— Нет, наверное, нет. Ты мне нравишься, Вествуд, и я еще не закончил наслаждаться тобой — отнюдь нет.

Тиски, сжимающие мое сердце, ослабевают, и мне становится легче дышать.

— Ты не против того, чтобы все было не серьёзно?

— Пока я один в твоей постели, да.

Как будто я хочу спать с кем-то, кроме тебя, тупица.

— То же правило распространяется и на тебя.

Уголки его губ загибаются вверх.

— Я знаю.

Мы молчим. Мы просто смотрим друг другу в глаза. Когда я чувствую, что проваливаюсь в его голубой взгляд, я отворачиваюсь и встаю с дивана.

— До тебя был только один парень и…

Он ухмыляется.

— Правда?

Я закатываю глаза.

— Да, правда. В общем… Я тоже здорова, но я не уверена, что готова заниматься сексом без презерватива. Я не могу закончить как Джиа.

Алекс вздрогнул.

— Мы точно этого не хотим.

— Тогда как насчет завтрака?

Печенька шумит в своей клетке, давая нам понять, что ему нужно внимание. Мы с Алексом поворачиваемся к нему.

— Давай сначала выгуляем его. Нет ли поблизости аптеки? Мы можем зайти туда и пополнить запасы презервативов, — говорит он.

Черт. Идти покупать презервативы с Алексом — это как искушать судьбу. Я не хочу, чтобы люди узнали, что я с ним сплю… Хотя, наверное, уже поздно пресекать слухи после того, как я заплатила столько денег за свидание с ним.

— Да, в квартале отсюда есть аптека. Пойду переоденусь, — я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Алекс притягивает меня к себе на колени. — Что ты делаешь?

— Я недостаточно тебя целовал, — он снова берет меня за губы, целует глубоко, заставляя пальцы на ногах подгибаться.

У меня перехватывает дыхание, когда он отстраняется.

— Ты играешь нечестно. Теперь мне нужен холодный душ, — мелодия звонка прерывает наш момент. Это телефон Алекса, он звонит и вибрирует на журнальном столике. Я оглядываюсь и вижу определитель номера. — Это твой брат.

— Он никогда не звонит, если это не важно.

Я сползаю с его коленей, чтобы он мог достать телефон.

— Привет, как дела? — отвечает он, уже нахмурив брови.

Желая оставить его в покое, я иду в свою комнату. Мне все равно нужно переодеться, если мы собираемся прогуляться с Печенькой.

Я только успеваю снять рубашку Алекса, как он стучит в открытую дверь моей спальни. Я оборачиваюсь, испуганная, и использую его рубашку как щит. Не понимаю, почему я хочу спрятать от него свое тело. Он уже много раз видел меня обнаженной.

— Извини, я не хотел тебя напугать. Мне нужно идти, — говорит он, в его глазах светится сожаление.

— Что-то случилось?

Он проводит пальцами по волосам, откидывая их назад.

— Ничего серьезного, но да, мне нужно срочно уехать.

— Все в порядке, — осознав, что я все еще держу его рубашку, я сокращаю расстояние между нами. — Не забудь это.

— Эта футболка подойдет. А ты придержи за мою рубашку от смокинга, — он наклоняется и нежно целует меня в губы. — Я напишу тебе.

— Хорошо.

Я не двигаюсь с места, даже чтобы проводить его. Я не знаю, почему так происходит, пока моя входная дверь не захлопывается, и Алекс не уходит. Я невыносимо разочарована, и не потому, что у нас не было секса. Мне грустно, потому что он ушел, и я уже скучаю по нему.

Я скучаю по Алексу Камински.

ГЛАВА 37

АЛЕКС

Я встречаю Логана у нашей квартиры, чтобы мы могли вместе поехать к папе. Логан звонил ему несколько раз сегодня утром, и когда папа не взял трубку, он забеспокоился. Я тоже.

Мы оба ненавидим ездить в трейлерный парк. Это угнетает и напоминает о том, как далеко пал наш отец. Он живет в безнадежной яме, и как бы мы ни старались вытащить его из этой ямы отчаяния, у него не хватает воли выбраться. Все, что мы можем сделать, — это время от времени проведать его. Мама оставалась с ним столько, сколько могла. Мы не виним ее за то, что она попросила развода.

