– Нет, ты не понял. Вы не сбежите из боя, даже если будете нести серьёзные потери. Вы останетесь до тех пор, пока мы стоим. Я разрешаю вам отступить только если мы сами решим убежать. До тех пор любой шаг назад я буду воспринимать как предательство.

На этот раз Дверон отвечает мне в той же манере. Смотрит в глаза и произносит очень медленно:

– Я тебя понял.

– Мы с тобой договорились?

Протягиваю руку в знак заключения соглашения. Как бы ни прошло сражение, одно ясно точно: мы узнаем, из чего сделаны наши так называемые «союзники». В этот день всё решится: мы либо сможем доверять Фаргару, либо придётся его сжечь, как в самом начале предлагал Хоб.

– Договорились, – отвечает Дверон. – И если я говорю, что ты можешь доверять моему слову, это означает, что ты можешь ему доверять.

– Я не доверяю ничьему слову, за исключением моих ближайших друзей, – говорю. – Но если ты сегодня покажешь свою силу воли, то я подумаю над нашим с тобой доверием.

Ни разу за всю жизнь меня не называли глупцом. Надеюсь, не назовут и сегодня.

– Прикажи своим людям остановиться. Пусть отдохнут и готовятся к сражению.

Пока Дверон отдаёт приказы, я возвращаюсь к соплеменникам. Вторая половина дня, впереди ещё несколько часов светла, и нам этого достаточно. Ещё до захода солнца землю впереди усеет множество трупов.

– Собирайте баллисты! – кричу.

Мы уже рядом с Гумендом. Я чувствую его вонь.

Гуменд – уникальное место, приближение к которому можно заметить издалека.

Ещё саму деревню увидеть не успели, а уже ощущается запах разложения и тухлятины. Выглядит так, будто впереди не маленькая деревушка, а небольшой завод по производству вони. Повсюду кости, включая человеческие, обрывки одежды, сломанные древка от копий, глиняные черепки, и всё, что они когда-то украли и выбросили.

Если прежде я сравнивал Гуменд с гнездом шершней, то сейчас у меня на уме одна ассоциация: опарыши, копошащиеся в гнойной язве на земле. За тем лишь исключением, что в природе личинки служат уборщиками, съедая всю мёртвую плоть и игнорируя здоровую, а Гуменд – сам создаёт эту язву.

– Поспешите, – говорю. – Нас могут заметить в любой момент.

Дарграговцы собирают три баллисты, которые мы принесли с собой. Пусть простые арбалеты не смогут вывести из строя вражеских бойцов, но если кого-то из них проткнёт копьё и засядет в теле, посмотрим, как резво они будут двигаться.

В этот момент Хосо, должно быть потирает руки в ожидании грядущего спектакля: он будет исцелять мои раны, а так же раны моих врагов. И наверняка уже делает ставки, кто из нас победит.

– Почему так долго? – спрашиваю. – В Дарграге вы справлялись намного быстрее.

– Это было в Дарграге, – отвечает Вардис. – А сейчас мы здесь.

Смотрю, как тяжёлые металлические плечи соединяются между собой. Каждое из них весит по десять килограмм, а вдеваются они в основание, которое весит больше тридцати. Вся эта конструкция опускается на треногу для лучшего прицеливания. Собранный механизм можно перемещать только нескольким людям с помощью особых рычагов и нужно как минимум трое, чтобы заряжать и стрелять.

Обычно такое орудие должно использоваться против доспехов – там, где не помогают стрелы. Однако в моём мире не было странных деревень, жители которых почти неуязвимы и приходится их останавливать тяжёлыми средствами.

– Смотрите! – шепчет Арназ.

Вдали стоит Аделари и подаёт нам сигналы: то ли пригнуться, то ли заткнуться. Мы на всякий случай сделали и то, и другое.

– Что там? – спрашивает Лира.

Девушка в панике. Во время прошлой битвы она чуть не рассталась с жизнью, поэтому вдвойне удивительно, что она не захотела остаться дома, а пошла с нами.

– Похоже, Аделари заметила опасность.

