Друзья пока далеко. Мало того, что Майра видит сквозь камень, так ещё и на большое расстояние. Сосчитала тридцать восемь человек у ручья, хотя издали они должны были смотреться как двигающиеся точки.

– Попробуешь крикнуть, – говорит. – Тебе конец. Тут же.

– Понял.

– Сам подумай. Если ты позовёшь на помощь и твои дружки тебя услышат, то мне придётся тебя бросить и убежать. И как ты думаешь, оставлю я тебя в живых, когда побегу, или нет?

– Думаю, не оставишь, – говорю.

– Всё правильно думаешь.

Двигаемся к хребту. Перемещаемся с черепашьей скоростью, поскольку самостоятельно идти я не могу.

Так мы и удаляемся прочь от подмоги, что пытается меня спасти. Вперёд, к заточению и плену. Но надежды я не теряю. Наоборот, я полон решимости перевернуть эту ситуацию в свою пользу и вернуться из Дигора, заключив выгодный союз.

Мои ноги подкашиваются через пару километров. Дальше я идти не могу.

– Всё, – говорю. – Я больше не могу. Либо ты снова тащишь меня на себе, либо я остаюсь здесь.

– Либо я тебя прикончу, если ты прямо сейчас не поднимешься и не пойдёшь дальше.

– Напоминаю тебе, что твоя подруга дважды прострелила мне левую ногу и трижды правую. Одна из этих стрел пробила ступню. Там, возле ручья, я мог стоять только потому, что от этого напрямую зависела моя жизнь. Отчаянная борьба за выживание. Я мог бы и скалу сдвинуть с места, сейчас всё иначе.

– Я тебя не дотащу, – отвечает Хуберт. – Ты слишком тяжёлый.

– Надо было сразу думать, когда стреляли мне по ногам.

Сижу на земле, растирая ноющие раны. Бородач стоит рядом и озирается по сторонам. От преследования мы оторвались, поэтому есть время для перерыва.

– Сколько до твоей деревни? – спрашиваю. – Близко уже?

– Не скажу.

– Да ладно тебе, никакая это не тайна. Мой отец бывал рядом с ней, Клифтон тоже. Целая куча людей из Дарграга периодически оказывалась в вашем районе.

– Но никто из них не знает, каким образом к ней можно безопасно пройти.

– Так у вас, в Дигоре, все проходы охраняются?

– В Дарграге не так?

– У нас, – говорю. – Деревня окружена частоколом с часовыми по периметру. И это далеко не секрет, любой фаргаровец это знает.

Хуберт смотрит по сторонам. Майру, что ли, выискивает? Надеюсь, мои друзья её догнали и захватили в плен. Но надежды не много: она превосходно умеет выбирать позицию и прятаться.

– Заметь, – говорю. – Я не спрашиваю, где именно ваша деревня. Всего лишь хочу узнать, как далеко. Чтобы понять, смогу ли я дотянуть.

После небольшого отдыха я одолею ещё час пути. Но дальше – всё.

– К вечеру должны быть, если ускоримся, – отвечает Хуберт.

– К вечеру?! Ты шутишь?

До Дигора явно ближе, чем до Дарграга. Это мы удалились от всех за хребет, спрятались за горами, чтобы никто на нас не нападал.

– Тебе придётся меня тащить, – говорю. – Не знаю, как ты это сделаешь, но сам я не дойду.

– Дойдёшь, – отвечает Хуберт. – Если я скажу, ты не просто пойдёшь – побежишь.

– Считаешь себя таким крутым, да? Повелеваешь раненым человеком. Держу пари, ты бы не был таким уверенным, если бы я стоял прямо и с мечом в руке.

В презрении бородач фыркает – он не видит во мне соперника. С его точки зрения, всё решает сила и масса, но это не борьба и не кулачный бой. В сражении с оружием побеждает тот, целится точнее.

– Можешь сделать носилки и тащить меня по земле, – говорю. – Можешь делать привал каждые пять минут – мне всё равно. Я не сдвинусь с места. И это не какая-то задетая гордость, а всего лишь констатация факта – я не могу перемещаться с простреленными ногами. Вот так просто.

В молчании мужчина смотрит в сторону, откуда мы пришли. Девушки нет и её возвращение не предвидится.

– Что, не можешь решить сам? – спрашиваю. – Майра в вашей компании – мозг, а ты – мускулы?

– Майра... – говорит Хуберт и резко замолкает.

Не хочет со мной делиться даже частичкой информации, даже самым бесполезным знанием.

