— Аккуратнее, порежешься же, — Эймунд встал и поднял клинок, насмешливо поглядывая на меня. — Чего так смотришь, будто сам ас спустился из Асгарда? Это всего лишь я.

Наверное, в тот момент я походила на рыбу с выпученными глазами, но не могла поверить происходящему. Ещё вчера Эймунд лежал, будто мертвец, на кровати, сияя белизной кожи и пугая ранами, которые постоянно обрабатывали, а теперь резво расхаживал по дому и заглядывал в котелки, принюхиваясь.

— На ужин баранина с сушеными травами? Неплохо-неплохо, — одобрил он с видом знатока. — А вот в отваре ты ошибку совершила: слишком мало ромашки и много полыни — горечь будет невыносимая. Можно добавить мёд, конечно, но делу…

— Ты не хочешь ничего объяснить?! — не выдержала и вспылила я. — То разговариваешь через сейд, заставляя меня сомневаться в собственной адекватности, то теперь расхаживаешь, будто выздоровел и не лежал как мертвец семь дней. А потом что? Взмахнёшь рукой и скажешь, что всё это иллюзии, происки Локи?!

Эймунд прищурился, усаживаясь на скамью и закидывая ногу на другую. Тёмные его глаза сверкали манящей и пугающей бездной, в которую я попадала словно в ловушку и летела всё глубже и глубже.

— Я уже говорил, что восстанавливаюсь при помощи сейда, — скучающе протянул он. — Так легче было переносить пытки и сдерживать боль. Если бы не сейд, то я бы орал и кряхтел от агонии как старая умирающая скотина, а так тихо лежал и никому не мешал. Поверь, нет ничего ужаснее видеть мучения других и понимать собственную ничтожность, потому что не можешь помочь.

Горечь, пронизывающая каждое его слово, заставила меня умолкнуть. Эймунд выглядел так, словно ему пришлось пройти через невыносимые мучения, о которых можно было только догадываться. Желая сменить тему, произнесла, скрещивая руки на груди и недоверчиво посматривая:

— Хочешь сказать, что при желании сейд исцелит раны и заберёт боль? Тогда наша с Вальгардом помощь такому великому и ужасному колдуну, как ты, была не нужна?

Эймунд покачал пальцем:

— Этого я не говорил, недоведущая. Увы, я не всемогущ, как и все в девяти мирах. Сейд помогал сдерживаться и очень медленно исцелял, однако если бы не твои неумелые отвары, мази и молитвы, то, возможно, я бы давно сдох в темнице на радость Дьярви.

Я отвернулась, не желая размышлять о наихудших узлах нитей Норн. Всё же обошлось, по крайней мере на какое-то время. Нож вновь застучал по столу, пока я, следуя совету, измельчала сушеную ромашку. Глупая улыбка блуждала по лицу от мысли, что Эймунд жив и здоров. Больше ничто не угрожало его состоянию, и можно было вздохнуть с облегчением. Рука по дурной привычке сомкнулась на цепочке, и я принялась накручивать амулет с Иггдрасилем, не замечая, как из глаз текут слёзы, которые не думали заканчиваться. Мокрые пятна пропитали рукав красного хангерока, выдавая тревоги, заботы и чувства, осознание которых пугало. В памяти тут же всплыли разговоры Уллы о красивом рыбаке и её тайные прогулки с ним: она не стеснялась описывать поцелуи и объятия. Щёки запылали, выдавая мысли, и я тут же прикусила язык, зажмуриваясь и прогоняя ненужное из головы. Не нужно думать о подобном в присутствии Эймунда, не нужно. Слёзы стекали по щекам: только что представляла, как он мог погибнуть, а теперь тешила себя бурной фантазией. Глупая. Захотелось ударить себя по щекам, лишь не думать, не думать… Боль пронзила палец, и я вскрикнула, глядя, как выступали капельки крови.

Эймунд тут же подскочил, зажимая мою ладонь в своей. Я попыталась выдернуться, отмахиваясь, но он удержал:

— Тихо, — приказал колдун, накрывая двумя пальцами рану.

Теплое свечение мягко коснулось пореза, заживляя его. Не веря колдовству, изумлённо посмотрела на Эймунда: глаза его потемнели, морщины пролегли пугающей сеткой на лбу, а вокруг тела будто вновь замерцал синеватый сейд. Вдруг он поднял взгляд, бережно смахивая слезу с моей щеки.

— Не смей из-за меня плакать, Астрид. Никогда.

Его прохладные пальцы обжигали, сердце бешено билось в груди, и я забыла, как дышать, вновь утопая в темноте глаз. Он был непозволительно близко: тётка наверняка заверещала бы о нормах приличия, но кого это волновало сейчас — не знаю. Вдруг распахнулась входная дверь, и на пороге появился Вальгард, удивлённо глядя на нас. Эймунд осторожно, не суетясь отпустил меня и низко поклонился брату:

— Вы спасли меня и заботились — я никогда этого не забуду. Спасибо.