Очень тихо и очень аккуратно крадусь вперёд, чтобы проверить. Не успеваю даже приблизиться к девушке-разведчику, как вижу, что её так насторожило: впереди сидит старик на корточках и испражняется. Похоже, в Гуменде не существует понятия «туалет», поэтому жители просто идут в лес, чтобы справить нужду.

Вот, что за вонь примешивалась к развевающемуся в воздухе разложению. Тут везде туалет.

Причём старик даже не стал прятаться за деревом, чтобы выполнить естественные потребности скрытым от чужих глаз. Он находится в зоне прямой видимости остальных жителей деревни и никто не обращает на него внимания.

– Какие же мерзкие... – шепчет Аделари.

– Всё равно, что звери, – подтверждаю.

Представить себе не могу, что буду вот так, при всех, сидеть на земле и облегчаться. Для этого нужно совсем другое мышление.

Гуменд, кажется, стал даже отвратительнее, чем когда я был тут несколько лет назад: облезлые дома, больше похожие на шалаши, везде разруха, и жители... все голые, разукрашенные, пытаются воспроизвести рисунки Хосо на своих телах. Все покрыты татуировками, включая детей. И никто не прикрывается: мужчины с болтающимися детородными органами, женщины с грудями.

Прямо в этот момент на земле валяется молодая девушка, пока подростки пинают её ногами. Похоже, здесь не проходит и минуты, чтобы кого-нибудь не избили.

Не будь у жителей красных жемчужин, они бы уже давно друг друга поубивали.

– Фаргар мне казался дикой деревней, – говорит Аделари. – Но это...

Полностью с ней согласен. Человек, помимо интеллекта, возвышается над всеми остальными существами ещё и мерами приличия, которые выдумал для себя. Один испражняется у всех на виду, другой мастурбирует посреди деревни, третий ковыряется в носу и ест собственные сопли.

Долгое время я раздумывал, как научить жителей Дарграга писать, чтобы они могли отправлять письма друг другу. Здесь же даже говорить не умеют. Вместо общения у них – крики с разными интонациями.

– Что делаем? – спрашивает Аделари.

– А что остаётся? – спрашиваю. – Продолжай выжидать. Увидишь что подозрительное – подай знак.

Такое ощущение, будто в этом месте эволюция дала сбой и пошла по неверному пути. Вместо развития интеллекта и сотрудничества между индивидами – она сконцентрировалась на воинственности и агрессии.

Или всё наоборот: это с нормальным человеком эволюция дала сбой.

В глубоко задумчивом настроении я возвращаюсь обратно к ребятам и смотрю, как Буг с Вардисом взводят баллисту. Медленно, со скрипом натягивается тетива толщиной с большой палец на ноге. От одних только звуков дрожь пробирает. Даже приблизительно не представляю, какая энергия таится в этом механизме. Выпущенная стрела легко пробьёт навылет любой из здешних домов.

– Приготовьтесь, – говорю.

Вот-вот состоится битва.

Мои люди напряжены.

То, что произойдёт через несколько минут – нельзя назвать ни красивым, ни величественным. Это грязная, отвратительная работа, которую никто не хочет делать, но иногда нужно смириться и закатать рукава.

Победим Гуменд и навсегда обезопасим нашу землю от дикарей и их налётов. Последний очаг хаоса будет уничтожен.

Остаётся лишь надеяться, что мы не заплатим за это своими жизнями.

Чувствую, как мандраж поднимается к груди. Точно такое же чувство было во время предыдущего сражения: ощущение смертельной опасности, от которой тебя могут спасти только собственные навыки. И немного удачи, конечно же. Куда без неё?

– У меня одной руки трясутся? – спрашивает Зулла.

Всегда ценил её за прямоту.

– Не только у тебя, – отвечает Брас.

Люди в толпе тихо переговариваются. Невозможно стоять перед вражеской деревней и оставаться хладнокровным. В конце концов, это может быть последний день в твоей жизни.

– Напомни, почему мы здесь собрались? – спрашивает Арназ.

– Чтобы убить всех, кто нам не нравится, – отвечает Хоб.

– А, тогда ладно.

Арназ собирался усмехнуться в своей ехидной манере, но улыбка получилась безумная. Нельзя всерьёз смеяться над смертью, всегда на заднем плане останется чувство тревоги и обречённости.