— Ага, — ухмыльнулся в бороду Колесо, — эти тупые солдафоны будут в полнейшем шоке, когда обнаружат пустой сейф. Мы хоть в столицах ваших и не учились, но искусство медвежатничества в регионах всегда было на высоте.

Борис какое-то время смотрел на обоих своих собеседников, не понимая, о чём те толкуют. И только потом, когда он увидел на полу автобуса знакомый отцовский саквояж, до него наконец дошло.

— Что ты сделал? — промычал он. — Украл Сферу Римана? Но зачем? Что вы оба задумали?

— Вернуть её тебе, — осклабился Иван. — Честно говоря, после того, что я увидел и испытал, не хочу, чтобы такая опасная вещь попала к людям, испорченным властью и никчёмными идеями реваншизма. У них всех уже был шанс и, честно говоря, они его прое*али.

Борис перевёл взгляд на профессора.

— И что теперь? Думаете, я хочу снова тащить на себе эту штуку? После всего, что я узнал о ней? После всего, что она сделала мне? Для чего? Куда?

— Это не важно, — пробормотал Фёдор. — Тебе решать. Пусть и грубо, но Иван всё правильно изложил. Мир оказался в нынешнем его состоянии именно из-за таких людей, как те, кто хочет подчинить себе артефакт. Я говорю о верхушке ССВЛ. И уж поверь мне, парень, они нисколько не изменились, их цели и чаяния всё те же, что и были сто — двести — тысячу лет назад. Жадность, коррупция, власть — виток за витком история повторялась, пока эти люди своими руками не вызвали Армагеддон. Я умираю, но я не хочу, чтобы моя дочь жила в том новом-старом мире, который они наверняка ей устроят. Понимаешь?

Борис покачал головой.

— Не совсем. Что мне-то прикажете делать?

— Это уже твои проблемы, парень, — Колесников больно ткнул Бориса пальцем в грудь. — Свою задачу я выполнил, а теперь мы с людьми уходим отсюда. Пока солдафоны не очухались.

— Что? С какими людьми?

— С жителями Шахтинска и Красной Слободы, — ответил Иван. — После того, что произошло, они не очень желают оставаться с военными. И я их понимаю. Хотя, конечно, они им благодарны, что подсобили в трудную годину, но никто не хочет быть расходным материалом.

— А что произошло? — удивился Борис.

— Так ты не в курсе? Недавно у нас был один инцидент с пострадавшими. Погиб Оглобля и их старшина. Не отрицаю, что мой увалень виноват, но то, как его наказали заставляет меня ненавидеть этих людей. Вот почему я захотел уйти, а люди, узнав об этом, решили присоединиться.

— И куда же вы пойдёте? — хрипя спросил Фёдор. — Домой дороги нет. Там слишком опасно.

— Ты этого не знаешь, — усмехнулся Иван. — Я лично думаю, что вся чертовщина, случившаяся в последние дни, связана лишь с этой вещью, — он указал на саквояж с артефактом. — В любом случае, мы пока отправимся по трассе к Новогречанску. Я был там когда-то, до падения всего, и знаю местных. Возможно, кто-то из нас присоединится к ним, возможно, отправится дальше. Будущее покажет.

Колесников приблизился к брезентовой перегородке, намереваясь навсегда оставить в прошлом своих новых знакомых вместе с печальными событиями прошлых ночей, но почему-то он остановился.

— Что такое? — спросил юноша.

— Хочу передать тебе извинения от Ады Васильевны, — неловко сказал Иван. — Она сама не решилась к тебе зайти, но попросила меня. Кажется, у вас там что-то произошло неприятное…

— Нужны мне её извинения, — пробормотал парень.

— Ну, это тебе решать, — кивнул Колесо и со вздохом покинул огороженную секцию.

— Мне решать, — повторил Борис, судорожно сжимая кулак. Да что они все заладили. — Никто ничего не решает, — прошептал он.

— Ты же не собираешься сдаваться? — спросил профессор.

— А что если и так?

— Это не похоже на того парня, который пришёл спасать незнакомого ему человека в чужой и враждебный город по просьбе маленькой девочки.

— Так вышло, — слабо усмехнулся Борис. — Я просто не смог отказать такой очаровашке.

Профессор кивнул, а затем, прочистив горло, неожиданно попросил:

— Обещай мне, что ты не оставишь её?

