– Несколько дней назад мы собрали войско и пошли против Фаргара, – говорю. – Мы его разгромили и заняли дом бывшего старосты.

– На кол его, – повторяет старик.

Похоже, старейшина совсем мне не верит. Дарграг, сминающий войско Фаргара, и правда звучит невероятно. Ещё несколько лет назад это было невозможно, но сейчас всё иначе: мы стали сильнее и умнее. И это ещё только начало. В моей голове существует уйма вооружения, которое пока не воплощено в реальности.

Хотел бы я посмотреть на лица фаргаровцев, если бы в их сторону полетели снаряды весом больше центнера, выпущенные из требушета.

– Это правда, – говорит Хуберт. – Черноволосые из Дарграга свободно разгуливали по улицам, а светловолосые обходили их стороной. Фаргар проиграл в битве, это совершенно точно. А ещё...

Мужчина достаёт из-за доспеха мешочек с жемчужинами.

Моими жемчужинами.

Моими...

– Это было у него при себе. Сразу три Дара.

Какова вероятность, что я вскочу и схвачу жёлтую жемчужину быстрее, чем Хуберт успеет убрать руку? Маленькая – я не настолько быстр.

– Принеси, – велит старик и Хуберт подходит к нему. – Чьи это Дары?

Некоторое время они обсуждают красную жемчужину, взятую в Гуменде. Затем переходят к жёлтой и к чёрной.

– Дарграг, – спрашивает старик, держа в руке чёрную жемчужину. – Чей это Дар?

– Филина, – отвечаю первым словом, пришедшим в голову. – Я нашёл его глубоко в пустыне и не знаю, что именно он делает.

Понятия не имею, почему я вру. Чувствую, что нельзя рассказывать про истинную силу чёрной жемчужины. Если старейшина узнает, то наверняка захочет использовать и может произойти что-то страшное.

– Рассказывай всё, что знаешь, – велит старик. – А потом мы посадим тебя на кол.

Выбора не остаётся. Говорю о том, как мы ежедневно тренировались с соплеменниками, учились обращаться с копьём, готовились к битве и победили в ней только потому, что Фаргар на самом деле не умеет сражаться. Предыдущие разы они побеждали за счёт численного перевеса и отсутствия сопротивления. В этот раз они столкнулись с подготовленными бойцами и ничего не смогли нам противопоставить.

Во время повествования я молчу о многих вещах. Не говорю об арбалетах, что мы наделали, о мечах и железе, которое научились добывать, не говорю даже о боевом построении, которое мы использовали. Должно создаваться впечатление, что мы всё такие же слабаки, но немного взявшие себя в руки. И уж тем более, не говорю о том, что я командую войском Дарграга.

Вражеский полководец – слишком ценная добыча.

Со временем позади нас собирается несколько рыжих мужей. Я спиной чувствую, как сильно они хотят увидеть меня болтающимся на пике.

– Дарграг, нападающий на Фаргар, – недовольно повторяет старик. – Не думал, что доживу до такого... Но это ничего не меняет. На кол его.

– Отец, – вмешивается Майра. – Я пообещала ему, что мы его отпустим, если он расскажет всё, что знает.

– Ты пообещала? Неужели? Когда я утром проснулся в своей постели, то считал, что я – старейшина деревни. Почему мне никто не сказал, что теперь тут всем заправляет малолетняя девка, едва пелёнки переросшая?

– Отец...

– Я хотя бы дождался, пока мой отец сдохнет, прежде чем занять его место. А ты даже этой милости мне не даёшь.

– Этот пленник не такой, как остальные, – продолжает Майра. – Если мы сохраним ему жизнь, он может быть полезен.

– Чем же? Чем это ничтожество темноволосое может нам помочь?

– Этот пленник, – девушка бросает быстрый взгляд в мою сторону. – Оказался очень спокойным и совсем не кровожадным. Не дикарём, каким мы представляли людей из Дарграга. Если мы оставим его в живых, то сможем многое узнать о его деревне. Даже прекратим вражду с Дарграгом, если повезёт.

– Ты ещё тупее, чем я считал, – рявкает старик. – Ни грамма мозгов. Позор, а не дочь. Уведите её, пока меня не стошнило.

Несколько рыжих мужчин двигаются к Майре, берут под руки и помогают подняться.

