Речь звучала немного жёстко, но в этой деревне иначе нельзя. Сила – единственный способ их подчинить. Прояви хоть каплю доброты и это воспримут как слабость.

– Мы не будем их ни сжигать, ни убивать, – говорю тише. – Пусть это звучит сейчас фантастично, но мы должны окончить вражду между деревнями. Не помириться – это не возможно. Всего лишь установить нейтралитет.

– Ты шутишь? – спрашивает Хоб. – Мы воевали много поколений, они ненавидят нас, а мы их.

– Понимаю, но к этому следует двигаться, пусть это и кажется трудным.

– Трудным? Заставить марли идти домой после выпаса – трудно. Таскать вёдра грязи для выплавки стали – трудно. Пережидать песчаную бурю – трудно. А это – невозможно.

– Нет ничего невозможного, есть лишь недостаточно упорства.

– Мы только что убили половину мужского населения, – говорит Хоб. – Пятьсот мертвецов. Как думаешь, насколько они к нам расположены после такого?

– Не так много, – отвечаю. – Большинство остались лежать ранеными и сейчас наши ребята перевязывают их.

– Да и зачем тебе этот Фаргар? Почему бы его просто не сжечь и навсегда не забыть об этой угрозе.

Поворачиваюсь к Хобу и смотрю на него в упор. Хочу, чтобы парень ощутил всю серьёзность моих намерений. Это не какие-то слова, а осознанное и доминирующее над остальным желание.

– Потому, – говорю. – Что я не собираюсь просто защитить нашу деревню и попивать сок у себя на веранде. Я хочу создать что-то великое, хочу, чтобы в этой части света раскинулась целая империя: тысячи деревень, города, крепости, дороги, налаженная торговля, фабрики, университеты и огромные библиотеки с миллионами книг. Если они тут вообще существуют.

Хоб смотрит на меня удивлённо. Возможно, парень многого не понял из моих слов, но он уже привык слушать белиберду, а я чувствую себя лучше, когда раскрываю кому-то душу.

Что мне ещё ему сказать? Когда-то давным-давно я хотел стать космонавтом, как и все дети. Зачитывался звёздными путешествиями известных авторов и мечтал стать кем-то из космических странников. Затем я мечтал стать киноактёром. Затем – капитаном корабля. Затем – машинистом международных поездов. Я взрослел и мои мечты становились всё приземлённее. Все их объединяет одно.

Ни одна из них не сбылась.

Никому не понадобился ещё один космонавт, ещё один актёр, ещё один капитан корабля. Даже машинист поезда. В последней должности мне отказали по здоровью – не досталось при рождении бычьего сердца. Пролапс митрального клапана – невидимая патология, которая ни на что не влияет, но что отлично умеет делать – это разбивать мечты.

Зато миру понадобился металлург.

Так мои мечты и разбились о земную твердь. Я убедил себя, что мне достаточно мирной жизни с женой и детьми, которых мы так и не смогли родить. Убедил себя, что друзья и простая жизнь по мне. И я был счастлив. Почти всю свою жизнь я был доволен всем, за исключением редких событий, вроде смерти жены.

Ни о чём не жалел и до сих по ни о чём не жалею.

Теперь я получил второй шанс и хочу прожить жизнь иначе, разве это плохо?

Я уже был простым и счастливым работягой, я ходил этой дорогой и знаю, чем она заканчивается. Теперь меня заинтересовала косая, извилистая тропа, полная опасностей.

Пусть это не космонавт, не звёздный путешественник в скафандре и с бластером в руке, но мне подходит. Мне нравится, куда я двигаюсь. И я не собираюсь останавливаться.

– Что бы ни существовало на западе, – говорю. – Какие бы цивилизации там ни ждали, я хочу узнать, что там находится. И если получится, превзойти их. Я хочу, чтобы Дарграг стал центром не только нашего района, но и всего мира. И для этого нужно навести порядок здесь, окончить войну между деревнями.

И не надо говорить, что это цель тупого мечтателя – я и сам это знаю, но останавливаться не собираюсь. Я либо построю свою империю, либо расшибу голову, пытаясь.

– Я пойму, если тебе ничего из этого не нужно, – говорю. – Мирная жизнь и вправду очень приятная. Но если ты присоединишься ко мне, то мы постараемся вместе построить что-то великое. Ты со мной?

