Я не хочу думать о ней. Я не хочу скучать по ней. Это все, что я был в состоянии сделать за последние тринадцать дней.

Вне моего поля зрения обычная уверенность Исайи колеблется. Он чувствительная душа, и я знаю это лучше, чем кто-либо другой.

— Прости, — выдыхаю я. — Я не хотел огрызаться на тебя. Я просто вымотан и действительно чертовски скучаю по ней.

— Она тоже скучает по тебе, Кай.

Мое внимание переключается на него, прежде чем снова сфокусироваться на дороге передо мной. — Ты предполагаешь или знаешь это как факт?

Мой брат колеблется. — Факт.

— Ты с ней разговаривал?

Потому что какого хрена? Даже я не разговаривал с девушкой, в которую беспомощно влюблен.

Он вскидывает руки в знак согласия. — Да, хорошо? Я разговаривал с ней каждый день с тех пор, как она уехала, но я делал это не для того, чтобы действовать у тебя за спиной. Перед уходом она попросила меня держать ее в курсе событий Макса. Именно этим я и занимаюсь.

Она хотела быть в курсе событий моего сына? Конечно, хотела. Моя девочка любит моего мальчика.

— Не сердись на меня, — продолжает Исайя.

Я качаю головой, пытаясь смириться с тем, что мой лучший друг, по совместительству брат, разговаривал с девушкой, о которой я думал каждый день последние тринадцать дней, мучая себя из-за того, что ничего не слышал, не разговаривал с ней. — Я — нет. Я рад, что ты это делаешь. Она заслуживает знать, как у него дела.

— Она старается этого не делать, но пару раз срывалась и спрашивала о тебе.

— И что ты на это ответил?

— Что ты тонешь в жалости к себе и в данный момент не придерживаешься режима питания и сна.

Я бросаю на него невозмутимый взгляд.

— Я говорю ей, что ты тоже по ней скучаешь, — признается он. — Не стреляй в посыльного.

— Нет, все в порядке. Она должна это знать.

Исайя колеблется, но по сохраняющемуся напряжению в машине я могу сказать, что он хочет сказать еще что-то.

— Что — то еще? — подсказываю я.

— Все беспокоятся о тебе, Кай. Команда, твои друзья.

— Со мной все будет в порядке. Не беспокойся обо мне. Это не твоя ответственность.

Он невесело усмехается. — Так это тоже твоя ответственность? Ты позаботишься об этом, как всегда? Как насчет того, чтобы перестать быть таким гребаным мучеником и попросить о помощи, а?

Его голос повышается от разочарования, и мои широко раскрытые глаза снова устремляются на него, только на этот раз от удивления.

— Вау. Что с тобой, чувак?

— Я расстроен. Тобой и собой за то, что не понял этого раньше. Ты провел все свои подростковые годы, подрабатывая случайными заработками, чтобы прокормить меня, и никогда не просил меня найти себе работу, чтобы помочь тебе. Ты придумал, как помочь мне закончить среднюю школу и поступить в колледж без единого пенни за душой, оставаясь поближе к дому, чтобы я мог жить с тобой. Потом, когда жизнь подкидывает тебе новые обязанности, — он указывает на моего улыбающегося сына на заднем сиденье, — которого да, мы любим и за которого так благодарны, ты все равно не можешь попросить меня о помощи.

— Я просто… — я качаю головой. — Я не хотел, чтобы ты был обременен всем этим. Я просто хотел, чтобы мой младший брат был счастлив.

— А как насчет тебя? Почему ты не можешь быть счастлив? Почему ты не попросил меня помочь с Максом в это межсезонье, чтобы ты мог провести время с Миллером?

— Потому что…

Ну, я не совсем уверен, почему я этого не сделал.

— Боже, вы оба чертовски раздражаете своей постоянной необходимостью делать все для других.

— О чем ты говоришь?

— Ты и Миллер, вы оба совершаете поступки из чувства вины, и это раздражает. Ты, потому что ты не хотел, чтобы я почувствовал последствия смерти мамы и ухода папы. И Миллер, потому что она пытается сделать все эти важные вещи, чтобы компенсировать это перед Монти.

— Она тебе это рассказала? Об их отношениях?

