— О счастье?

— Конечно!

— О жизни с Эльзой и их ребенком?

— Безусловно.

— О самореализации?..

— Какое коварное слово! Есть в нём какой-то скрытый подвох. Что это? Книга, которую он пишет? Или общественное признание, о котором мечтает каждый писатель? Или... месть?

Наконец это слово произнесено.

Что бы он не делал во все отпущенные ему годы жизни он всегда будет вспоминать о пациентах клиники, лишённых разума и разделанных на органы в корпусе «Ф».

И ещё о безнаказанности людей обрёкших их на эту участь, о заказчиках. Даже возмездие врачам его заботило меньше.

Смириться, пустить всё на самотёк — равносильно стать соучастником.

Оставить документы себе и наказать каждого персонально?

Тогда о щедром предложении от редакции можно забыть.

Решить эту проблему возможно. Надо только правильно распорядиться оказавшимися в его распоряжении документами. “В их с Эльзой распоряжении”, — поправил он себя.

Герман был в комнате один. Эльза пошла поработать в компьютерный зал при библиотеке. И он растянулся на кровати. Но при этом не отдыхал и уж тем более не ленился. Он напряжённо мечтал, строил планы, фантазировал:

«Они с Эльзой станут путешественниками без багажа. Будут переезжать из города в город из страны в страну.

Разоблачить всю эту чудовищную систему нам, конечно же, будет не под силу. Но наказать шантажом заказчиков клиники можно попробовать. Мы просто будем предлагать им выкупить рукопись, довольно однотипного рассказа, в котором Герман будет менять имена пациентов Клиники и некоторые детали. Герой рассказа — жертва заказчика, попадает в клинику, там его сводят с ума и в конце он умирает под ножом хирурга.

«Пускай они остаток жизни проведут, ожидая разоблачения, и пусть платят за то, что совершили!» — рассуждал Герман. Платить они будут, естественно, Герману.

Бесконечно долго это предприятие, безусловно, существовать не сможет. Наверняка найдётся кто-то, кто сопоставит детали почтовых отправлений и денежных переводов. Несомненно, однажды возникнет угроза разоблачения. Тогда они свернут работы на этой благодатной ниве. А в качестве справедливого наказания оставшимся мучителям, они с Эльзой передадут все документы в государственную службу безопасности. Пусть дальше они думают как использовать информацию».

На этой приятной мысли он задремал. Снились ему дорогие отели, пляжи, пальмы и они с Эльзой. Богатые, загорелые и счастливые.

— Эй! Ты чего? Спишь что ли? Я вообще-то с тобой разговариваю.

— Нет конечно! — встрепенулся Герман: — Я так, вытянуться захотел.

— Вот что я тебе говорю. После нашего шумного побега, документы, отнятые у профессора уже не могут гарантировать нам защиту от преследования. Слишком уж многим известно о самом их существовании. Теперь обладание информацией опасно для нас самих, — рассуждала Эльза вслух.

Герман не перебивал.

— Полиция и власти на месте сами, наверное, разобрались, что к чему. Хотя они и не знают имён всех пациентов, прошедших через Клинику, у них есть те, кто сейчас находится на «лечении». Поймут ли они суть «лечения»? Сомневаюсь. Будут ли копать глубже? Вряд ли. Наверняка, найдутся влиятельные люди, мечтающие похоронить это расследование. А после пожара полиции удобнее думать, что архивы уничтожены. Так что с этой стороны угрозы для нас нет.

— Зато об этих документах знают организаторы Клиники. Они-то за нами и будут охотиться. Родственники и заказчики загубленных пациентов, тоже почувствуют угрозу, и некоторые из них попытаются действовать самостоятельно, опираясь на доступные им ресурсы, будь то мафия, полиция или спецслужбы.

— И, конечно, сами спецслужбы, представляешь, какие возможности для вербовки и шантажа они могли бы заполучить? А сотрудники твоей редакции? Они тоже какие то мутные.

— Согласен и они тоже. Хотя последние поступили мудро, щедро заплатив нам за единственную папку. Теперь они могут рассчитывать, что когда нам понадобятся деньги, мы снова обратимся к ним. И сейчас они выжидают.

