— Ты не виновата в их смерти, — терпкий голос вдруг донёсся через темноту. Удар молнии вдали осветил Эймунда: он стоял, прислонив плечо к стене соседского амбара и скрестив руки на груди. — Не смей винить себя.

Слова замерли, боясь сорваться с губ. Он так верил в меня, а я была полным ничтожеством. Эймунд сам пострадал из-за встречи со мной, но всё равно продолжал находиться рядом. Я не достойна его. Ни брата, ни Этны, ни Ауствина, никого!

Вдруг тёплый зелёный плащ согрел мои плечи, а Эймунд опустился напротив, мягко поднимая моё лицо за подбородок. На дне его обсидиановых глаз плескались тревога и боль.

— Послушай меня, Астрид: ты не убивала воинов и Дьярви, — произнёс он уверенно. — Твой сейд силён, но навыков пока что недостаточно, чтобы причинить кому-то столь сильный вред.

— Но я видела их смерть. Могла предупредить, защитить и спасти… — Слёзы душили, мешая говорить. — Что, если это всё же я наслала проклятие? Вдруг это я их убила, Эймунд?

— Нет, Астрид. Ты никого не убивала, — повторял он, но я не слушала. Истерика накрыла, и слёзы полились из глаз. Зажав голову руками, принялась раскачиваться из сторону в сторону, пытаясь перекричать воем грозу.

Колдун что-то говорил, но едва ли слышала его. В голове барабанами стучали иные мысли, будто все переживания наконец-то получили выход. Капли дождя упали на землю, а я всё сидела на земле, пока Эймунд держал надо мной плащ. Вдруг я услышала голос Вальгарда: он прибежал со стороны дома, и лицо его было мертвецки бледно. Только сейчас поняла, что брат мог подумать, увидев холодное тело отца, а меня рядом нет. В его глазах я запросто превращалась в убийцу, что сбежала.

Попытка подняться на ноги не увенчалась успехом: колено болело, и, походя на никчемную слабачку, повисла на протянутой руке колдуна. В тот момент мне было невыносимо противно от самой себя. Они о чём-то спорили, перекрикивая дождь.

— Если её не будет дома, то вёльва точно решит, что Астрид убила его! — кричал Вальгард, озвучивая переживания. — Верни её домой, Эймунд! Заботься там, но не создавай проблем, прошу.

Эймунд легко поднял меня на руки, прижимая к груди, и двинулся следом за братом. Он не говорил ни слова, не обращал внимания на мои попытки выбраться из его хватки, а просто молча шёл.

— Отпусти! — возмутилась я. Очередные неудобства и проблемы. Вальгард уже злился, что сбежала, а теперь и колдуну приходится нести меня на руках.

— Чтобы ты опять упала? Не дёргайся, недоведущая.

Его голос успокаивал вопреки всему, и я уткнулась ему в грудь, заставляя Эймунда усмехнуться. Мы вернулись к дому, где всюду носились трэллы и ждали указаний брата. Заметив меня на руках незнакомца, тир стали перешёптываться, но умолкли, стоило Вальгарду рявкнуть:

— Тихо! Приведите сюда вёльву — пусть начинает обряд погребения. Сообщите конунгу — он должен знать о смерти брата. Подготовьте воду, одежду и начистите доспехи хэрсира. Один из вас должен доложить весть о его кончине хускарлам и в Храм. Этна, поди сюда!

Прошептав что-то ей на ухо, Вальгард исчез в доме, а Эймунд двинулся следом за Этной, спешащей к бане. Она засуетилась, поджигая свечи, а я хотела выбраться из рук колдуна, но он крепче прижал к себе, отрезая все попытки слезть.

— Принесите ей новые одежды — Астрид упала, — проговорил Эймунд. — Я сам разведу воду — не беспокойтесь и не торопитесь. Вам нужно время, понимаю.

Этна покорно кивнула и выскочила прочь, не решаясь посмотреть на меня. Неужели она всё же считала, я виновата? Или она осуждала меня за слабость в такой момент? Что ж, справедливо.

