— Ещё и плагиат. На сколько, по-вашему, процентов?

Она запнулась, вспомнив, что он догадывается о Сценарии. Её лицо стало ещё более каменным, а голос профессиональным:

— Разрушение сознания прогрессирует. У Вас ещё и паранойя. Обострение. Это всё Ваша подружка виновата. Подливает масла в огонь. Распаляет Ваше больное воображение.

— Она-то тут причём?

— У неё шизофрения. А шизофреники могут быть очень харизматичны. Вы подпали под её обаяние. К тому же она молода и привлекательна. Остановитесь! Вспомните, всё началось с того самого момента, как вы с ней повстречались.

— То же самое я могу сказать и про Вас.

***

— Герман, Вам надо успокоиться. Извините, что я так среагировала на Ваши действия. Последнее время у Вас не было срывов, и я расслабилась. Мне следовало сразу понять — это не Вы так себя ведёте, не Вы бросаетесь обвинениями — это Ваша болезнь. — И, не позволяя Герману вставить хоть слово, примирительным тоном продолжила: — Сейчас ступайте к себе в палату. Постарайтесь успокоиться. Займитесь своей книгой. Опишите наш разговор и все Ваши подозрения. А перед отбоем Вам дадут лекарство, оно поможет Вам выспаться.

Герману не нравилась её нарочитая заботливость, однако он не стал возобновлять полемику.

Он вообще никак не реагировал. Ободрённая его молчанием, доктор Рита продолжала сыпать медицинскими терминами. Но он её уже не слышал.

Напоследок он небрежно пролистнул несколько страниц своей медицинской карты, взгляд зацепился за непривычные даты.

Открытие кипятком ударило в лицо. Он продолжил просматривать записи, обращая внимание, прежде всего на даты.

Ужас. Медкарта была заполнена на полгода вперёд. Опухоль мозга, о которой сейчас распинается докторша, у него диагностируют только на следующей неделе.

Провалы в памяти — ещё через две недели.

Прогрессирующая деменция — через месяц с небольшим.

К осени он уже перестанет осознавать себя как личность.

В октябре его переведут в корпус “Ф”…

Герман медленно положил папку на стол.

Ошарашенный он буркнул что-то себе под нос, встал и направился к выходу.

— До завтра! — услышал он голос за спиной. Оглянулся и увидел в руке доктора Риты телефонную трубку.

Он ощущал себя победителем и одновременно раздавленным. Почему ему так тревожно? Кому она собиралась звонить? Охране? Профессору? В сестринскую — распорядиться насчёт вечерней таблетки? Да нет, это пустяки. В действительности его страшило расписанное по дням его будущее. Как будто он заглянул в книгу Судьбы.

Он вышел из лечебного корпуса. Вечерело. Герман сразу отправился искать Эльзу. Его распирало от гордости, от возбуждения, и от тревоги. Подруги нигде не было. Ну, куда же она запропастилась!

Он уже почти жалел о сегодняшнем разговоре с доктором. Сердце тоскливо сжималось в предчувствии грандиозных неприятностей.

“А Эльза? У нее тоже есть такая медицинская карточка?” — Кажется, он впервые испытал страх не за себя любимого, но и за другого, очень важного для него человека. Герман в панике нарезал круги, проверяя все возможные места, где могла бы сейчас быть Эльза. «Просто мы разминулись», — успокаивал он себя.

— Эй! Стой! Ты чего такой всклокоченный? Демонов увидел? — услышал он, догоняющую его Эльзу.

— Слава Богу! Ты в порядке?

— Я — да. А вот ты, похоже, чего-то натворил. Выкладывай.

***

Эльза слушала и мрачнела по ходу рассказа:

— Во-первых, не парься по поводу своего мозга, здесь у каждого есть свой страшный диагноз. Иначе, как бы можно было объяснить то, что нас тут держат против нашей воли.

— Хочешь сказать, что я на самом деле здоров?

— У здешних специалистов богатая фантазия. И большой опыт в фальсификации медицинских документов.

— Я думал, что остальные пациенты — настоящие психи. Ты сама на них посмотри. Не надо быть специалистом, чтобы понять — это тяжело больные люди.

