— Взяли-таки негодяя, Полинушка? — воскликнул тип. — Похоже, придётся выписать тебе премию.

Девушка презрительно сплюнула, не удостоив типа даже взглядом.

— Зря ты так, Полина, — пробормотал Макарчук, когда они прошли десяток метров.

— Ты сейчас про что? — переспросила девушка. — Ах, про Шестова. Пусть идёт лесом, слизняк подколодный. Никогда не понимала, как мужик может быть таким ничтожеством.

— Каким бы не был, — упрямо ответил напарник. — Архивариус, как-никак. Нужно проявить уважение.

— Вот ты и проявляй, — закончила разговор Крабстер и ещё раз пинком подтолкнула Бориса.

Его провели по длинному затёртому ковру красного цвета и запустили в огромное помещение. Это был классический актовый зал, в котором в советские времена устраивали выступления самодеятельности для трудовых коллективов. Длинные ряды стульев были разделены широким проходом, который упирался в сцену. Вместо фортепиано на ней стоял дубовый стол с огромным «депутатским» креслом и несколько книжных шкафов. Ни дать ни взять кабинет важной шишки.

— Иди уже, — велела девушка, заставляя Бориса взойти по лестнице прямо на сцену.

В этот момент из задней комнаты появился немолодой человек звериной наружности с густой поседевшей кипой волос. Крупное лицо, покрасневший нос заядлого выпивохи и массивная межбровная дуга моментально выдавали данный типаж, как жестокого и необузданного человека. Вместо правой руки из-под фланелевой рубашки выглядывала металлическая конструкция, напоминающая кузнечные клещи. Цепкие глаза Барона сразу же начали буравить Бориса, как будто пытаясь докопаться до его внутренностей. Следом за ним на сцене актового зала появился другой персонаж, лет сорока, подтянутый, собранный, очевидно, военный. Его лицо было гладко выбрито, а карие глаза казались живыми.

— Ну и вот и всё, герр полковник, — с ухмылкой прорычал человек с протезом. — Поймали мы вашего воробушка. Даже не знаю, что за это теперь попросить.

Военный хмуро сказал:

— Позвольте, Барон, я проверю его.

— Как вам будет угодно.

Военный приблизился к Борису, который стоял зажатый меж двух ухмыляющихся бойцов, и внимательно осмотрел его.

— Похож, не спорю, — а затем он обратился к пленному. — Я полковник Олег Метисов. Слышал обо мне?

Борис помотал головой, строя из себя дурачка.

— Вот уже почти год, как я охочусь за вами, товарищ Акудник. Ай-яй-яй, нехорошо брать чужое и прятать это от законных владельцев.

— Так а что он украл-то у вас, Метисов? — поинтересовался Барон. — И по что вы расклеили листовки с его постной рожей по всем окрестным лакунам?

Военный скривился, но это увидел только Борис. Внезапно ему стало понятно, что шишки из Центра-0 не стали делиться всей информацией со своими союзниками.

— Это засекреченные данные, — скупо ответил он.

— Засекреченные? — усмехнулся Барон. — Допустим. Значит, вам не нужен его чемодан с вещами?

Барон тут же достал знакомый саквояж из-под стола, зажав его ручку своей клешнёй. Метисов резко развернулся и отправился к столу.

— Открывай, — велел он, и глава Шахтинска не стал перечить.

Щёлкнув замками, он явил полковнику содержимое чемодана: окуляры с вихревым анализатором, базовая модель «Strider-911», используемая скаутами Центра-0.

— Что это? — рявкнул Метисов и прыжком вернулся обратно к Борису.

Схватив его за грудки, он начал трясти молодого человека, словно мешок с тряпьём.

— Где она? Я тебя спрашиваю, Акудник, где Сфера Римана?

Борис пожал плечами.

— Сфера? Так вот почему вы охотились за мной? Но с чего вы решили, что она у меня? Разве не мой отец занимался её изучением?

— Ты за кого меня принимаешь, молокосос? — не выдержал Метисов и затряс Бориса ещё активнее. — Твой отец мёртв. Банда душманов выпотрошила его как креветку и размазала по всей лаборатории. Ты же был там. Ты не мог этого не видеть.

Борис не поверил своим ушам. Что за чушь. Отец был жив, когда передал ему артефакт и велел бежать в поисках Форта Боярд. А к тому моменту душманы уже отступили от города. Зачем Метисов врёт ему?