– Ладно, – говорю, откидываясь на спину. – Решай задачу, а я пока отдохну.

Лежу на земле, смотрю в небо. Ещё только середина дня и впереди много часов пути, поэтому нужно восстановить силы как следует.

– Держи, – говорит Хуберт и протягивает мне красную жемчужину.

– Серьёзно? – спрашиваю. – Ты настолько мне доверяешь?

– Я заберу её, как только ты снова сможешь ходить.

– А вдруг я с её помощью взорву тебе голову? Или вытяну всю воду из организма? Превратишься в сморщенную копию самого себя.

– Единственное, что ты можешь с ней сделать – взять в рот и потом плюнуть в меня как можно сильнее. Вот и вся её опасность.

Беру протянутый шарик и чувствую облегчение на душе. Ты снова дома, малыш, ты снова со мной. Мы с тобой больше не расстанемся никогда-никогда. Боль в ранах мгновенно отступает: они ещё ноют, но уже не так мучительно.

Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с пустотой, когда у меня забрали мои жемчужины.

– Ты ведь уже встречал такие штуки? – спрашиваю.

Молчит, смотрит на горизонт.

– Ты отдал её мне потому, что точно знаешь, как она работает. Верно?

– Эта штука из Гуменда, – отвечает. – Вот только существо, которое дало этот Дар, отказывается покровительствовать любому, кто не из их деревни. У меня он работать не будет, но тебя почему-то слушается.

– И ты знаешь, что она делает?

– Восстанавливает раны и позволяет хозяину восстать из мёртвых, если умаслить существо. Вот почему Гуменд до сих пор не уничтожен, хотя людей там в пять раз меньше, чем в Фаргаре. Принесут кого-нибудь в жертву, а потом светятся, орут и совокупляются всю ночь. И попробуй только их убить – встают и встают раз за разом.

Кажется, Хосо об этом говорил. Принеси в жертву человека – и он явится в наш мир, наделив обладателя красной жемчужины настоящей силой. И это будет не какое-то восстановление ран, а мгновенное, нескончаемое, восстание из мёртвых. Пока твоя голова остаётся на плечах, ты остаёшься живым.

Я уже видел такое.

Больше не хочу.

Пришлось забрать жемчужину у гумендовца, чтобы умертвить его, наконец.

– Что ж, спасибо за доверие, – говорю.

– Нет никакого доверия, – отвечает Хуберт. – Я никому не доверяю и уж Дарграгу тем более.

– Зря ты так считаешь. Из всех окружающих деревень – мы самые нормальные.

– В каждой деревне так думают про себя. И что в итоге? Фаргар регулярно пытается на нас напасть, убивает любого, на кого наткнётся. В Каруте спят и видят, как бы нас спалить, а в Орнасе... мой сын в Орнасе. У этих тварей нерезаных.

О последних деревнях я даже не слышал. За хребет идти слишком далеко и к нам заявлялся в основном Фаргар. Те, кто живёт чуть дальше, просто не преодолеют этот путь. Даже не знаю, как бы мы жили по эту сторону хребта. Нам и одних врагов хватало, чтобы регулярно убегать в горы и смотреть, как горят дома. С десятком врагов в округе нас бы точно истребили.

– А что ты скажешь про Дарграг? – спрашиваю. – Почему ты ставишь нас в один ряд с остальными?

– Вы – такие же чудовища, как остальные. Веками наших людей похищали, а теперь ещё имеешь наглость спрашивать.

– Погоди-погоди, – говорю. – Кого это мы похищали?

За несколько лет жизни в Дарграге мы пересекали хребет лишь дважды и оба раза по моей инициативе. У нас даже слухов не ходило, чтобы мы хоть кому-то навредили. Мы – жертвы, а не кто-то другой.

– Вы регулярно это делаете. Парнишка по имени Трудж, знаешь такого? Я своими глазами видел, как группа ваших накинула ему мешок на голову и утащила.

– С чего ты взял, что это были люди из Дарграга?

– Посмотри на меня и на себя, – говорит. – И скажи, мы с тобой отличаемся? Если мы сейчас станем рядом и к нам подойдёт случайный человек из Фаргара, он определит, кто из нас из какой деревни?

– Конечно, – говорю. – Ты же рыжий. Я до этого рыжих вообще не видел.

– То-то и оно. Труджа утащила группа темноволосых, смуглых людей. Я преследовал их несколько часов, пока не нарвался на стрелу одного из них.