Немного помедлив, Хоб кивает. Пожимаем руки.

– Мы не будем сжигать Фаргар, – говорю. – Мы его подчиним.

Да, я тупой мечтатель. Но теперь нас двое таких тупых. Однажды я соберу вокруг себя всех тупиц этого мира и мы вместе, общим голосованием, назовём умных – кретинами. И ты можешь спорить с этим, что-то доказывать, приводить аргументы, а мы в ответ: «Гром гремит, земля трясётся, умник в памперсах несётся». И всё, аргументы отклонены. Теперь ты тупой, а не мы.

Поле битвы покрыто кровью: мертвецы лежат справа, раненые слева. Покойников оттащили в сторону, чтобы они не окружали оставшихся в живых.

Лира в сознании, но очень вялая и едва двигается. Близнецы сидят по бокам от неё и очень грустно смотрят на раненую девушку – она выкарабкалась чудом, везением и неимоверными усилиями. Я подхожу к ним с отцом-младенцем на руках.

– Гарн, – едва слышно произносит Лира. – Говорят, что это ты спас мне жизнь.

– Ерунда, – отвечаю. – Ты мне как ещё одна сестра, я бы никогда тебя не бросил.

Из глаз девушки начинают течь слёзы. Она прячет их ладонями и от этого рыдает ещё сильнее. Вардис нежно гладит её по голове, а Буг озирается по сторонам, пытаясь понять, что ему делать. Никому не ловко, когда рядом с тобой плачет близкий человек.

– Эй, ты чего? – говорю.

– Ничего, – отвечает Лира.

И продолжает фонтанировать. Ей всего шестнадцать. Иногда я забываю, что в этом мире люди не настолько суровые, как кажется. Здесь люди взрослеют намного раньше – возьми Буга и поставь рядом с ним старшеклассника того же возраста, но с моей родины. Это будут два совершенно разных человека, как физически, так и характером.

Но иногда происходит нечто подобное и я вспоминаю, что шестнадцать – всё ещё шестнадцать. Пусть она метко стреляет из лука, крепко держит копьё, и убила сегодня нескольких человек, но всё равно остаётся в душе мелкой соплячкой.

– Не плачь, – говорю. – Всё завершилось хорошо.

Сам понимаю, насколько глупо это звучит, но остановиться не могу. Девушка висела на одном единственном волоске, чудо заставило её вернуться в наш мир. Пара минут промедления и её бы не стало.

– Лира, – говорю. – Я тобой очень сильно горжусь, спасибо, что пошла с нами в этот поход.

Не стоит ей сейчас говорить, какая она сильная и смелая. Это не лучшая поддержка для человека, едва вернувшегося с того света. Единственное, что ей поможет – немного покоя и обыкновенные тёплые слова.

Я и правда воспринимаю её как сестру – каждого жителя Дарграга я знаю много лет. Пятьсот жителей и ко всем отношусь как к бабушкам, дедушкам, дядям, сёстрам. Пять сотен родственников, живущих в одной, небольшой деревеньке.

И разумеется, некоторые из этих родственников – придурки. Староста, например. Чванливый, повёрнутый на традициях и не приемлющий ничего нового. Или семейка трахнутых на всю голову Вуррона с детьми. Вечно орут, воруют и пытаются обмануть при любом удобном случае. Но даже их я воспринимаю как своих.

– Как ты это придумал? – спрашивает Буг. – Взять кровь у Аделари и перелить Лире?

– Подумал, так будет правильно. Рад, что всё удалось.

Троица удивлённо смотрит на малыша у меня в руках. Должно быть, выглядит так, будто я похитил его у местных жителей.

– Что за ребёнок? – спрашивает Вардис. – Какой-то знакомый.

– Парни, – говорю. – Сейчас я вам скажу одну невероятную вещь и вы подумаете, что у меня очень глупое чувство юмора. Это Холган, наш отец.

Буг нахмурился, а Вардис расплылся в улыбке. Как я и ожидал. Ни один здравомыслящий человек не поверит, если ему принести ребёнка и сказать, что это их предок. Предки не могут быть младше потомков. Нарушаются законы логики, причинно-следственная связь крутит пальцем у виска.

– Наш отец? – спрашивает Вардис. – Как-то он уменьшился с нашей последней встречи не кажется? А где его маленький щит? И маленький мечик?