— Что же делать с этим токсичным архивом? Опубликовать, передать в руки журналистов? Сдать властям? Или лучше продать? Оптом или в розницу? Можно, наконец, просто уничтожить?

— Но окажемся ли мы в безопасности, после того как избавимся от документов? Ведь кто-то всегда будет подозревать, что мы сохранили копии.

— Только открытая публикация! Хотя даже тогда мы не будем в безопасности. Нам могут мстить. А всё, что мы опубликуем, может быть зачищено, как недавнее видео из Клиники.

— Скрыться? — предложила Эльза.

— Самое разумное решение. Не простое, конечно. И временное. Я не хочу чтобы мы прятались всю оставшуюся жизнь.

— Надо создать нам новые личности.

— Даже спецслужбы не всегда преуспевают в этом. Нам надо найти способ войти в этот мир непредсказуемым оригинальным образом.

— Не забывай, скоро мне придётся выйти из тени. Не могу же я рожать в подполье. Нашему ребёнку потребуется имя и документы, в которых будут записаны мама и папа.

— Значит, мы должны успеть до того.

— Нам надо хотя бы на время исчезнуть, затеряться где-нибудь в провинции.

— И что, будем жить потихоньку и плесневеть?

— Ну, мы могли бы заполнить свободное время правосудием, местью за всех замученных в клинике пациентов.

— Представляю, составим План-график поиска заказчиков. Установим типовую смету и схему наказания. Привлечём подрядчиков. Наладим связи со смежниками. Через пару лет это предприятие превратится в рутину, как и всё в этой жизни. А мы станем профессиональными мстителями или даже палачами.

— То, как ты это описала - отвратительно.

— А что предлагаешь ты? В перспективе ближайших десяти лет.

— У меня есть стратегия, которую я честно говоря не только не опробовал, но даже ещё как следует не обдумал.

— Уже интересно, продолжай.

— Для начала — мы поселимся в какой-нибудь глухомани, где никому не будет дела до наших имён и фамилий. Будем жить простой жизнью, ждать ребёнка, писать книги. Когда малыш, или малышка, родится, зарегистрируем её в местной церкви. В той самой, где перед этим обвенчаемся.

— Продолжай, пока мне твой план нравится. Что потом?

— А потом, мы решим, как жить дальше в зависимости от складывающихся обстоятельств от того, чего нам захочется и, что мы сможем себе позволить.

— Я согласна! Хотя это и не самое романтичное предложение руки и сердца. — Эльза обняла его, а когда отпустила, он держал на ладони колечко. И она снова повисла на его шее.

— Но мы же не обязаны жить в глуши какое-то конкретное время?

— Мы вообще никому, кроме друг друга, ничем не обязаны. Мы свободны.

— Раз так, мы сами и наказывать никого не обязаны. Пусть этим занимаются те, кому положено.

— Ну так давай сдадим их государству и забудем.

— Я не против, только не надо спешить. Государств много, выберем то, которое их действительно накажет, или хотя бы причинит им максимальный вред. А местному правительству я вот совсем не доверяю. Оно ни нас не защитит, ни документы не сохранит.

***

Эльза разбудила Германа среди ночи.

— Знаешь, а ведь эти архивы могут нас защитить. Надо только правильно разыграть нашу партию.

— До утра не могла потерпеть?

— Нет, мне кажется, я слышу, как ворочаются мысли в твоей голове. И это мешает мне спать.

— Ладно, тогда рассказывай.

— Мы исходим из того, что некие могущественные спецслужбы мечтают заполучить наш архив. Так вот, надо их предупредить, что если с нами что-то случится, то документы будут уничтожены.

— Хорошо, так мы защитимся от спецслужб, но ведь есть ещё и те, кто заинтересован в уничтожении информации. Им наша угроза только наруку.

— От них нас защитят спецслужбы.

— Но как мы с ними свяжемся?

— Напишешь на стене в Фейстбуке. Кому следует, непрерывно мониторит твои страницы в соцсетях. Они и ответить могут. Главное, чтобы нас не отследили. Но я об этом позабочусь.