Настало время продолжить сражение.

Отпускаю щит и тот остаётся висеть в воздухе. Хватаю меч двумя руками и наношу мощный, рубящий удар с оттягом по шее старика. Стальной клинок, дрогнув, проходит её насквозь. Следом я поворачиваюсь к какой-то женщине, которая пытается повалить Арназа на землю, и повторяю удар по её шее.

Запас жемчужины почти истощён. Напоследок я бью по шее молодого парня с волосами по пояс и сразу же хватаю щит, пока он не успел упасть.

Три головы разом слетают с плеч окружающих людей.

– Мразь, – произносит Арназ, заканчивая начатую фразу.

Он с удивлением смотрит, как перед ним оседает безголовое тело.

Несмотря на сильный численный перевес, сражение даже не думает заканчиваться. Любое случайное ранение, нанесённое нам, либо замедляет, либо полностью лишает возможности продолжать битву. Любая рана по воинам Гуменда не имеет никакого смысла до тех пор, пока они продолжают стоять.

А в вышине парит Хосо, наслаждаясь смертями как дегустатор изысканным вином.

– Рубите активнее! – кричу.

Нам нельзя затягивать битву. Чем дольше она длится, тем меньше у нас остаётся сил, а павшие враги со временем поднимутся. Не знаю, отрастут ли головы у тел, либо тела у голов, но они поднимутся, нисколько в этом не сомневаюсь.

– Отрубайте руки! – кричу. – Ноги, головы. Пусть падают на землю!

Внезапно мне в голову приходит идея. Удивительно, как я не додумался до неё сразу. Во время сражения с гумендовцем, где я раздобыл красную жемчужину. Он вставал раз за разом, пока я её не забрал. И только тогда его сила перестала действовать.

Наклоняюсь к безголовому старику и тщательно осматриваю его одежду – никакого намёка на красную жемчужину. Осматриваю женщину – тот же результат. Похоже, перед битвой они проглотили шарики, чтобы враги не смогли их отнять.

Эх, как легко было бы выиграть сражение в этом случае.

– Лишайте их возможности двигаться! – кричу. – Бейте по рукам, выкалывайте глаза!

Сражение полностью потеряло строй, теперь это не стена щитов против разъярённых дикарей, а перемешавшаяся толпа, где каждый бьёт каждого. Поскольку нас намного больше, меня такая позиция устраивает. Но нужно следить за спиной.

Рядом со мной мертвец, несколько секунд назад неподвижно лежавший на земле, опирается на руки и собирается подняться.

– Умри! – кричу.

И отрубаю ему голову.

Чувствую, как руки снова начинают трястись, а в груди не хватает воздуха.

На меня бежит мужчина с полностью покрытым чёрной татуировкой лицом. Вместо ножа у него – дубина из берцовой кости странного животного. Он заходя поднимает оружие, чтобы ударить сверху, но я выставляю щит под удар и колю его мечом в живот.

На тренировках это означало мгновенное поражение противника.

Но сейчас я смотрю, как рана затягивается прямо на глазах. Следующий удар мужчина наносит справа, чтобы я не закрылся щитом. Ныряю под пролетающую костяную дубину и чиркаю остриём меча по сухожилию чуть выше колена. Этот порез исчезает прежде, чем я успеваю выпрямиться.

В голове грохочет, мысли путаются.

Стоит позвать на помощь, но я даже слово произнести не могу. Когда тебя хотят убить и оружие уже нависает над головой, что-то внутри ломается, остаются лишь рептильные реакции.

– Сдохни, урод! – кричу.

Принимаю очередной удар на щит, а мечом провожу по горлу врага. Из появившейся раны появляется кровь, струится по груди мужчины, а затем дыра исчезает, словно и не было.

Настало время действовать первым номером.

Делаю короткий, обманный манёвр, однако он не производит никакого эффекта – воины Гуменда совсем не защищаются. Зачем это нужно, если любые раны тут же исчезают. Враг снова бьёт меня дубиной, а затем пытается ударить ногой в живот. От первого я заслоняюсь щитом, а затем поворачиваюсь вбок, позволяя противнику потерять равновесие.

И тут я делаю самый ужасный удар, который один мужчина может нанести другому: короткая, режущая атака по голой мошонке. Только сейчас я вижу боль, отразившуюся на лице врага, кое-что он всё-таки чувствует.

