– Вяжи покрепче, – говорю.

– Если я завяжу совсем крепко, у тебя на руках останутся синяки.

– Тогда завяжи крепко, но не очень.

Несколько минут Майра приматывает мои руки и ноги к ножкам кровати, а мне кажется, будто мы участвуем в какой-то игре. Странно, но мне это даже нравится.

– Сгодится? – спрашивает.

Пытаюсь пошевелиться – получается. Пытаюсь вырваться – не получается.

– Отлично, – отвечаю.

– Так на чём мы там остановились? – девушка ехидно склоняет голову на бок. – Теперь, когда ты связан, я могу насиловать тебя хоть всю ночь.

– Вообще не смешно, – говорю. – В данный момент я не герой-любовник, а жалкий и ничтожный сопляк.

– По-моему, ты даже жалкий и ничтожный – очень хорош собой. Ладно, спокойной ночи. Я ухожу дальше спать на подстилке, а ты кричи, когда захочешь выпутаться.

На том мы и расстались. Майра уходит в другую комнату, а я смотрю на её бёдра и обзываю себя последними словами. Устроил невесть что из-за какой-то ерунды. Прямо в этот момент я мог бы лежать с ней бок о бок и шептать ей на ухо приятные слова, а выбрал одиночество и подавленные желания.

Таков удел всех неудачников во всех мирах. Мы можем подобрать нужные слова лишь изредка, а во всё остальное время – нещадно тупим и не видим очевидного.

Заснуть связанным оказалось совсем не просто: долго ворочаюсь, пытаясь подобрать удобную позу, чтобы ничто не затекало, не чесалось, и не свело судорогой. Лишь через час мне, наконец, удалось отключиться и заснуть.

Лучина к тому моменту давно погасла.

Наутро я просыпаюсь с радостным настроением, однако на меня смотрит испуганное лицо девушки. В руках она держит копьё.

– Что случилось? – спрашиваю.

– Ты пытался разгрызть верёвки ночью. Я никогда не видела такого безумного лица у живого человека.

От её слов меня прошибает холодным потом – не зря я попросил меня привязать. Провалы в памяти определённо становятся хуже.

– Я так сильно испугалась, что весь остаток ночи простояла тут с оружием. Опасаясь, что ты развяжешься. Даже не знаю, что бы я сделала, если бы ты и правда скинул верёвки.

– Я что-нибудь говорил?

– Ты не издавал ни звука, всё в полнейшем молчании. Это было даже страшнее, чем если бы ты сыпал угрозами и обещал убить всех вокруг.

Кажется, во всём виновата бордовая жемчужина. Я пока не знаю, что она делает, но именно после её появления мой мозг начал заедать, а пустое тело действовать само по себе, без приказа от центрального органа управления.

Вот почему старуха ничего мне не рассказала о Даре.

И это значит лишь одно – надо избавиться от жемчужины как можно скорее.

Никогда прежде мне не приходилось избавляться от жемчужин.

Раньше это казалось бессмысленным: зачем выбрасывать такие полезные вещи, если можно на ней заработать. Наверняка найдётся уйма людей, что отдаст всё своё имущество в обмен на одну из них.

Красная заживляет раны, жёлтая замедляет ход времени, чёрная позволяет высасывать годы из других людей. И только бордовая... только эта единственная, вредит, а не приносит пользу.

– Лети! – говорю.

Бросаю бордовый кругляш вниз со скалы. Смотрю, как маленький шарик удаляется прочь, летит вниз и прыгает по камням далеко внизу.

– Всё? – спрашивает Майра.

Вокруг меня – все мои друзья. Я пришёл сюда с поддержкой, безоружный и на привязи, поскольку совсем себе не доверяю. Даже жёлтую жемчужину отдал во временное хранение Вардису, чтобы моё тело на автопилоте вдруг не решило замедлить время и сигануть вниз вслед за жемчужиной. Пришлось убедить брата даже не пытаться воспользоваться Даром, поскольку всемогущему существу, этой тёмно-жёлтой женщине, может очень не понравиться, если Дар снова сменит владельца.

– Похоже на то, – говорю.

Вдруг, я ошибся и провалы в памяти случались из-за недостатка сна, поэтому зря я выбросил бордовую жемчужину. Вдруг, это никак не связанные события и я избавился от одной из своих ценнейших вещей.

