Юная Розанна с недоверием посмотрела на свои маленькие ладошки. Ей самой отчего-то не верилось, что однажды они, эти слабые детские пальчики, могут начать приносить дому пользу. Говорят, благословение пробуждалось только в одном или двух людях из сотни. Разве сможет она стать подобным счастливчиком?

В уме девочки тут же промелькнула идея.

— Вы рассказываете о смерти богов, поэтому позвольте полюбопытствовать, — отбросив грустные мысли, Розанна отвела взгляд от записей. — Почему Низшие боги считаются проклятыми? И какие дары сделали они людям во время ухода с земель?

«Раз вознесенные боги несут свои силы народу, то разве не могу я получить силу не Верховного, а Низшего бога?» — вот о чем девочка про себя размышляла.

Гувернантка задумалась.

— Думаю, дело в том, что Верховные боги обладали поистине несоразмерной силой по сравнении с Низшими богами, ими их наделил бог Начал. Когда Верховные разбивали свои сосуды, их силы были отданы не одному, не двум, а тысячам из жителей Ктериана. Низшие боги были другими, их силы были не слабее, но подаренные им от Начала божье ядро значительно уступало в размерах. Когда Низшие раскалывали свои сосуды, их способности могли пробудиться в единицах или были столь незначительны, что эти силы нельзя было назвать благословением. Например, в свое время существовал бог ненасытности Равас. Когда он вознесся, то попросту канул в небытие. Поговаривают, его сила стала проявляться в некоторых людях, чьи сердца отчаянно чего-то желали, однако никто так и не смог доказать, правда это или чья-то фантазия. Быть может, и правда существуют люди, чья жадность готова поглотить горы, и, быть может, это все из-за силы бога ненасытности. Как знать?

Выходит, шанс получить благословение Низшего бога был еще ниже.

— Значит, люди обозвали Низших богов «проклятыми» из зависти? Как мелочно, — Розанна надула щеки. — Кстати, как вы считаете, существовал ли когда-то бог зависти?

— Возможно, существовал.

— А бог игр?

— Почему бы и нет? — смеялась престарелая женщина.

— А что насчет бога смерти? — не унималось дитя.

Женщина тепло улыбнулась.

— Не бог, а богиня. Такая богиня и правда существовала, ее имя Аммония, она отвечала за смерть и перерождение душ. Души богов ведь не исчезали бесследно, когда покидали наш мир. Даже самая маленькая крупица их сил обретала свое начало. Аммония как раз и была богиней, отвечающей за новые жизни, за перерождение душ.

— Аммония вознеслась?

— Конечно. Если верить народной молве, она даже преподнесла людям особый подарок.

Гувернантка долго обдумывала ответ, будто не могла решить, говорить ли ребенку о богине, возвещающей смерть. Спустя пару минут размышлений, она все же призналась:

— Ходит легенда, что богиня смерти и перерождения даровала людям возможность уходить на покой без сожалений.

Взгляд женщины был наполнен глубокой печалью, но Розанна оказалась слишком юна, чтобы почувствовать это.

— «Уходить без сожалений»? — недоумевало дитя.

— Уходить без сожалений людям помогала чудесная песенка. Богиня смерти и перерождения не стала даровать людям свои силы, вместо этого перед уходом она создала колыбельную, которая по поверьям людей слышат все умирающие перед самым концом — перед последним вздохом. Говорят, эта колыбельная самая прекрасная песнь на свете, ведь позволяет забыть о пережитых в этой жизни страданиях и отправиться в новую жизнь.

Розанна озадаченно хмурилась, ее тонкие брови сложились домиком, а губы сжались в полоску.

— Неужели вы верите в это? Вы же сказали, что Низшие боги были не способны даровать свои силы большому числу человек, а теперь отказываетесь от своих слов и утверждаете, что Аммония дарит колыбельную каждому?

Женщина кивнула.

— Нам точно неведомо, что даровали Низшие боги людям перед уходом с земель, никто не рассказывает об этом. Однако покуда верю в богов, верю и в силу Аммонии, — гувернантка закрыла книгу и отложила ее в сторонку. — В любом случае, даже если все сказанное мной про богиню смерти правдиво, то колыбель слышат только умирающие, моя госпожа. Поэтому не стоит интересоваться ей в таком юном возрасте. Вам только двенадцать, так что ждите, когда объявится благословение, а не явится колыбель.