Никогда прежде я не встречал такого презрения у родителя. Я бы ещё мог понять, если бы она была избалованной, вызывающей и презирающей всех вокруг. Но нет же: совершенно нормальная, вежливая девушка. Уважает старших и всячески старается угодить. Она не заслуживает такого отношения.

– Этого на кол, – продолжает старик, указывая на меня. – И подберите ему самый красивый и ровный, раз уж у нас такой важный гость. Покажем ему всю нашу гостеприимность.

Четыре человека поднимают меня и уводят в сторону от дома старейшины. Хуберт печально смотрит мне вслед, а Майра остаётся у кресла отца, продолжая уговаривать его изменить решение.

Поверить не могу, что так всё случилось.

Пусть Майра меня подстрелила, а Хуберт ломал руки и избивал, но я понимаю причины их поступков. В дальнейшем они показали себя адекватными людьми и я даже не подозревал, что остальные дигоровцы будут другими.

«На кол его».

Приказ старейшины звучал так обыденно, словно каждый день отправляет на смерть людей. Ни малейшей частички сострадания или человеколюбия. Я жука, ползущего по дороге, скорее обойду, чем раздавлю. А этот...

Да и конвоиры мои не лучше: приказали убить, значит надо убить. Тупые, лишённые воли исполнители смертного приговора. Мужчина с длинной рыжей косой даже подпрыгивает от предвкушения. Во все времена палачами назначали самых больших садистов – нормальному человеку трудно лишить жизни другого человека.

– Ух, кого-то насадим! – говорит. – Меня Гамрул зовут. Когда умрёшь и предстанешь перед лицом смерти, назовёшь ей моё имя. Пусть знает, от кого подарок.

– Не спешите, – говорю. – Там сейчас Майра переубедит вашего старейшину и меня пощадят.

– В таком случае нам надо поторопиться, пока Трогс не передумал, правда?

– Неужели вам так нравится насаживать людей на пики?

– А почему вы вечно сюда прётесь? Не хотите сидеть в низине, лезете и лезете. Вот мы вас и насаживаем.

– Я никуда не лез, – отвечаю. – Меня схватили и привели силой.

– Мне всё равно, честно. Трогс приказал, поэтому кто я такой, чтобы спорить. К тому же я целиком и полностью согласен с его решением.

Выводят меня за пределы деревни, где свалены в кучу несколько деревянных пик. Мужчина перебирает одну за другой, пока не находит прямую и крепкую.

– Как тебе? – спрашивает.

– Не нравится, – говорю. – Ни одна из этих пик мне не подходит.

– А ты забавный. Жду не дождусь, когда увижу тебя развевающимся на ветру.

Как же я ненавижу таких уродов. Дали чуть-чуть власти и упивается ею по полной. Дай мне только сбежать, я приду сюда с войском и посмотрим, как он будет скулить и ползать в ногах, прося пощады. Вся эта спесь исчезнет в одно мгновение.

В этот момент сзади прибегает Майра: красная, злая и запыхавшаяся.

– Отпустите его, – говорит.

– Трогс передумал? – спрашивает мужчина.

– Нет, но я решила вместо него.

– А, тогда ладно. Тогда это всё меняет. Раз Майра говорит, что хочет оставить пленника в живых, то мы все должны её послушать. Она же тут самая главная. Во всём Дигоре нет никого главнее её.

– Нет, – девушка щурит глаза и достаёт из ножен мой собственный меч. – Но если ты меня прямо сейчас не послушаешь, я тебя располовиню и у меня даже глаз не дёрнется. Гамрул, мне уже очень давно хочется выпустить тебе кишки.

Увидев странное оружие, мужчина сделал несколько шагов назад. Меч может выглядеть очень устрашающе, если он направлен на тебя, а сам ты – безоружен. Майра перевела клинок на других, но остальные лишь пожали плечами.

– Никто его сегодня не убьёт, – говорит девушка. – Я его запру, чтобы он не сбежал, и этого будет достаточно.

Вдвоём с Майрой мы возвращаемся в Дигор, где она ведёт меня к неприметному зданию на окраине. Маленькое, покосившееся, готовое развалиться в любой момент. Но заходим мы даже не в дом, а в ещё более ужасно выглядящий сарай позади него.

– Это место твоего заточения, – говорит.

В этом сарае нет ни двери, ни ставней. Можно выйти в любой момент.