— Думаю, с меня хватит я здесь закончила

Повар, которого больше никогда не возьмут на работу в высококлассный ресторан, был просто соломинкой, переломившей хребет верблюду, но я нутром чую, что этим летом я ничем не помогу шеф-повару Джареду.

И я чертовски уверена, что мне не нужно, чтобы другие узнали, с чем я борюсь. Эта индустрия беспощадна, и в тот момент, когда критики узнают, что высококлассный шеф-повар, не говоря уже о лауреате премии Джеймса Бирда, тонет, они начнут кружить вокруг, словно стервятники, упоминая мое имя в каждом из своих кулинарных блогов, а мне сейчас не нужно такое внимание.

Джаред слегка съеживается, что странно. Этот человек почитаем в мире кулинарии и вдвое старше меня. — Я все понимаю. Я позабочусь о том, чтобы вам выплатили деньги по условию контракта, включая следующие два месяца

— Нет. Не нужно этого делать. Я пожимаю ему руку. — Я просто собираюсь уйти.

Кертис все еще лежит на полу, поэтому я показываю ему средний палец когда ухожу, потому что, черт возьми, хоть я и признанный кондитер, но иногда все еще веду себя как ребенок.

Как только я оказываюсь на улице, меня душит влажность конца июня. Не знаю, о чем я думала, когда согласилась провести лето, работая на кухне в Южной Флориде.

Быстро запрыгнув в свой фургон, припаркованный на стоянке для сотрудников, я включаю кондиционер на полную мощность. Мне нравится мой фургон. Он полностью отремонтирован внутри, с моей собственной маленькой кухней а снаружи нанесена свежая темно-зеленая краска.

Я живу в нем, пока путешествую по работе, с распущенными волосами и без всяких забот. Затем, когда я добираюсь до места назначения, я включаю рабочий режим и провожу следующие месяцы, покрываясь татуировками, и меня называют “Шеф-поваром” в течение десяти часов в день.

Это странное сопоставление, которое я называю своей жизнью.

И если быть честной это не совсем то, что я хотела для себя. Когда-то я мечтала открыть собственную пекарню и печь все свои знаменитые печенья, батончики и торты, которые я пекла для своего отца, когда была маленькой. Но мне посчастливилось сразу после окончания школы пройти стажировку у одного из лучших кондитеров Парижа, а затем пройти еще одну стажировку в Нью-Йорке.

С этого началась моя карьера.

Теперь это тарталетки размером с монету, муссы, названия которых не могут произнести большинство людей, и сорбеты, которые якобы более сытные, чем мороженое. И хотя есть части элитного мира, которые кажутся претенциозными и нелепыми, я благодарена, что жизнь привела меня именно сюда.

Моя карьера впечатляет. Я знаю это. Я работала бесконечно, чтобы произвести впечатление, достичь этих пограничных недостижимых целей. Но теперь, когда я достигла большинства из них, я плыву без направления, ища следующую цель для погони.

И это именно то, о чем мой хаотичный разум напоминал мне в течение последних трех недель. Я либо добиваюсь успеха, либо быстро захожу в постоянно вращающуюся дверь, за которой называют имя самого нового и крутого шеф-повара в отрасли.

С головокружением в голове я выезжаю на шоссе, направляясь к отелю моего отца, как раз в тот момент, когда звонит мой агент.

Я отвечаю по Bluetooth. — Привет, Вайолет.

— Что, черт возьми, сделал этот маленький засранец, что заставило тебя, так быстро уволиться с работы? Шеф-повар Джаред позвонил мне, чтобы извиниться, и попытался переслать тебе зарплату за три месяца.

— Не принимай этот чек, — говорю я ей. — Да, его сотрудник — отъявленный придурок, но правда в том, что я бы все равно не смог ему помочь этим летом.

Она делает паузу на линии. — Миллер, что происходит?

Вайолет была моим агентом последние три года, и хотя у меня не так много друзей из-за моего беспокойного образа жизни, я бы назвала ее одной из них. Она управляет моим расписанием и выстраивает мои интервью. Любой, кто хочет написать обо мне в своем кулинарном блоге или попросить меня проконсультироваться по их меню, должен сначала обратиться к ней.

У меня очень мало людей, с которыми я могу быть честна в том, с чем имею дело, и Вайолет одна из них.

— Ви, ты вероятней всего захочешь убить меня, но я думаю, что собираюсь взять отпуск до конца лета.

Если бы шоссе Майами не было таким чертовски громким, можно было бы услышать падение булавки.

- Почему?

