точно себя охарактеризовал.

– Так из-за чего вы сцепились-то? – любопытствую я.

– Я сказал, что будет лучше, если ты переедешь ко мне уже сейчас. Квартира большая, там Екатерина, если что поможет… Но Надежда Вячеславовна, похоже, решила, что я собираюсь тебя изолировать… Черт!

Это реакция Воронцова на жужжание мобильника в заднем кармане джинсов.

– Ответь. Тебе звонят.

– Да они весь день звонят. Не отвечаю, значит, не могу говорить. Что не так с людьми?

Ну да. Виктору наяривают даже в выходной. Большой начальник всегда на связи. А тут не реагирует.

– А вдруг Тиль? – начинаю беспокоиться я.

Воронцов тут же лезет за телефоном, но, судя по страдальческому выражению лица, это не дочь и не Екатерина.

– Тебе нужно идти? Все нормально, я в порядке, – успокаиваю я Виктора.