***

Как бы старательно Розанна ни пыталась следовать наказу наставницы, в тот день она никак не могла найти сон. Ей казалось, что гувернантка забыла рассказать нечто важное, девочку терзали вопросы. Вот, к примеру, откуда люди узнали о колыбели, если все, кто ее слышал, тотчас умирал? Неужели имелись счастливчики, что пережили встречу с Аммонией — вестницей смерти?

Поддавшись тяготам мыслей, Розанна уснула только под утро, и тогда в своем сне ей впервые довелось повстречать образ святой, играющей на золотой арфе. Точеный музыкальный инструмент был охвачен стальными шипами, а натянутые вдоль его корпуса тонкие струны поблескивали практически незаметно для глаз.

Чудесная арфа не издавала ни звука, а уста святой не размыкались. Когда святая отвела руки от инструмента и уложила их на колени, ее голова повернулась в сторону девочки. Глаза женщины скрывались повязкой, но даже это не помешало Розанне почувствовать, как пронзительный взгляд был отдан ей — единственному зрителю беззвучно сыгранного концерта.

«Еще слишком рано, Розанна».

Губы святой не шелохнулись, но ее леденящий до дрожи голос прозвучал прямо в сознании девочки, до ужаса напугав и заставив ее с вскриком выбраться из постели.

Что это было? Сон? Предупреждение?

Розанна начала суматошно блуждать от стеночки к стенке, пока ее заледеневшее тело наконец не остановилось напротив стоящего в углу напольного зеркала. Ужас тут же пригвоздил ноги девочки к полу, а страх закрался в самые потаенные уголки головы. Она протянула руку и пропустила сквозь пальцы густые пряди волос. Рыжие волосы, как и прежде мягкие и шелковистые, после короткого, но страшного сна изменились: среди рыжины затесалась редкая седина.

Подобно первому снегу, кошмар явился внезапно; он окрасил волосы дитя в белый, а лицо исказил ледяной бледнотой.

— Это всего лишь кошмарный сон… — с потугами посмеялась Розанна, не веря себе.

Она схватила со стола ножницы и без раздумий срезала серые пряди. Сердце чуть успокоилось, но руки продолжали дрожать, пропуская сквозь пальцы ныне белесые нити.

Итевиль, столица Итевы

Восемнадцать лет от рождения Делии Астры Тимей

Сегодняшний день никоим образом не отличался от прошлых ста двадцати: все те же знакомые стены, все тот же настрой и желание выбраться, и даже пленившие разум вопросы казались ничуть неизменны. Как там Феония? Что делает Мейтон? В последний ли раз ей, Делии, представился случай так, как сейчас, отдыхать за решеткой?

Из горла вырвался смех.

Феония все еще в дреме, иначе не оставила бы сестру гнить в темнице. Мейтон делает вид, что занят. У него это отлично выходит. Это последнее заточение, точно последнее.

Будучи запертой в тюремных покоях, предназначенной для самых кровожадных преступников Итевиля, Делия размышляла о своей незавидной судьбе с ироничным смешком и безудержным хохотом. Расклад на будущее казался ей прост: «Когда Феон пробудится, она всем вам покажет, — размышляла она, — вы не посмеете меня запирать, и взгляд в мою сторону сделать не смеете».

Почему она так считала? Оптимизм или откровенная глупость заставили ее верить в чудо?

Можно приврать, заявить, что виной тому не они… По крайней мере Делия старалась в это поверить и раз за разом повторяла себе, что это был лишь здравый расчет, приукрашенный всего каплей надежды. Феония ведь скоро станет императрицей — возглавит престол, станет новым столпом. Она обретет власть и силу, а значит, легко покарает обидчиков Делии. Сестра императрицы не может сидеть за решеткой — это бесспорная истина.

«Да, так все и будет…» — снова последовал смех. Он бился о стены, оглушал собой слух и непрерывным потоком устремлялся к обидчикам; он сводил их с ума, бил по гордости и вынуждал сотрясаться…