Я никак не могу растолковать ее тон. — Осенью у тебя самая важная работа в твоей карьере. Мы забронировали обложку для журнала Food & Wine. Пожалуйста, не говори мне, что ты отказываешься от этого.

— Нет. Боже, нет. Я все еще этим занимаюсь и буду в Лос-Анджелесе к началу моей следующей работы, я просто…

Черт, как мне сказать ей, что ее самый высокооплачиваемый клиент теряет терпение? — Вайолет, я уже три недели не могу приготовить новый десерт.

— Ты имеешь в виду, что у тебя не было времени? предполагает она. — Потому что, если тебе нужно больше времени, чтобы усовершенствовать рецепты для статьи, я могла бы это понять.

— Нет. Я имею в виду что все, что я только не готовила, либо развалилось в процессе, либо сгорало дотла в духовом шкафу. Было бы смешно, насколько плохо я справляюсь со своей работой, если бы я не была на грани психического срыва из-за этого.

Она смеется. — Ты шутишь надо мной, да?

— Вайолет, пятилетняя девочка с простой духовкой могла бы приготовить десерт лучше, чем я прямо сейчас.

На линии снова воцаряется тишина.

— Вайолет, ты еще там?

— Я перевариваю информацию.

Направляясь к выходу из отеля моего отца, я жду, когда она заговорит.

— Хорошо, — говорит она, успокаивая себя. — Хорошо, все в порядке. Все в полном порядке. Тебе понадобятся следующие два месяца, чтобы отдышаться, собраться с силами и отправиться к Луне к первому сентября.

Luna's — ресторан шеф-повара Мейвена, в котором я буду консультировать осенью. Мэйвен проводила семинар, когда я училась в кулинарной школе, и я до смерти мечтала о возможности поработать с ней, но она ушла из индустрии вскоре после того, как мы познакомились. Она стала матерью, затем вернулась в мир кулинарии, открыв ресторан, названный в честь ее дочери, и попросила меня помочь ей составить меню десертов. Интервью для журнала Food & Wine состоится на ее кухне в Лос-Анджелесе, и я очень рада этой возможности.

По крайней мере, я была взволнован, пока все не превратилось в дерьмо.

— Ты ведь будешь у Луны к первому сентября, верно, Миллер? — Спрашивает Вайолет, когда я не отвечаю.

— Я буду там.

— Хорошо, — выдыхает она. — Я могу это продать. Ты празднуешь свою новую награду, проводя лето с семьей, и с нетерпением ждёшь возвращения на кухню в сентябре. Боже, блоги и критики будут лезть мне в задницу из-за этого, задавая вопросом, где, черт возьми, ты. Ты уверена, что твой отец не болен? Я мог бы это раскрутить.

— Господи, Вайолет — недоверчиво смеюсь я. — Слава Богу, с ним все в порядке.

— Хорошо. Этот мужчина слишком красив, чтобы умереть таким молодым. Наконец Вайолет смеется в трубку.

— Мерзко. Мне пора идти.

— Передай от меня привет папе Монтгомери.

— Да, хорошо, я не буду этого делать. Пока, Ви.

«Warriors» профессиональная бейсбольная команда Чикаго, пробыла в городе пару дней. Мой отец был полевым менеджером, то есть, по сути, главным тренером, в течение последних пяти лет. До этого он работал с командой низшей лиги после того, как его забрали из нашего местного колледжа в Колорадо.

Эмметт Монтгомери быстро поднялся по карьерной лестнице бейсбола. Как он и заслуживал. Он уже был на быстром пути к тому, чтобы сделать себе имя в спорте, когда для нас все изменилось. Он отказался от всего, чтобы стать моим отцом, включая свою успешную карьеру, отказываясь оставлять работу местного тренера, пока я не закончу среднюю школу и не займусь своим делом.

Он один из лучших. На самом деле, я бы сказала, что он самый лучший.

Большую часть моей жизни мы были только вдвоем, и, хотя вы могли бы подумать, что я ушла из дома в восемнадцать, чтобы расправить крылья, на самом деле я сделала это ради него. Я знала тогда, точно так же, как знаю сейчас, что в тот момент, когда я перестану переезжать, он привяжет себя к любому городу, в котором я поселюсь, чтобы быть поближе ко мне. Так что ради него я не прекращаю бегать с тех пор, как ушла из дома в восемнадцать лет, и в ближайшее время не собираюсь этого делать. Он отказался от всего ради меня. Меньшее, что я могу сделать, это убедиться, что он больше не сдастся.