Старая Милдред, соседка отца, сидит возле своего трейлера и курит сигарету, когда мы приезжаем. Это ее обычное место. Восьмидесятилетняя старушка следит за папой для нас.

— Доброе утро, Милдред, — приветствуем мы с Логаном в унисон.

— Доброе утро, ребята, — отвечает она со своим фальшивым британским акцентом.

Она говорит так с тех пор, как начала смотреть "Корону".

— Как дела? — спрашиваю я.

— Я не могу жаловаться. В отличие от бедной Элизабет, — она качает головой. — То, что сделал Филипп, было неправильно.

О Боже. Она говорит о людях из этого шоу так, как будто она с ними дружит.

— У отца были какие-нибудь неприятности? — Логан переходит к делу.

— Нет. Он был ужасно тихим в последние дни. Я проверила его вчера, чтобы убедиться, что он еще жив.

Мое сердце сжимается в тугой клубок от чувства вины. Может быть, мы с Логаном были эгоистами, раз не приезжали сюда чаще. Не могу сказать за своего близнеца, но я постоянно нахожусь в напряжении, ожидая страшного звонка от старушки Милдред или из полиции с сообщением о том, что наш отец умер.

— Спасибо, Милдред, — отвечаю я.

Сам трейлерный парк не самый худший из тех, что я видел. Некоторые из трейлеров в хорошем состоянии, и люди, которые здесь живут, не являются сомнительными личностями. Но папин трейлер проржавел в нескольких местах, а маленький садик перед домом, который был там, когда он арендовал это место, давно превратился в бесплодный участок грязи и сорняков.

Когда Логан открывает дверь, скрипят петли, и вонь, которая идет следом, заставляет меня закрыть нос рукой.

— Папа? — зовет Логан.

Из спальни доносится кашель. Нам приходится пробираться через завалы мусора, покрывающие большую часть грязного коврового пола. Папа лежит в постели и выглядит как никогда жалко.

Его лицо раскраснелось и вспотело, а серебристые волосы прилипли ко лбу. Его обычная пятичасовая щетина превратилась в пушистую бороду. Я с трудом узнаю его.

Логан садится на край матраса и трясет его.

— Папа, проснись.

Он открывает глаза, но, похоже, с трудом фокусируется.

— Папа, ты нас слышишь? — спрашиваю я сквозь комок в горле.

— Логан? — прохрипел он, глядя на меня.

— Нет, я Логан, — отвечает мой брат. — Что с тобой?

— Ничего. Просто простуда.

Логан прижимает ладонь ко лбу отца.

— Ты горячий. Мне кажется, у тебя жар.

Он отбивает руку.

— Нет. Я же сказал тебе, что со мной все в порядке.

Приступ кашля опровергает его ответ.

— Черт. Нам нужно отвезти тебя к врачу.

— Я никуда не поеду.

Логан смотрит на меня, и я понимаю, что творится у него в голове. Что теперь?

— Тебе нужно принять душ, по крайней мере. От тебя воняет, — говорю я.

— Мне все равно.

— Нам не все равно! — отвечает Логан, расстроенный. — И мы не спрашиваем. Ты идешь в душ, или мы вымоем тебя из шланга.

Отец злобно смотрит на него, как будто это что-то изменит.

— Я принесу шланг, — я поворачиваюсь.

— Подожди! Ладно. Я приму душ, если это означает, что вы оставите меня в покое.

Логан помогает ему встать с кровати, и тогда я присоединяюсь к ним с другой стороны от отца. Мне приходится дышать через рот, потому что от него действительно пахнет гнилью. Чувство вины в моей груди разрастается, заставляя мой желудок сжиматься в ответ. Мы должны были приехать раньше.

Если бы у меня были деньги, я бы заплатил за то, чтобы поместить отца в дом престарелых. Мы не можем рассчитывать на то, что соседи присмотрят за ним, а он явно не может позаботиться о себе. У него уже давно депрессия.

Ванная комната крошечная, и мы с Логаном едва там помещаемся.

— Мы не можем вдвоем помогать папе в душе. Я начну уборку, — говорю я Логану.

— Хорошо. Я разберусь с ним.

Вся квартира — свинарник, и трудно сказать, какая комната самая плохая. Я начинаю с его спальни, чтобы он мог лечь в чистую постель, когда выйдет из душа. Я беру самый большой мусорный пакет, который только могу найти, и выкидываю в него весь хлам, быстро заполняя его.