— Кого? — опешил парень.

— Мою дочь. Я знаю, что не доживу до утра, и мне не хотелось бы, чтобы она осталась с этими людьми. Возможно, они не плохие, но ей будет грустно рядом с ними. А я… я хочу, чтобы она могла веселиться, когда меня не станет. Обещаешь, что заберёшь её с собой, куда бы ты ни пошёл? Это всё, о чём я прошу, хотя и знаю, что это немаленькая просьба.

Борис сглотнул ком в горле.

— Я постараюсь позаботиться о ней, — хрипло сказал он.

Фёдор слабо улыбнулся.

— Я знал, что ты согласишься. Ты ведь хороший человек, парень. Добрый.

Борис молча отвёл взгляд. Он почему-то сомневался в своей доброте. После всего, что произошло, ему казалось, что он неспособен больше на подобные чувства. А то, что он согласился, это скорее слабость. Сколько раз он уже корил себя и ненавидел за слабость, за неспособность принимать правильные решения! Как же он сможет позаботиться о чужом ребенке, если не сумел защитить даже брата?

— Всё будет хорошо, — Фёдор словно угадал его мысли. — В это лихое время ты сумеешь сделать правильный выбор и всё исправишь. Зная, что Эльвира останется с тобой, я смогу умереть спокойно. И кстати, будь осторожен. Пару дней назад, я проболтался полковнику о том, куда ты идёшь. Теперь они будут висеть у тебя на хвосте.

Борис молча кивнул, не особо расстраиваясь. Как будто раньше было иначе. В его душе медленно расползалось осознание того, что ещё один товарищ, ещё один хороший человек умирает у него на глазах, а он ничего не может поделать.

— У нас ещё есть немного времени. Давай сыграем в шахматы, — предложил Фёдор. — Я видел их где-то там, в углу.

Борис не был настроен на игру, но отказать умирающему не мог. К тому же, Эля только что проснулась и потянувшись, словно котёнок, радостно улыбнулась Акуднику.

— Ты снова в порядке, дядя Борис, — прощебетала она. — А где же Шон? Я давно его не видела.

Юноша с трудом проглотил комок в горле.

— Скоро увидишь, милая. Он немного устал и пока отдыхает.

Борис отыскал деревянную коробку с игрой и принялся расставлять фигуры на ней. Следующий час он и профессор попеременно передвигали фигуры по игровому полю. Ни один, ни второй за всю игру не произнёс ни слова. И только Эльвира, свидетельница этой печальной сцены, периодически подбадривала их. Её невинные глаза отражали полнейшее неведение.

Часы между тем тикали, отсчитывая последние мгновения. Борис с тревогой наблюдал, как Белоус с каждой минутой слабеет, но продолжает играть, стараясь отвлечься от неизбежного. Юноша сосредоточенно передвинул коня, угрожая ферзю противника. Несмотря на слабость, тот ответил неожиданным ходом слона, переключая внимание Бориса. Юноша глубоко задумался над следующим манёвром, на какое то время выпадая из реальности. А затем, как только сделал ход, Борис неожиданно понял, что их партия подошла к концу. Глаза профессора остекленели, а хриплое дыхание больше не нарушало тишину.

Борис с ужасом перевёл взгляд на девочку. Он не знал, что можно сказать или сделать в такой ситуации; как утешить ребёнка, потерявшего единственного родителя? Однако он был удивлён: Эльвира дажене смотрела на мёртвое тело. Нет. Её взгляд был обращен в другую сторону, туда, где стоял саквояж.

— Что с тобой, милая? — нежно спросил Акудник.

Девочка посмотрела на него яркими сияющими глазами, почти такими же, как у Шона.

— Папа, наконец, встретился с мамой. Я так рада за него.

— Что? — изумлению Бориса не было предела. — Откуда ты знаешь?

— Вот же они, дурашка. Стоят рядом с нами. Мама говорит, что я должна тебя слушаться теперь во всём и не своевольничать, как раньше.

— Прямо так и говорит? — почему-то улыбнулся юноша.

— Честное слово. Но я не могу обещать, что буду всегда такой уж послушной. Я же всё-таки ребёнок, — в голосе девочки прозвучали озорные нотки.

Глаза Бориса увлажнились. Он посмотрел туда, куда было обращено лицо Эльвиры и прошептал:

— Не беспокойтесь, дорогие. Я позабочусь о ней.