Боан похлопал Делию по плечу, с облегчением вздохнув.

— Знали бы вы, как я рад это слышать, — он прошелся по площади и поднял нечто с земли. — Извините, если разочарую, но это не ваша мечта, на самом деле это кадры будущего, которое вы не застали в своей прошлой жизни.

«Но видели в свою первую жизнь», — не стал произносить старик вслух.

Делия недоверчиво покосилась на Боана.

— Итевиль в сердце Итевы, — возразила она. — Он настолько запрятан в глубинах, что армиям с окраинных территорий пришлось бы идти к нему не меньше трех лет, снося на пути все герцогства и королевства. Неужто гражданская война? Слабо верится…

— Ну, тут вы правы. Пришлось по пути к Итевилю разрушить все земли, но потребовалось не три года, а только один.

— Шутите ведь?

— Отнюдь, — Боан показал Делии осколок меча, — шутить с подобным — кощунство.

Делия присмотрела к мечу, на нем был выбит герб имперской стражи Итевы.

— И кто настолько силен, что сумел победить самую могущественную страну континента?

— Главный враг смерти, — смотритель воткнул осколок меча в землю. — То была вера.

Стоило осколку оказаться в земле, как картинка начала сползать, здания стали обращаться в черную жидкость, пока окончательно не растаяли на глазах.

Боан взял Делию под руку и повел ее за собой.

— Мисс, вы как-то спрашивали, почему я умираю. Ну что ж, я умираю, потому что вскоре буду не в силах отражать со своей территории беды.

Дели переспросила:

— Не сможете очищать подконтрольные земли?

Смотритель кивнул.

— Моя основная задача и задача тех, кому я дарую частицы своей силы или, как сказали бы люди, “ядро”, притягивать к себе беды и избавляться от них. Когда бед становится слишком много, мы больше не в силах их «переваривать», тогда же мы ломаемся и погибаем. То, что вы слышали от меня колыбель, доказывает одно — скоро бед в Таутене станет так много, что я один не сумею их побороть. Беды будут идти одна за другой. А беды, как вы понимаете, влекут человеческие страдания, страдания — смерть, смерть ведет к ослаблению веры. Вера слабеет в людских сердцах, но зато становится сильнее в тех, кто несет в себе новую веру.

Новая вера… С первых дней сотворения империя в Итеве почитали Вознесенных богов, однако не все божества оказались “Вознесены”. Боан тому подтверждение, и Ивтеил… Делии точно не показалось! Розанна однозначно назвала его именем бога судьбы!

— Вы говорите, в Итеву скоро явятся новые боги?

Боан задумался, но через время кивнул. Он сказал:

— Итева всю жизнь почитала мертвых богов, это стало ее главной слабостью. Вознесенные боги… Как же. Мертвые божества принесли себя в жертву миру, это было их добровольным поступком, но некоторые из богов не стали отдавать свою силу. Делали они это скорее по причине нежелания отдавать в руки людям опасные способности, однако были и те, кто не желал ради людей собой жертвовать.

— Выходит, этот кто-то ждал моей смерти, чтобы начать действовать? — Делия усмехнулась. — Не кажется ли вам, что это все как-то нелепо? Не хватало мне проблем с людьми, так теперь вы говорите, что я должна сражаться с богами?

— Мисс, вы немного ошиблись.

— В каком из вопросов? Или вы, господин Боан, считаете, что проблемы у меня всегда были не только с людьми?

— Нет. Вы просто все еще не совсем меня поняли. Вы думаете, что на людей нападут божество, но это не совсем так. На людей империи нападут люди. Просто эти люди, подобные вам, обладают неведомой ранее силой. Как бы сказали почитатели Верховной Восьмерки, те люди окажутся проклятыми. Так что… хоть вы и думаете, что Осколки жаждали вашей кончины, но на самом деле они знать вас не знали. Будь им о вас что-то известно, они бы скорее с вами объединились, чтобы предотвратить битву людей. К тому же… Сделали бы они это уже очень давно.

— Да я счастливица. Меня убили до встречи с богами!

Боан обернулся, выражение на лице у него стало серьезным.

— Я понимаю, это все выглядит малость дико, мисс Делия, но некоторые вещи встанут на свои места, когда вы увидите память Розанны.

