В фургоне так же одиноко, но в нем так тесно, что я могу объяснить, что нехватка места — причина, по которой Кай не в постели рядом со мной.

Боже, я скучаю по нему.

Я скучаю по его запаху, по его улыбке — твёрдой и уверенной. Я скучаю по его объятиям и его ошеломляющей поддержке. Последние семь дней я чувствую себя так, словно сошла с ума.

Но я сама хотела быть здесь, без него.

Время перед сном — худшая и лучшая часть моего дня. Это когда одиночество начинает наваливаться, потому что это единственная свободная минута в моем дне, чтобы подумать о них, сосредоточиться, хотя в моем сердце каждый час ощущается боль и пустота из-за того, что я скучаю по ним.

Мы не разговаривали с того утра, когда я уехала из Чикаго. Мой отец проверял меня каждые несколько часов во время моей двухдневной поездки, и когда я добралась до Калифорнии и спросила его, почему он вдруг решил стать опекаемым родителем, он просто сказал: «Кай попросил меня об этом».

Общение только усложнило бы ситуацию. Это моя жизнь, а там его. Тешила ли я себя мыслью, что это могло быть и у меня тоже? Конечно. Я все еще хочу этого? Да, безусловно, но у меня здесь есть обязанности. Ответственность за эти кухни, ответственность перед моим отцом за то, чтобы сделать что-то впечатляющее в той жизни, которую он дал мне. Я также несу ответственность за то, чтобы соответствовать награде Джеймса Бирда, которую я получила. Несу ответственность перед редакторами, которые решили поместить меня на обложку своего журнала.

Должно быть, так чувствует себя Кай. Ответственный перед всеми остальными, постоянно пытающийся поступать правильно по отношению к другим и редко выбирающий что-то для себя.

Однако этим летом он принял одно эгоистичное решение, и я должна сказать, это было лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Забравшись в постель, я натягиваю одеяло до груди, прежде чем проверить телефон впервые за вечер.

Меня ждет несколько сообщений, но прежде чем я прочитаю хоть одно из них, я сразу же отправляюсь в Интернет, чтобы найти результаты сегодняшней игры Кая. Сегодня был его второй старт с тех пор, как я уехала и его последняя игра была не лучшей.

И, судя по заголовкам, сегодняшний день был еще хуже.

"Warriors" проиграли пять к двум, и Кай был снят в третьем иннинге.

Короткий видеоклип показывает момент, когда его увели вместе с моим отцом, когда они встретились на насыпи. Они недостаточно увеличены, чтобы я могла получить четкое изображение его лица, но я прекрасно могу прочесть язык тела Кая. Он расстроен. Не зол, но эмоционален. Мой отец кивает ему, и Кай убегает с поля, прямо через блиндаж, в здание клуба и исчезает из поля зрения камеры.

В этом то и есть моя вина.

Он не в порядке из-за меня.

И я только могу притворяться в рабочее время, я так же далеко не в порядке.

Слезы уже жгут мне глаза, когда мое внимание падает на фотографию в рамке, которую Кай подарил мне на день рождения. Я положила голову ему на колени, и его сын спал на мне.

Я скучаю по ним. Я болею за них, и я злюсь на Кая за то, что он сломал меня таким образом, за то, что заставил меня чувствовать, когда я провела так много своей жизни без привязи.

Я ненавижу то, что так сильно люблю его.

Так что плохого в одном маленьком сообщении? Одно крошечное сообщение, чтобы напомнить ему, что я думаю о нем.

Но время на верхней панели моего телефона ослепляет меня осознанием того, что уже почти три часа ночи. Это напоминает мне, что Кай просил меня не давать ему никакой надежды.

Это напоминает мне, что лето закончилось.

Несмотря на поздний час, приходит сообщение от шеф-повара Мейвена.

Maven: Извините, наши пути не часто пересекались на этой неделе! Встретимся завтра утром в ресторане за чашечкой кофе, и мы сможем обсудить твои идеи по поводу меню?

Вот и конец моему выходному дню, на который я надеялась. Но, наверное, это и к лучшему, что я не даю себе времени подумать.

Я: Звучит заманчиво. Тогда и увидимся.