— Нет, этот парень из персонала Атланты заходил к ней на День семьи пару недель назад. Это было странно, как будто он злился все эти годы спустя, потому что Монти уволился, и он вроде как винил в этом ее. Клянусь, Кай, какая-то часть ее сомневалась, стоит ли уходить на следующий день. Я видел это, но думаю, тот разговор укрепил ее в решении вернуться к работе.

И вот так расцветает жалкий огонек надежды.

— И еще, — продолжает он. — Я немного ворчлив, потому что у меня не было секса почти два месяца. Я полностью понимаю, почему ты раньше был таким сварливым мудаком. Стать другим человеком — охуенный отстой.

Я издаю смешок, напряжение спадает, пока мой взгляд не падает на заднее сиденье, где сидит Макс.

— Ты действительно поможешь мне с ним в межсезонье, чтобы я мог выбрать время для встречи с Миллером?

Он усмехается с улыбкой. — Конечно, Кай. Я бы сделал для тебя все. Ты мой брат.

— Давай просто… — Я качаю головой, во мне больше надежды, чем я чувствовал за последние две недели. — Давай просто переживем этот сезон, а с остальным разберемся позже.

— Договорились.

Я украдкой бросаю взгляд в его сторону. — Люблю тебя, Исайя.

— Да, да.

Он хихикает. — Я тоже тебя люблю.

У дома Райана и Инди не так много места для парковки. Несмотря на то, что список гостей невелик, он все равно намного больше, чем позволяет подъездная дорожка, поэтому я оставляю машину в паре кварталов отсюда, и мы втроем идем пешком к их дому.

Вокруг суетятся поставщики провизии и координаторы. Хотя церемония обещает быть приватной, ясно, что на нее не пожалели средств.

Мы направляемся на задний двор, где цветочная арка служит центральным элементом церемонии. Белые стулья стоят по обе стороны, оставляя центральный проход, который также полностью усыпан розовыми и фиолетовыми лепестками цветов.

Задний двор кричит об Инди, все яркое, женственное.

Кажется, что здесь нет установленных сторон, поэтому мы выбираем место на три ряда дальше и ждем начала церемонии. Макс сидит у меня на коленях в своей маленькой рубашке и галстуке-бабочке, улыбается и машет рукой горстке людей, которые подходят поздороваться с ним.

Я узнаю большинство присутствующих здесь людей. С некоторыми товарищами Райана по команде я встречался на собраниях в его доме. Один из товарищей Зандерса по команде и его жена, которые тоже были там. Родители Райана и Инди, с которыми я познакомился.

Наконец, справа от цветочной арки стоит мужчина, но не в центре, где, как вы ожидали, должен быть служитель.

Начинается музыка, и Райан выходит первым, направляясь к центру арки. На фоне лавандовых и пастельно-розовых тонов позади себя Райан одет во все черное. Черные туфли, черный костюм. Черный галстук.

Это как нельзя более подходит ему.

Толпа одобрительно кричит, когда Райан занимает свое место, и он в ответ слегка пожимает кулак, задавая тон повседневности их дня.

Зандерс и Итан, один из товарищей Райана по команде, занимают свои места впереди, становясь позади него.

Мой сын машет им с моих колен, и каждый из них взволнованно машет в ответ.

Затем музыка меняется, и все наше внимание переключается на заднюю дверь дома, и, когда она открывается, Рио, одетый в лавандовый костюм, белую рубашку и лавандовый галстук, выходит с важным видом, как будто этот день предназначен для него, и только для него.

Толпа взрывается, когда он медленно идет по проходу.

Мое внимание возвращается к Райану впереди, который просто стоит там, качая головой с не такой уж сдерживаемой улыбкой на губах.

Рио продолжает заводить толпу, и когда он выходит вперед, то обнимает Райана. Зная, как сильно он любит этого чувака, я почти уверен, что он сходит с ума от осознания того, что он на свадьбе Райана Шэя.

Следующая — Стиви, держащая руку под своим большим животом, улыбающаяся своей милой улыбкой, идущая по проходу. Жених бросает взгляд через плечо на Зандерса, который наблюдает за сестрой Райана так, словно она — весь его мир.

Выйдя вперед, она долго обнимает своего брата-близнеца, прежде чем занять свое место прямо под цветочной аркой, но немного в стороне от того места, где будут стоять Райан и Инди.