— Давление — это привилегия, Миллер. Ожидания высоки, потому что ты успешна. Если бы ты была обычным человеком, никто бы не ждал тебя, затаив дыхание. Я думаю об этом каждый раз, когда выхожу на игру. Тебе просто нужно решить, стоят ли мечты и цели такого напряжения. Если ты хочешь оправдать возложенные на тебя ожидания.

— Я хочу. Я хочу быть лучшей.

— Тогда сделай это.

— Делает ли тебя счастливой эта карьера?

Она ждет, переворачиваясь, чтобы посмотреть в потолок, переплетая свои пальцы с моими. — Нет.

Стискивая коренные зубы, я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие. Возникает странное противоречие: я хочу, чтобы она обрела счастье, но в некотором смысле рад, что это не то, что отнимет ее у меня. Но что, черт возьми, я должен сказать? Поощрять ее пьяный бред, потому что ее пребывание здесь — это именно то, чего я от нее хочу?

Я обещал ее отцу, что не буду этого делать.

Ей весело этим летом, и это единственная причина, по которой она ставит под сомнение свою работу. С глаз долой. Из сердца вон. Вот и все, что в этом есть.

Она вспомнит, что это то, чего она хочет, как только уедет отсюда. Уйдет от меня.

— Но я не знаю, должна ли я быть счастливой, — продолжает она. — Я хочу доказать, что смогу это сделать. Я хочу доказать, что достойна награды, которую получила. Я хочу доказать, что делаю что-то, что оправдывает тот факт, что мой отец пожертвовал всей своей жизнью ради меня.

И вот оно.

— Миллер…

— Не говори ему, что я это сказала.

— Любовь не заслужишь. Монти отказался от своей карьеры, потому что любит тебя безоговорочно. Тебе не нужно возвращать ему долг, гоняясь за почестями. Это так не работает.

— Ты не понимаешь, Кай. Он пожертвовал всей своей жизнью ради меня, хотя едва знал. Вот почему я не хочу, чтобы ты уходил на пенсию. Я не хочу, чтобы Макс чувствовал себя обузой, как это было со мной.

— Миллер.

Мой тон немного резкий, в основном потому, что мне не нравится, когда она говорит так о себе. — Я не могу назвать тебе ни одного человека, который чувствовал бы себя обремененным тем, что ты есть в его жизни.

— Ты так и сделал. Когда я впервые попала сюда.

— Что ж, я передумал. Теперь я просто чувствую себя счастливым.

Ей нечего на это сказать, поэтому между нами воцаряется молчание.

— Если я уволюсь, я буду чувствовать себя неудачницей.

Голос Миллер немного срывается, поэтому я притягиваю ее к себе, позволяя ей высказать свое мнение, пьяная она или нет. — Я думала, что этим летом мне просто нужен перерыв, чтобы вернуться в прежнее русло, но это больше не похоже на выгорание. Такое чувство, что я всю свою жизнь стремилась к карьере, которая, как я понимаю сейчас, независимо от наград и престижа, не приносит мне удовлетворения. И за последние семь недель я была самой счастливой, повсюду бегала за Максом, проводила время со своим отцом, была с тобой.

— Миллс, тебе двадцать пять. Ты можешь менять направление еще сотню раз в своей жизни, и все равно никогда не потерпишь неудачу. Ты слишком усердный работник, чтобы тебя когда-либо считали неудачником. Жизнь предназначена для того, чтобы проводить ее в погоне за счастьем.

Она делает паузу, а когда заговаривает снова, это просто икота и слова.

— Мне почти двадцать шесть.

Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. — Определи почти.

— Мне на этой неделе исполнится двадцать шесть.

— Миллер, когда точно у тебя день рождения?

— Суббота.

Четыре дня. Через четыре дня у нее день рождения.

— Почему ты мне не сказала? Это за день до твоего отъезда.

Она пожимает плечами. — Я думаю, у меня действительно никогда ни когда не было человека, с кем я могла бы отпраздновать его.

Боже, я слишком хорошо знаю это чувство.

Я притягиваю ее ближе. Мы похожи больше, чем я когда-либо думал, что это возможно. Мы прошли через взрослую жизнь одни.

