— А что, я разве не прав? Ты моя благодетельница, неужели я не могу сказать, что герцогиня меня благословила, наделив своей силой?

Не успела Розанна ответить, как за ее спиной снова послышался пышущий радостью крик:

— Ваша светлость! Благодати вам и вашей семье! Не утомились добираться до храма в столь знойный день?

Герцогиня обернулась, ее взору предстал местный первосвященник. В отличии от того старичка, что встретил ее на входе у храма, этот нес на себе не только вес церковной омофоры, он также носил золоченую митру — головной убор главы храма.

— Что вы, Ваше Преосвященство, — с поклоном отвечала Розанна все таким же спокойным, лишенным чувств голосом, — дорога прошла на редкость легко. Вы делаете верные прогнозы погоды, потому я была готова, что мой путь до храма пройдет в ясный день.

— Я рад это слышать, — добродушно отвечал старец. — А еще я очень рад, что вы приехали в этот чудный, прямо-таки знаменательный день, ведь я чуть было не распорядился отослать вам сообщение, ваша светлость.

— Неужели в церкви что-то произошло? — лицо герцогини против воли нахмурилось. — Это нечто хорошее или же напротив плохое?

Старик, мешкавший еще минуту назад, мгновенно воспрянул, его лицо налилось краской, а на морщинистом лике показалась улыбка. Он словно расцвел.

— Ваша светлость, верно все говорят, от вас ничего не скрывается! Весть отличная, мы ее не так давно получили, поэтому еще вам ее не доставили, однако раз вы прибыли самолично, я обязан вам ее сообщить! — старик сделал шаг ближе, огляделся и зашептал. — У наших служителей, хоть они и не благословленные, было откровение вчера ночью. Они узнали, что на территории Таутена появится дитя судеб! Во всей Итеве сейчас не больше двух благословленных судьбой, в Таутене уже лет двести не появлялось такое дитя… Я так рад! Наконец-то великий Осколок избрал подходящее чадо, и, представляете, это чадо войдет в наш местный храм!

В глазах пожилого мужчины поблескивали слезинки. Всю жизнь он отдал на почитание церкви, где не было ни одного сына или дочери почитаемого им божества, которому он так трепетно преклонялся, но теперь ребенок появится! Жизнь прожита абсолютно не зря, преподобный был рад, что вскоре встретит ребенка с частичкой силы Осколка.

— Какая отличная новость, — Розанна выглядела довольной, однако в глазах ее засиял ледяной огонек. — Выходит, дитя уже вот-вот пробудит ядро.

— В откровении говорилось, что дитя скоро войдет в нашу церковь, потому мы подготовимся к его или ее появлению!

— Отлично, сообщайте все новости сразу, а если дитя по приходу будет в чем-то нуждаться, дайте мне тут же знать, — Розанна постаралась казаться учтивой. — И еще, преподобный, прошу, не забывайте, что дети судеб в прошлом подвергались гонениям и нападкам, так что обеспечьте условия для взращивания дитя, не забывая о безопасности.

— Наша церковь сделает все, чтобы защитить воплощение Ремеуса. Мы сделаем все во имя нашего бога!

Стоило первосвященнику произнести это, как раздался приглушенный смешок.

— Прямо-таки все? — неожиданно спросил Ивтеил. Он не особо-то слушал разговор старика и Розанны, но теперь стал дотошен. В его глазах, как и во взгляде Розанны, тоже воспрял огонек.

— Конечно, господин Ивтеил, даже не сомневайтесь! Ремеус пожертвовал собой во имя людей, поэтому мы, верующие в него, обязаны ему отплатить!

— Хм, что же это выходит… — нахмурился юноша. — Даже если вам придет еще одно откровение, где ваш бог прикажет вам всем станцевать на могилах почивших людей и богов, вы послушаете? Вдруг ваш обожаемый бог желает всем, кроме вас, его верных приспешников, смерти?

— Ивтеил, прекрати, — прошептала Розанна сквозь зубы. — Не забывай, с кем ты сейчас говоришь.

Ивтеил мгновенно опомнился, его лицо изменилось, лукавство ушло.

— Простите, святой отец, я поступил грубо. К своему возрасту следить за языком так и не обучился, прошу, не держите зла на дурака.