Наконец-то пробравшись к другим сообщениям, я нахожу сообщения от Кеннеди, Исайи, Инди и моего отца.

Ничего от Кая. Я думаю, это его способ быстрее двигаться дальше.

Меня может затошнить от одной мысли об этом. У них в жизни есть другая женщина, кто-то другой, любящий Кая и Макса так же, как я. Это то, чего я должна хотеть для них, верно? Иметь все, чего я не могу им дать. Все, чего они заслуживают.

Тогда почему я лежу здесь и плачу в постели при этой мысли?

Это тоже его вина. Раньше я никогда не плакала. Раньше я ничего не чувствовала. Теперь как будто прорвало плотину, и это превратилось в безостановочный поток, льющийся из моих глаз, пока я не на работе. До них я никогда ни в ком не нуждалась, и теперь я лежу здесь, отчаянно рыдая посреди ночи на Голливудских холмах, потому что в Чикаго есть бейсболист и его сын, по которым я скучаю. Которых я люблю.

Который не может быть у меня, потому что ничто в нашей жизни не совпадает.

Моргая сквозь слезы, я нахожу сообщение от отца.

Папа: Я уверен, ты видела обзор игры. Позвони мне как-нибудь, чтобы мы могли поговорить. Я скучаю по тебе, Милли.

Я без колебаний звоню ему, нуждаясь в том, чтобы услышать его голос, чтобы кто-то сказал мне, что я приняла правильное решение, вернувшись к работе, потому что прямо сейчас мне кажется, что все это неправильно. Я знаю что он, найдет то, что я делаю, впечатляющим.

Телефон звонит до тех пор, пока вызов не переходит на голосовую почту, потому что, конечно же, так оно и есть. Сейчас середина ночи.

— Привет, папа, — говорю я в трубку, прочищая горло в надежде, что он не заметит, что я плачу. — Просто звоню, чтобы поздороваться и сказать, что скучаю по тебе. Я действительно скучаю по тебе. Но здесь все идет отлично.

Боже, неужели я не в состоянии, чтобы сказать, что я полна дерьма?

— Завтра днем у меня интервью для Food & Wine, так что… это захватывающе. Я видела вашу игру.

Я изо всех сил стараюсь не спрашивать, но ничего не могу с собой поделать. — С Каем все в порядке? Надеюсь, что это так.

Я выдыхаю грустный смешок. — Но я также надеюсь, что он чертовски скучает по мне, потому что я скучаю по нему. И по тебе. Я очень скучаю по тебе, папа. Я хотела бы, чтобы ты был здесь, потому что я скучаю по твоему присутствию. Я, наверное, привыкла к этому летом. Раньше у меня намного лучше получалось путешествовать круглый год.

И я говорю бессвязно.

— В любом случае, позвони мне, когда сможешь, и я обязательно отвечу. Я люблю тебя. Очень сильно. Скоро поговорим.

Одиночество снова наваливается на меня, когда я вешаю трубку и лежу в своем тихом фургоне, где слышны только мои рыдания.

Я ненавижу это место, но этот тихий момент — единственное место, где я могу быть честна с собой.

Я снова нахожу просматриваю сообщения, надеясь, что что-нибудь от моих друзей заставит мою жалость к себе на секунду заткнуться.

Кеннеди: Проверяю, как ты. Как дела в ресторане? Исайя не перестает писать мне о том, не стоит ли ему сменить песню для выхода, а затем продолжает спрашивать, какая у меня любимая песня, ну, ты знаешь, на случай, если он захочет ее использовать. И я скучаю по тебе!

Наконец-то у меня вырывается искренний смех.

Исайя:Вот твоя суточная доза Макса. Вчера он научился произносить “кряк", но произносит свое “К” как “Т", так что это было забавно слышать. Я снял для тебя видео. Мы скучаем по тебе, Горячая Няня.

Он отправляет ввиде, там Макс сидит у него на коленях в центре клуба "Warriors".

— Макси, что это? — Спрашивает Исайя, указывая на книгу, которую они читают, кажется, о гигантской утке-крякве.

— Большой трах! — говорит Макс, очень горд собой.

Здание клуба вокруг него взрывается смехом, а Макс просто сидит и хлопает сам себе, и остальная команда тоже присоединяется к нему.