— Ладно, я поняла! Делать мне здесь все равно больше нечего, так что давайте, ведите. Всегда хотела пробраться в голову к матери, по лицу-то не поймешь, о чем она думает.

Стоило Делии это сказать, как Боан толкнул ее в спину. Ноги девушки начали увязать в жидкости, а тело медленно исчезало в воде.

— Дальше вас будут встречать разные двери, мисс Делия. Входите только в те, что открыты. Иначе рискуете узнать что-то страшное, но вы же не хотите увидеть нечто неподобающее? — старик усмехнулся, а Делия скривила лицо.

Мир душ ей уже не пришелся по нраву, слишком уж много в нем было грязи.

— Почему? Почему это повторяется снова?! — стоя напротив напольного зеркала и стараясь не разрыдаться, Розанна покусывала губу и продолжала сверлить взглядом поседевшие волосы. Будто они вновь станут рыжими, если она продолжит смотреть.

— Я должна что-то сделать… Должна что-то придумать, пока окончательно не поседела… Сколько у меня еще времени? — она оглядела комнату, взгляд метнулся к окну.

Скоро солнце поднимется, скоро в комнату устремится прислуга, и для всех этот день будет обычным, непримечательным, одна только она, маленькая Розанна, будет вынуждена делать вид, что и у нее все как обычно нормально. Не жизнь, а выживание… Но для ребенка такая ноша непомерно трудна!

Она схватила со стола ножницы и начала обрезать поседевшие прядки.

Некоторое время назад в ее сне начала появляться странного вида женщина. Чаще всего незнакомка молчала, но в дни, когда та открывала свой рот и произносила слова, девочка просыпалась и находила на голове все больше побелевших волос. В такие дни сразу по пробуждению Розанна выхватывала с полки ножницы и начинала нещадно рубить поседевшие пряди. Только когда пол оказывался погребен под белесыми нитями, только когда волосы становились реже, она успокаивалась, брала в руки гребень, причесывалась и собирала жидкие волосы так, чтобы не было видно, что они потеряли объем. После Розанна внимательно собирала все волосы с пола, прятала в ткань, а позже незаметно сжигала. Эти ритуалы стали для нее столь обыденными, что она более не кривилась от запаха горящих волос. Она больше не плакала, беря в руки ножницы или гребень.

Для нее, дитя этих лет, страшнее того, что ее не посчитают красавицей, было только раскрытие тайны. Узнай люди, что она проклята, что сделают? Тотчас убьют? Или в начале немного помучают?

В любом случае они вряд ли сжалятся… Потому страх от одной только мысли оказаться на улице или, помилуй Арцес, на эшафоте оказался сильнее желания выделиться своей сединой.

В комнату, как Розанна того и ждала, постучала служанка:

— Вы уже проснулись, госпожа? Разрешите войти?

Бегло осмотрев комнату, девочка крикнула:

— Заходи, Сирша.

— Доброе утро, моя госпожа, — горничная средних лет поклонилась. — Вы снова решили сделать прическу самостоятельно?

Розанна кивнула, до прихода служанки она успела заплести две косы.

— Да, мне понравилось самой заплетаться. А еще, Сирша, я уже умылась, а завтракать не хочу. Вели подготовить экипаж, я поеду в храм праотца всех начал.

В этом году семья юной Розанны, род Венерс, заполучила себе роль хранителя. Потому девочка убеждала себя, что нет ничего страшного в том, что дитя из рода смотрителей будет появляться и блуждать по храму без дела.

— Вы слишком самостоятельны, моя леди, — сетовала служанка. — Вы еще так юны, оставайся как можно дольше ребенком!

Розанна чуть было не рассмеялась.

Оставаться ребенком? Как будто возраст спасет ее от клейма грешной ведьмы!

Нет, ничто, кроме правды, двенадцатилетнею девочку не спасет; ее, маленького, да и к тому же неродного ребенка убережет только поиск ответов. От Розанны уж больно просто избавиться, и семья Венерс, удочеривший ее из-за красоты и необычайно яркого цвета волос, легко откажутся от дитя, что не принесет дому пользу, а напротив, заклеймит его родом еретиков!