— Это… это ложь, — запинаясь сказал Борис. — Отец не мог умереть.

Глаза полковника округлились. Каким-то образом он почувствовал, что сейчас бежавший лаборант не врёт ему. И в этом было некое противоречие.

— Ладно, парень. Давай теперь без дураков. Отдай нам Сферу, и мы вернём тебя обратно, в тот мир, в котором тебе никогда и ничто не угрожало. Закончишь институт, снова начнёшь работать на благо ССВЛ. Или ты думаешь, что если бы мы тебя сейчас не взяли в этом захолустье, ты бы бесконечно бегал от своих врагов? Как бы не так. Я слышал о том, что случилось в Горыни.

Картинка из прошлого встала перед его глазами, стянув горло тугим узлом.

— Подумай обо всех, кто погиб, — продолжил давить Метисов. — Неужели всё это было зря? Вспомни отца, вспомни Гришу, Елизавету Борщёву, Павла Марченко. Неужели ты станешь ренегатом и предашь их светлую память?

Имена, произнесённые полковником, внезапно огненными шипами вонзились в мозг Бориса. Этого не может, не могло быть. Они не могли погибнуть. Зачем он всё врёт? Павлуша… Лизонька… Гриша… Отец.

— Как же я ненавижу тебя, — прорычал юноша, чувствуя, как у него подгибаются ноги. — Это ты виноват. Ты отправил меня в это проклятое путешествие. Почему я не мог остаться дома и умереть с остальными.

Все присутствующие, и Барон, и Метисов, с изумлением уставились на парня, который внезапно скорчился у ног бойцов, схватившись за голову, словно в припадке безумия.

— Что это с ним? — осторожно спросил один из них и мыском сапога дотронулся до пленника. — Может он из тех чудиков, которые исходят пеной…

— Это называется «эпилепсия», — со знанием дела ответила Крабстер.

— Да успокойтесь вы, — рявкнул Метисов. — Нет у него никакой эпилепсии. Я смотрел его дело.

Клешня осклабился.

— В любом случае, парнишка сейчас не сможет тебе ответить. Как пить дать, он в шоке. Нужно ещё какое-то время подержать его в заключении.

Полковник с неохотой кивнул.

— Похоже, ты прав. Ладно. Верните его обратно и проследите за тем, чтобы он не расшиб себе голову, назло маме. Пусть отдохнёт немного, а потом мы с ним ещё раз поговорим.

Крабстер и её напарник подхватили Бориса под руки и поволокли прочь из актового зала, выполняя приказ начальства.

— Ну а мы тем временем пообщаемся с вами, полковник, — усмехнулся Клешня, усаживаясь в своё красное «депутатское» кресло. — Не желаете ли приоткрыть завесу тайны? В конце концов, мы с вами в некотором роде союзники. Вот я своих людей не жалею, напрягаю их до полусмерти, чтобы удовлетворить ваши возросшие запросы. Это же надо, в этом квартале мы установим настоящий рекорд — полтора тонны аридиума. В пять раз больше, чем обычно.

— Я ценю это, Барон, — кивнул Метисов. — Однако я человек военный, и мои суждения и поступки мне никоим образом не принадлежат. Вот прибудет в Шахтинск генерал-майор Гробченко, и тогда вы можете допытываться у него сколько-угодно. Я уже отправил запрос в полевой штаб. В течении двух суток он будет здесь.

— Ладно. Подождём немного, — губы Клешни расплылись в безмятежной улыбке. — А пока что не желаете ли изучить наши богатства, полковник? Могу лично продемонстрировать вам линию очистки аридиума. Или, если желаете, показать цех, где мы собираем ещё один ЭГР-модулятор для вторых ворот.

— Что? Тот самый, чей принцип был придуман товарищем Белоусом?

— Тот самый.

— Это довольно интересное предложение, — кивнул полковник. — Но я бы предпочёл, чтобы подобную экскурсию мне провёл лично этот удивительный учёный-самоучка.

— Очень жаль, — искренне расстроился Барон. — В таком случае, вы вряд ли на неё попадёте. Белоус очень твердолобый человек, и сейчас я прикладываю все усилия, чтобы сломать его. К сожалению, в последнее время он ведёт себя крайне неразумно.

— Вот как? — не поверил полковник. — Интересно, с чего бы он так противился нашему сотрудничеству?