— Они и есть психи. Теперь. При правильной терапии и достаточно долгом её применении, то же самое какой-нибудь новенький пациент со временем скажет и о тебе.

— Как думаешь, меня уже «лечат»?

— Не знаю, может, ещё и не начали. На тебе поставили бесценный научный эксперимент. Но как только тема будет выработана, то начнут. Не сомневайся. А пока они планомерно фабрикуют твою медицинскую карту. Добавляют записи о якобы проведённых медицинских осмотрах, прикладывают результаты несуществующих анализов. Всё честь по чести. Не подкопаешься.

— А на тебя тоже заведено подобное дело?

Эльза пожала плечами:

— Не думаю. Возможно, на меня у них другие планы.

— Ты чего такая мрачная стала?

— Не мрачная, а деловитая, — она выразительно уставилась ему в глаза: — Теперь началась открытая война. Ты раскрыл их секреты, и они это знают. Вопрос лишь в том, как быстро они начнут действовать. Сегодня уже поздно. А завтра с утра доктор Рита наверняка всё доложит Профессору. Иначе тебя бы уже повязали. После обеда или максимум к вечеру тебя начнут накачивать лекарствами.

— Ага, щас!

— Не отказывайся, но и не глотай, после выплюнешь. Если вдруг нечаянно проглотишь, иди в туалет пей воду, вызывай рвоту. Ничего не пей в столовой, только воду из-под крана. По-хорошему и есть не надо. Я тебе чего-нибудь сама принесу. — Она помолчала, прикидывая что-то в уме: — Послезавтра тебе будут вживлять имплант.

— Окно возможностей закрывается. Бежать надо сегодня или, в крайнем случае, завтра ночью.

— Давай уточним план.

Утром ничего не случилось. День как день в череде многих.

Герман неспешно шёл в столовую. И тут он увидел глаза Эльзы. Сначала только глаза. Полные ужаса и смертной тоски. Потом увидел её всю. Сидящую в кресле-каталке, с пристёгнутыми ремнями руками и ногами, с залепленным пластырем ртом.

В сопровождении трёх санитаров её везли в обособленный одноэтажный корпус в глубине территории, укрытый густой тенью высоких деревьев.

Герман однажды мельком слышал, что это здание назвали «старым изолятором». Оно всегда пустовало. В его окнах никогда не зажигался свет. Никто в него не входил и не выходил. Поэтому оно казалось невидимкой.

Герман наблюдал за происходящим издали. Санитары долго возились с замком, наконец, дверь открылась, и кресло с Эльзой вкатили внутрь. Включился свет. На зашторенных окнах контрастно обозначились тени решёток. Спустя десять минут из двери вышли два санитара. Охранять Эльзу остался один.

Идеальный момент для освобождения подруги. Вряд ли оставшийся в помещении охранник ожидает сейчас нападения. Но справится ли Герман даже с единственным санитаром? Он объективно оценивал свои физические возможности. И даже в случае успеха, он не был готов к тому, что может произойти потом.

Потерпи, Эльза!

Завтра. Он всё сделает завтра.

Продуманный до мелочей план побега трещал по швам. Нужен новый — план спасения Эльзы.

На что он готов пойти ради её спасения?

На всё!

Герман никогда не отличался ловкостью рук, да и клептоманией не страдал. Но когда он возвращал доктору Рите своё личное дело, не удержался и незаметно украл со стола небрежно брошенный ею нейро-нейтрализатор. “Отличное оружие, к сожалению, единственное. И к ещё большему сожалению — совершенно бесполезное против персонала. Пригодится!” — подумал он тогда.

Во время ужина у нескольких пациентов неожиданно начались припадки. У одних отнялись ноги, и они пытались ползти, работая только руками и громко стенали. У других и руки не работали, они лежали на полу как брёвна и мычали! Зрелище было ужасным. Герман старался не глядеть на бедолаг. Тем более, что именно он стал причиной их страданий. «Простите! Потерпите!» — мысленно уговаривал он их.

Охрана, санитары, весь персонал сбежался на место происшествия.

Герман же направился к изолятору. По пути он продолжал щелкать кнопкой авторучки, не вынимая руки из кармана.