— Ты хочешь еще детей? — спрашивает она, и внезапная смена темы заставляет меня взбодриться.

— Господи. Насколько ты пьяна?

— Просто немного навеселе. Биг Мак действительно вывел алкоголь. Ответь на мой вопрос, Роудс. Ты хочешь еще детей?

Если бы она спросила меня об этом еще в июне, ответом было бы решительное "нет". В основном потому, что я не думал, что хорошо справляюсь с Максом, но последние семь недель я чувствовал себя семьей с девушкой рядом, это изменило мой взгляд на эту ситуацию.

Если бы это было с ней, ответом было бы: — Да, хочу.

Она переворачивается на живот, ложась на меня. — Да?

— Да. Но в следующий раз я буду присутствовать на каждом этапе. Я больше не пропущу шесть месяцев.

Она скрещивает руки у меня на груди, упираясь в них подбородком. — Ты это заслуживаешь. А еще у тебя получаются действительно красивые дети, так что тебе следует продолжать в том же духе.

Посмеиваясь, я убираю волосы, выбившиеся из ее пучка. — Ты когда-нибудь захочешь иметь детей?

— Я никогда раньше не задумывался об этом, если честно. Я всегда была сосредоточена на следующей цели, на следующем карьерном росте, а семья не совсем способствует жизни в элитном ресторане. Но если бы моя жизнь была другой, я бы хотела их. До тех пор, пока они точь-в-точь как Макс.

Моя улыбка мягкая. — Он хороший парень.

— Самый лучший, — говорит она со вздохом. — Кай?

— Да?

— Можем ли мы забыть о некоторых моих правилах? До конца недели, пока я здесь? Я просто хочу знать, на что это было бы похоже.

— Чего ты хочешь?

— Быть твоей.

Наблюдая за ней, я ищу любой признак того, что она могла бы взять свои слова обратно, когда протрезвеет, но глаза Миллер ясны и блестят. Итак, я наклоняюсь и прижимаюсь своими губами к ее губам, целуя ее способом, который не имеет отношения к сексу. Целую ее так, чтобы чувствовалась привязанность и натянутость, потому что это именно то, кем я являюсь, когда дело касается ее.

— Миллс, ты уже моя. Даже если ты не разрешала мне показывать этого, ты всегда была моей.

Она снова устраивается у меня на груди. — До воскресенья. Это правило должно оставаться в силе.

Это правило — самое неприятное, но что мне делать? Умолять ее чтобы это было что то больше чем летняя интрижка? Попросить ее отказаться от своей мечты и играть в "Семью" со мной и моим сыном?

Она слишком свободна, слишком необузданна, чтобы быть привязанной ко мне. Она слишком талантлива, чтобы я мог просить ее об этом.

— Миллер?

Она сонно мурлычет в знак согласия.

— Сегодня был хороший день.

Она улыбается, уткнувшись мне в грудь. — Все это могли бы быть хорошие дни.

Ну что ж, до воскресенья.

Моргая, я просыпаюсь и обнаруживаю, что волосы Миллер закрывают мое лицо. Ее задница уютно устроилась в колыбели моих бедер, ее бедра слились с моими.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее.

Она все еще спит на моей онемевшей руке, пальцы наших рук переплетены. Она выглядит умиротворённо, словно ее место здесь, в моей постели. У меня не было привилегии просыпаться с ней и каким-то образом мне нужно придумать как сделать так, чтобы наши следующие четыре утра, продлились на всю жизнь.

Я целую ее татуированную руку, пробегая губами по черным цветочным линиям, и для человека, который живет так одиноко, я удивлен, что она смогла связать себя чем-то настолько постоянным.

Она прижимается ко мне, ее задница трется о мою утреннюю эрекцию. — Доброе утро.

Ее голос звучит еще более хрипло, чем обычно, и это заставляет мой и без того твердый член вытянуться по стойке смирно.

Я притягиваю ее тело ближе. — Доброе утро, Миллс.

Она прижимается ко мне, все еще сонная и такая чертовски красивая.

Она томно извивается на мне, все еще просыпаясь, но по тому, как она двигается, я могу сказать, что она проснулась возбуждённая — Прошлой ночью мне приснился сон, — говорит она. — Ну, это был своего рода кошмар.

— О, правда?