С размаха бью мечом по ноге гумендовца и он падает на землю, но даже не думает закрываться. Вместо этого он наносит неумелый удар снизу, целясь дубинкой в мою сторону. Легко отбиваю выпад и опускаю щит на его голову. Половина его зубов оказывается у него в горле, но мне этого мало. Продолжаю бить щитом до тех пор, пока тело не начинает дёргаться в судорогах, а мозг вытекает из дыр в черепе.

Выпрямляюсь с ощущением, будто пробежал марафон.

Не могу отдышаться, ноги ватные, голова кружится. Не могу стоять прямо, всё тело качает. Сгибаюсь и меня тошнит горьким желудочным соком. Отвратительное ощущение. Ещё один мертвец пытается подняться, но я наступаю ногой ему на спину и не даю оторваться от земли.

– Фаргар... – пытаюсь крикнуть, но голос куда-то пропал.

Глубоко дышу, пытаясь собраться с мыслями.

– Фаргар! – кричу. – Займитесь мертвецами! Они поднимаются!

И тут случается то, про что я совсем забыл.

Провал.

Мир дёргается на минуту вперёд, а я почему-то лежу на земле. Кажется, меня не задели, просто опрокинули пока я стоял как статуя. Только не это, приступы становятся дольше!

Не успеваю даже подняться на ноги, как происходит новый провал и на этот раз я лежу лицом в земле, а вокруг никого.

Сколько я так пролежал?

Поднимаю голову и вижу, как наша армия продвигается вперёд, сражаясь бок о бок с союзниками из Фаргара. Вся земля вокруг усеяна разрубленными на части телами Гуменда. А Дверон... мужчина стоит на скале, подняв перед собой за волосы голову татуированного, который убил его жену. Судя по кривому срезу, Дверону пришлось отрезать её ножом.

Снова провал.

Теперь сражение идёт в деревне, а я сижу на земле и понятия не имею, что происходит. Такое ощущение, будто у меня в голове сидит обезьяна и бесконечно жмёт на кнопку перемотки.

– Хватит! – кричу.

Достаю из трусов бордовую жемчужину и бросаю её прочь, но она не успевает пролететь и половину пути, как исчезает и появляется у меня в кулаке. Бью себя ладонями по голове, стараясь привести разум в порядок. Чувствую себя полнейшим психом.

Поднимаюсь на ноги и иду к центру Гуменда. Из окружающих домов за мной следят те немногие, кто остался дома и не вышел сражаться: мелкие дети, старики, что едва ходят, женщина на девятом месяце.

Даже не знаю, куда я иду, но точно не хочу оставаться один.

Снова провал...

Моё тело на рефлексах дошло до дальнего конца деревни. Вокруг лишь редкие воины Фаргара, что ходят от мертвеца к мертвецу и не дают им подняться. По всей видимости, сражение переместилось за её пределы и сейчас добивают оставшихся в живых.

Ещё один провал...

Я по-прежнему стою на месте, а окружающие жители посматривают на меня с опаской. Что же со мной творится... Как избавиться от жемчужины, которую я не просил?

Двигаюсь дальше и замечаю чуть в стороне – нормальный дом. Кривой, покосившийся, с проломленной крышей, но по сравнению с окружающими шалашами, собранными из чего попало, он выглядит почти дворцом.

Не знаю, зачем я это делаю, но двигаюсь к нему, сжимая в руке меч.

Вхожу внутрь и передо мной предстаёт странная картина: несмотря на то, что сам дом деревянный, пол в нём отсутствует и представляет собой вытоптанную землю, посреди которой горит костёр. Удивительно, как дом ещё не загорелся от искр, что от него поднимаются.

– Тук-тук, – говорю.

Понятия не имею, что я несу. Я последнее время сам не свой.

У дальнего конца дома сидит старик, весь покрытый татуировками и белыми рисунками. Курит зловонную трубку и пускает кольца дыма. А рядом с ним – девушка с короткими, тёмными волосами.

Она поднимается на ноги и я точно понимаю, что она не местная – кожа слишком светлая, слишком чистая. Губы, вроде бы, накрашены. А одежда... красивое чёрное платье с длинным рукавом, явно сшитое умелой рукой.

Девушка подходит ко мне, останавливается в двух метрах.