Вальгард лишь кивнул в ответ и прошёл к очагу, снимая с пояса топор и меч, демонстрируя полное доверие к колдуну. Омыв в чаше руки, он уселся на скамью, ожидая ужина, и пристально посмотрел на пристроившегося напротив Эймунда. И лишь моё громыхание посудой нарушало их продолжительную игру в гляделки.

— Рад, что вы окрепли и выкарабкались из лап Хели. И смею предположить, вы слышали достаточно, — заключил Вальгард.

Я старалась не обращать внимания на то, как дрожал черпак в ладони, пока выуживала из котелка привезенной издалека картошки.

— Вы говорили, явно не стесняясь, поэтому благодарю за оказанное доверие и посвященность в происходящие события, а также напутствие перед беседой с конунгом. Я и сам подозревал, что перешёл дорогу чьим-то планам, — признался Эймунд.

Они приняли из моих рук тарелки и погрузились в тягостное молчание, прерываемое стуком ложек. Баранина исходила паром и приятно щекотала ноздри ароматом трав, напоминая, что всего этого мы не ели бы без махинаций отца. Совесть царапнула по груди, заставляя подавиться. Опасная затея — есть и размышлять о бедности.

— Раз уж вы всё знаете, то поделитесь наблюдениями и открытиями в поселении на Утёсе, — предложил Вальгард тоном, от которого нельзя было отказаться. И когда брат успел так возмужать — ума не приложу.

Как оказалось, Эймунд и не думал ни за кем следить или вынюхивать чего-то секретного, а просто искал спокойствия, как он уже говорил Рефилу. Жизнь на побережье несколько скучна и сера, но иногда это необходимо, чтобы идти дальше.

— Наверняка кажется подозрительным, что я прибыл из Хваланда и сразу оказался втянут в передрягу, — задумчиво согласился Эймунд. — Думаю, хэрсир решил использовать данное обстоятельство против меня, однако уверяю: это просто роковое совпадение. Детство моё прошло в Вильмёре, но родители, прознав про дар, выкинули меня из дома, обрекая на смерть. Побираясь по храмам и убирая сараи, я волочил жалкое существование и презирал себя, пока не понял, что могу использовать дар во благо. Вы не поверите, как много люди готовы заплатить, чтобы получить желаемое, не чураясь просить даже о родовом проклятии. От подобного отказывался, но не боялся разделываться с утбурдами, бруннмигами, ундинами и призраками. Так и начал странствовать по Риваланду и оказался в Хваланде, однако при дворе ярла уже была травница, а бродяжничать среди гор и скал — сомнительное удовольствие, поэтому закончил с очередным заказом на бьеру и попросил господина Рефила забрать меня.

— Имя заказчика помните? — проверил Вальгард, не спуская глаз с колдуна. Одно дело — верить мне, и совсем другое — открыться кому-то чужому. Тем не менее брат ведь не скрыл от Эймунда всё, что ему удалось узнать за столь короткий промежуток времени. Ему отчаянно нужны были свидетели, чтобы окончательно уверовать в бесчинства Дьярви.

Эймунд нахмурился, зажимая переносицу. От волнения я впилась в кусок баранины так сильно, что прикусила язык.

— Нет, — колдун покачал головой. — Единственное, что помню: это была старая семейная пара в доме с нарисованными белыми цветами на стенах на самом берегу. Их племянник — лентяй и паршивец, который наслал проклятие в виде бешеного кролика, что воровал у них еду. Большего не скажу.

— Допустим, это правда. Что же случилось на Утёсе? — недовольно произнёс брат, обгладывая кости.

За всё время там Эймунд лишь один раз видел, как поздно ночью прибыла пара лодок, воины оставили грузы на берегу и тут же исчезли. Колдун не придал значения, но насторожился и решил понаблюдать. Видар — суетливый, и поэтому чуть ли не каждый день наведывался в сарай, где хранились прибывшие ящики. Приближаться к ним и пытаться узнать их содержимое колдун не стал, посчитав, что это слишком рискованно. Накануне нашего визита прилетел ворон с посланием для командира, и той же ночью он вытащил все до единого ящики, оставляя их на пристани и всматриваясь в горизонт, однако лодок или драккаров видно не было. Тогда Видар стал нервничать и злиться не на шутку и велел оттащить ящики обратно, однако все унести не успели — напрасно прождали и протянули до последнего. Сигурда и хирдмана намеренно держали подальше от пристани, боясь, что они решат заглянуть внутрь грузов.