Но теперь уже поздно горевать.

– Ты и правда вёл себя странно в последнее время, – замечает брат. – Сначала сидишь, говоришь о чём-нибудь, а затем внезапно замолкаешь и смотришь на небо секунд двадцать с очень тупым выражением лица. И только после этого завершаешь начатую фразу.

Значит, были провалы, которых я даже не замечал. Прелестно.

– Всё, – говорю. – От жемчужины я избавился, так что голову больше не заклинит. Можно возвращаться домой.

– Что это ты сжимаешь в кулаке? – спрашивает Майра.

– В каком кулаке?

Смотрю на свои руки и с удивлением замечаю, что правая – сжата в кулак. Разжимаю пальцы и на ладони появляется бордовая жемчужина.

– Как странно, – замечает девушка. – Ты же только что её выбросил. Я ещё проследила за полётом глазами коракса.

– Значит, она вернулась, – говорю.

Неужели все Дары действуют подобным образом? От них нельзя избавиться по своей воле, лишь когда другой человек забирает его себе. Если так, то я не собираюсь отдавать бордовую жемчужину никому из друзей – не желаю подобной участи близким. Жить каждый день и опасаться, что твоя голова даст сбой в любой момент.

Со временем эффект может ухудшиться и ты будешь проскакивать целые дни. Для тебя они будут пролетать мгновенно, а с твоими близкими будет жить тупейшее существо.

А затем это усилится ещё больше и за очередной провал минуют года. Сначала ты смотришь на свои руки, такие молодые и красивые, а через миг они уже старые, худые и морщинистые.

– Постарайся бросить шарик вниз и держать при этом руки раскрытыми, – предлагает Вардис.

Размахиваюсь и со всей силы бросаю жемчужину вниз. Как можно дальше от себя. Она удаляется и в какой-то момент исчезает в пропасти. Держу ладони раскрытыми, с растопыренными пальцами.

– Ты опять сжал кулак, – говорит Майра.

Смотрю на свои ладони и чувствую, как по телу пробегает дрожь: правая рука сжата в кулак. Раскрываю пальцы и снова вижу бордовую жемчужину. Такое ощущение, что она контролирует моё тело больше, чем я сам.

Теперь я понимаю, что хотел увидеть Хосо, когда собирался понаблюдать за моей реакцией. Сидит сейчас, должно быть, на своём троне и хохочет своим безжизненным смехом.

Забавно смотреть за аборигеном, который стреляет из лука по пролетающему самолёту.

– Паскудство, – говорю.

– Это не Дар, – замечает Зулла. – А какое-то проклятие.

– Я склонен с ней согласиться, – подтверждает Хоб.

Эти двое всегда во всём пытаются найти подвох. Оставь их наедине и они друг друга убедят, что этому миру совсем скоро придёт конец. Но в данном случае они, кажется, правы. Трудно воспринимать Даром вещь, которая тебе вредит, и от которой невозможно избавиться.

– Лети, падла! – кричу.

В третий раз я бросаю жемчужину и больше не слежу за её полётом. Вместо этого я поднимаю руки вверх и смотрю на свои раскрытые ладони. В какой-то момент правая рука без моей воли сжимается в кулак и я чувствую, как в нём появляется что-то твёрдое.

Если прежде я ещё сомневался, то сейчас абсолютно уверен, что моё тело может действовать без моей команды. Наглядно увидел подтверждение моей теории.

– Твоя ладонь закрылась сама по себе? – спрашивает Майра.

– Без моего приказа, – говорю.

Это ощущалось так чужеродно, так неестественно... Мои пальцы просто взяли и согнулись... Сами по себе. И в этот момент я не ощущал себя целостным, однородным. Казалось, кисть ожила, стала отдельным организмом, никак не связанным с предплечьем. С собственной волей.

– Ужас какой, – говорю. – Ребята, держите мои руки, не дайте им согнуться.

Бросаю жемчужину вниз и протягиваю выпрямленные ладони товарищам. Брас вцепляется в левую руку, Вардис в правую. Я стою наполовину согнувшись, будто у меня сейчас земля уйдёт из-под ног.

На этот раз тело не стало мне сопротивляться. Вместо этого я почувствовал, как жемчужина появляется в правом сандалии – между ступнёй и подошвой.