— Что вы, господин Ивтеил, не извиняйтесь! На самом деле многие люди не понимает сущности церкви бога судьбы. Мы зла за это не держим, — тепло ответил старик, он и впрямь не обиделся.

Вера граждан Итевы была довольно губительной силой. Если нет единого бога и каждый верен не одному, а восьми — начинается хаос. Богов следует разделять, сделать их не только столпами праведных действий, богам следует стать ближе к народу. Потому у каждой церкви в жизни Итевы была своя роль и цель. Церковь исцеления была местом, где благословленные Арцесом и прочие добровольцы лечили раненых и больных. Церкви Пентеса, Ваонесса и Десмеи заложили основы для честной торговли и выступали судом, что регулировал гражданские и уголовные разбирательства. Храмы Теммис занимались наукой и обучением, в церкви Кериуса развивали искусства. И даже благословленные Миаценом и добровольцы, почитающие силу бога войны, отвечали за безопасность границ или отправлялись на службу. А что же делал храм бога судьбы?

В отличии от прочих храмов, где благословленные были основой служения людям, в церкви Ремеуса большого числа прислужников не было. На весь континент благословленных судьбой было меньше пяти человек, в сравнении с другими благословленными это всего лишь крупицы. Потому в народе церковь и храмы судьбы было принято считать местом моления: сюда приходили поставить свечу во имя любви, здоровья и процветания, крестить маленькое дитя, что начало свой жизненный путь, отдать дань божествам, оплакать чью-то кончину. Некоторые люди насмехались над немногочисленными приспешниками церквей судеб, но приспешники этой церкви, как ни странно, всем сердцем верили в свое божество, потому вели честный и праведный образ жизни. Они не злились и были рады встречать каждого, кто к ним приходил.

«Ремеус был бы рад дать приют всем нуждающимся», — так звучало одно из самых ранних божественных откровений, полученных этой церковью.

Повисла неловкая тишина, и, чтобы скрасить ее, глава храма сменил тему беседы:

— Ваша светлость, так во имя чего вы приехали помолиться?

— Хочу помолиться во имя процветания божественных истоков Итевы.

— Как чудесно! Я сейчас же принесу вам восемь свечей в честь каждого из Верховной Восьмерки.

Не успела Розанна ответить, как снова заговорил Ивтеил:

— Не восемь, будьте добры, принесите ей семь свечей.

— Простите, я не ослышался? Семь? Вы просите семь свечей? — спросил престарелый священник, и его многочисленные морщины стали глубже.

Розанна чуть заметно нахмурилась, но кивнула.

— Пожалуйста, сделайте, как он сказал.

— Конечно, как вам будет угодно.

Старик наспех ушел, а Розанна обернулась к помощнику.

Ивтеил! Этот наглый прохвост прожил в храме несколько месяцев, но учтивости не приобрел. Даже с первосвященником ведет себя вызывающе, и думать не смея хоть о капле манер.

Герцогиня вздохнула.

— У тебя настолько скверное настроение? — спросила она, понимая, что такое поведение у Ивтеила отнюдь не случайно.

— А с чего бы ему быть хорошим? — буркнул он. — Родилось новое дитя судеб.

— Но свечи-то что тебе сделали? Взяли бы восемь, к чему заставлять старика сомневаться в здравомыслии герцогини?

Ивтеил наклонился к уху хозяйки.

— Роза, я тебе всегда говорил: оплакивать свечками надо мертвых, не ставь свечи во имя живых. И вообще лучше уж поставь свечку за своих детей, но вот сколько именно свечей ставить… тут уж думай сама.

С улыбочкой выхватив из рук герцогини складной веер, который та продолжала держать из-за храмовой духоты, Ивтеил раскрыл его и тут же спрятал за ним раскрасневшееся лицо. После этого он отошел в сторону, делая вид, что рассматривает настенную живопись.

— Ваша светлость, вот ваши свечи. Возьмите, пожалуйста, — преподобный быстро вернулся и протянул Розанне семь длинных свечей чистого белоснежного цвета. Обычно свечи окрашивали и в другие цвета, чтобы тем показать, чему или кому именно человек решил помолиться, но в случае Розанны невозможно было понять, в честь каких богов, она зажигает огонь. Да и в честь богов ли?