Эймунд аккуратно опустил меня на скамейку и развёл огонь, поставив воду подогреваться. Ощутив тепло очага, поняла, как сильно промёрзла, что аж зубы предательски стучали. Зачем убежала? Хотела спрятаться ото всех? Стало жалко отца? Или просто испугалась? Мысли роились и путались. Я впилась ногтями в ладони, приказывая саму себя собраться: нельзя было расслабляться и позволять страдать. Вальгард и Этна нуждались во мне, и я должна помогать им, стоять рядом, а не отсиживаться в бане с разбитой коленкой — пустяк ведь. Знаю, что брат не переживал особо из-за мнения людей, но он был прав: за чужие мысли мы отвечать не в силах, а потому не надо давать поводов для пересудов или догадок. Тьодбьёрг ведь не питала ко мне любви и могла воспользоваться случаем, чтобы пустить слухи, или всё же она была выше этого? Не знаю. Но кроме неё, были ещё Идэ с дочерями и много кого ещё. Уследить за всеми не получится, ведь я не Сигурд с его языком.

— Мне надо идти, — прошептала я, пытаясь встать, но Эймунд удержал на месте, опускаясь передо мной на колено. — Пусти! Они ведь там решат, что это я убила Дьярви и потому скрываюсь. Надо было остаться, разбудить всех и… и…

Слёзы опять покатились из глаз, и я зарыдала, а Эймунд осторожно стирал с лица капли.

— Ты ни в чём не виновата, Астрид, — твёрдо сказал он. — Что произошло тогда? Ты коснулась отца и увидела образы? Или ты всё же бросила слова в приступе гнева, искренне желая ему смерти?

Я покачала головой: ответов не было. Всё произошло так внезапно и быстро, что едва сама поняла случившееся. Стоило рассказать Эймунду раньше, и он бы помог разобраться, а сейчас его слова хоть и были заманчивыми на веру, всё же казались пустыми, будто он врал, лишь бы успокоить меня.

— Никогда не стал бы тебе лгать, — холодно процедил колдун, зажимая моё лицо в ладонях и опять читая мысли. — Послушай меня, Астрид: то, что случилось — всего лишь видение. Ты не в состоянии пока контролировать сейд, а потому и не понимаешь, что именно творишь. Прикосновением…

— Я не касалась его! Он угрожал мне ножом и зарезал бы, если бы я не выкрикнула те слова! — вспылила, не в силах больше слушать наивные заверения в моей невиновности.

— Тогда расскажи всё от и до, — тихо произнёс Эймунд, по-прежнему ласково удерживая моё лицо. Голос дрожал, воспоминания обжигали горло, будто нож вновь касался кожи и мог в любой момент оборвать мою жизнь, но, глядя в тёмные глаза, смотрящие с заботой и нежностью, что наверняка чудились, я сдалась и пересказала последний разговор с Дьярви.

Слова рекой текли с уст, а Этна всё не шла, верно, помогая Вальгарду. Всхлипывая, я передала колдуну и слова Тьодбьёрг, которая тоже уверяла в отсутствии проклятия, но почему-то сейчас казалось правильным винить себя в случившемся. Эймунд молча выслушал, а после притянул в крепкие объятия, бережно поглаживая по волосам, и я позволила себе расслабиться. Плевать, что это неправильно и не положено — стало так легко и спокойно от его тепла и едва различимого запаха хвои и крыжовника.

— Ты не убивала его, Астрид, а пыталась предупредить, — прошептал Эймунд. — Верь мне, недоведущая.

Лёгкий поцелуй в лоб обжёг кожу, и я растерянно уставилась на Эймунда, заставляя его хмыкнуть и чуть щёлкнуть меня по носу.

— Колено нужно обработать, — деловито произнёс он, будто ничего не произошло. — Подними, пожалуйста, подол — я намажу мазью, — и в доказательство слов колдун вытащил из поясной сумки небольшую шкатулку, от которой доносился горький запах трав.

Протерев место ушиба чуть тёплой водой, Эймунд нанёс слой серо-зелёной мази на колено и едва улыбнулся уголками губ:

— Только ты одна способна находить столько неприятностей, Астрид.

Хотела возмутиться, как услышала возню за спиной, и в сауну вошла Этна, дрожа от холода и слёз. Я вдруг поняла, что позабыла обо всех тревогах рядом с Эймундом, и в глубине души была благодарна: за столь короткое время ему удалось стать гаванью спокойствия и надёжности. Лоб предательски вспыхнул от поцелуя, будто подбадривая, но я запрещала себе подобные мысли в такой час.

Поклонившись, Эймунд вышел, оставляя нас с Этной наедине. Будто кукла, тир устало опустилась на скамью и протянула свёрток с чистой и тёплой шерстяной одеждой. Цветом траура и скорби в Риваланде считался чёрный, а потому меня ждало закрытое тёмное платье и высокие чулки с ботинками к нему. Умывшись, переоделась и обняла тир, которая перестала плакать.