Дверон сидит на земле, сгорбившись.

Хорошо, что жители деревни нас не видят: публичное унижение переносится гораздо хуже, чем личное. Подаю мужчине руку и помогаю подняться на ноги.

– Фаргар ждёт великое будущее только в подчинении у Дарграга, иначе у него не будет будущего вовсе, – говорю. – По мне, так это сделка честнее некуда и я искренне удивлён, почему ты до сих пор не согласился. Что мне ещё, сука, сказать, чтобы ты понял мою мысль? Подчинись и мы достигнем всех наших целей.

– Каких целей?

– Развития и мира. Больше никаких войн, убийств, потерь, наши кладбища не будут увеличиваться такими темпами как прежде. Разве одно только это не звучит уже убедительно?

– Ладно, – говорит Дверон. – Ладно.

– Ты не найдёшь человека лучше меня, – говорю. – Я – тот, кто может думать в интересах сразу всех, а не одной конкретной деревни. Надеюсь, что я проявил себя достаточно влиятельным человеком, способным принимать трудные решения. В конце концов непросто было убедить Дарграг пойти войной на вашу деревню, когда вас намного больше, чем нас.

Дверон согласно кивает, только непонятно, с чем именно он соглашается.

– И надеюсь, – говорю. – Что я проявил себя человеком, который учитывает интересы всех окружающих, а не только собственные, или своих близких. Я возглавлю союз, но ты можешь быть уверен, что я никогда не приму решения, с которым ты будешь в корне не согласен. Если ты когда-нибудь решишь, что от меня больше вреда, чем пользы, разрешаю убить меня в этот же момент.

Дверон смотрит на меня оценивающим взглядом. Словно решает, правду ли я говорю. Но я не вру: я собираюсь действовать так, чтобы всем в этой части мира стало хорошо. Все мои предыдущие решения были нацелены именно на это.

– Так что пообещай выполнять все мои приказы, – говорю. – Вы останетесь рабами, но ты не бойся этого слова. Больше никто не будет умирать, а вы станете жить как никогда прежде.

– Почему ты не хочешь заключить обоюдовыгодный союз? Почему тебе нужен Фаргар именно как рабы?

– Потому что вы всё ещё наши враги. Пусть ты выглядишь человеком, который всегда держит обещания, но остальным я не доверяю. Мы сможем сосуществовать только так.

– В таком случае, – говорит Дверон после небольшой заминки. – С тобой моё слово.

Мы пожимаем руки.

– Справишься с Фаргаром? – спрашиваю. – Направишь на мирный курс?

– Справлюсь.

– Тогда мы с тобой станем самыми лучшими друзьями.

Дверон смотрит на меня с кривой ухмылкой. С его точки зрения, я ещё сопляк и совсем не смыслю в жизни, но он не может знать, что я на самом деле намного старше его. Мне было шестьдесят два, когда я покинул свой мир и перенёсся сюда, а сейчас мне ещё больше.

Для меня – это он сопляк.

Пожимаем руки.

Только что мы заключили союз трёх деревень. Одна из этих деревень, правда, ниже статусом, чем две другие, но это всё ещё союз.

Возвращаемся к себе домой, в родную пустыню Дарграга.

– Дом... – мечтательно произносит Вардис.

Целые сутки нам понадобились, чтобы пересечь хребет. Теперь мы спускаемся с гор и видим перед собой далёкие очертания нашей деревни.

Никогда не думал, что буду так скучать по песку и пустынным пейзажам. За недели, проведённые за хребтом, я успел позабыть, как выглядят земли по эту сторону. Зелёная растительность пусть и выглядит привлекательно, но она не заменит суровый, сухой климат Дарграга. Я успел прикипеть к этому месту, оно подарило мне всё, о чём я мечтал. И я всю оставшуюся жизнь буду считать это место домом.

– Да, – говорю. – Наконец.

Надеюсь, мы верно поступили, не став сжигать Фаргар после захвата. Новый староста кажется надёжным человеком, но абсолютно доверять ему я не собираюсь. Периодически мы будем посылать к этой деревне разведчиков, чтобы убедиться, что они не замышляют войну, и если это произойдёт – Фаргар сгорит в огромном кострище.

Однако, я ставлю свою правую руку, что этого не произойдёт.

Не то, чтобы из меня был хороший психолог и я читал людей как открытую книгу, но кое-что понимаю. Я сам честный человек и вижу, когда разговариваю с таким же, как я. До тех пор, пока Дверон староста, они не нападут.

Жители всё ещё нас ненавидят, но теперь они понимают, что Дарграг больше нельзя терроризировать – не по зубам. Поэтому им придётся проглотить свою ненависть.

– А вот и наш дом, – говорит Буг, покачивая Холгана на руках. – Помнишь его?

Чтобы кормить младенца, близнецы взяли немного молока из Фаргара и залили его в соску-пустышку, сделанную из кожи марли.

До сих пор не верится, что мы нянчим собственного отца.

– Ты уже придумал, что сказать матери? – спрашивает Вардис. – Как объяснишь, почему её муж такой маленький?

– Придумал, – говорю. – Но говорить с ней будешь ты, а не я.

– Почему это?

– Потому что она и так на меня должна быть рассержена, поскольку я всех вас увёл в опасную миссию. Если я вдобавок заявлю, что мы омолодили отца... Ну уж нет. Ты к ней подойдёшь и скажешь, что это произошло из-за тёмных сил во время сражения. И это не так далеко от правды.

– Ладно, – говорит Вардис. – Но ты будешь моим должником. Я просто так никого грудью прикрывать не собираюсь.

На том и договорились.

Приближаемся к деревне и нас бежит встречать целая толпа. Все, кто в этот момент находится в домах, выбегают наружу чтобы приветствовать победителей. Чувствую себя человеком, совершившим кругосветное путешествие. Такого признания я не получал за всю свою жизнь.

По деревне уже расползлись слухи, что я великий полководец и сломил оборону Фаргара, будто это была не грозная армия противника, а старая, изъеденная короедом доска. Приятно пожинать лавры, если они заслуженные.

Клифтон кладёт руку мне на плечо с видом «мой шкет», и это, отчасти, правда. Без боевых навыков, что он нам передал, ничего бы из этого похода не вышло.

– Нисколько не сомневался, что вы вернётесь, – говорит.

– Правда? – спрашиваю. – А я сомневался.

– В этом нет ничего удивительного. Видели бы вы себя со стороны: две сотни человек и каждый знает, что ему нужно делать. Это не тупая толпа, какой обычно нападал Фаргар.

Илея бежит к нам и ревёт, не может остановиться.

Наверное, я вёл бы себя точно так же, если бы три моих сына взяли в руки мечи с копьями и отправились убивать других людей.

Обнимает всех троих, что-то пытается произнести и не может, получается нечленораздельное завывание. В этот момент она похожа на курицу несушку, что квохчет над цыплятами, разве что цыплята намного здоровее её.

– Вернулись, – говорит.

И снова плачет. Понадобилось много времени, чтобы она вернулась в чувство.

– А где Холган? – спрашивает.

– Мама, – говорит Вардис. – С ним всё в порядке, жив, здоров. Но кое-что тебе нужно будет узнать.

Близнецы с ребёнком на руках ведут Илею в сторону. Это будет очень трудный разговор, но Вардис справится – он всегда был смышлёным парнем и умел находить правильные слова.

Мне же надо поговорить с другим человеком.

Решить вопрос власти в Дарграге.

Чуть в стороне от основной толпы с недовольным видом подпирает частокол староста деревни – Саргот. Старик отправился с нами в поход, пытался командовать армией, но когда его заткнули, обиделся и в одиночку вернулся обратно. Даже удивительно, как он осилил переход через хребет и не заблудился.

Мы подходим к старосте втроём: я, Хоб и Брас. Стоим в ряд как три бандита, собирающихся отнять кошелёк.

– Явились? – спрашивает Саргот.

– Явились, – говорю. – И у нас очень серьёзный разговор.

– Конечно, у вас всё по-серьёзному. Вы даже пердите с серьёзными лицами.

– Как же он меня бесит, – едва слышно шепчет Хоб.

– Ты никогда нас не поддерживал, – говорю. – Когда мы плавили железо, ты ходил по деревне и причитал. Когда создавали арбалеты, ты слонялся рядом с кислой рожей и всем говорил, какой хернёй мы занимаемся. Когда мы каждый день приходили на поле, чтобы заниматься с копьём, ты высмеивал наши действия среди деревенских.