Вдоволь налюбовавшись, я плотно закрываю дверь спальни и спускаюсь на первый этаж гостиной.

То, что Наиль до сих пор не лёг — практически не удивляет меня. Он возится у холодильника в домашней футболке и штанах. Волосы влажные после душа. Взгляд такой измученный, что невыносимо смотреть.

Я, должно быть, выгляжу ничуть не лучше, но, вопреки сложному принятому решению, испытываю нечто похожее на облегчение. Да, немного приправленное болью и горечью, но также и осознанием того, что это — точно не ошибка. Скорее необходимость, чтобы окончательно друг друга не добить.

— Выпьешь со мной, Поль?

Слабо улыбнувшись, сажусь на мягкий диван и упираюсь ступнями в пуф. На часах второй час ночи. Завтра нам предстоит безумно сложный день, который принесёт кардинальные и резкие перемены, но я предпочитаю об этом не думать. По крайней мере, не сейчас.

Тот стресс, что мы испытали, нужно хоть чем-нибудь снять. Он копился-копился, но освобождения так и не получилось — тело по-прежнему напряжено, а мозг усиленно кипит.

— Представляешь, приедет опека, а мы мало того что потеряли ребёнка, так ещё и употребляем?

Наиль усмехается, но всё равно открывает бар. Что предпочту пить — не уточняет, а просто достает бутылку рома и два толстых стакана.

— Не волнуйся, ночью точно не приедет.

Я откидываю голову на спинку дивана и позволяю за собой поухаживать. На журнальный стол опускаются нехитрые закуски и алкоголь. Фоном включается телевизор. Обстановка тёплая и домашняя, но факт того, что это в последний раз — насквозь пронизывает острой стрелой.

— Хочешь что-то посмотреть?

Наиль протягивает пульт, но я отказываюсь. На его выбор. Мне правда все равно.

Муж садится по левую от меня сторону на небольшом, но ощутимом расстоянии. Будет так удивительно — строить дальнейшие планы, но уже без него. Не готовиться в отпуск. Засыпать и просыпаться в одиночку. Не встречать после работы. Не готовить завтраки. И много-много других «не». Одно я знаю наверняка — это не смертельно. Не мы первые, и не мы последние. Так бывает.

— Помнишь, когда Мышке было два года — она расшибла подбородок?

Я спрашиваю, пригубляя ром и впервые пробуя его на вкус. Распознаю что-то сливово-кремовое с терпкими нотками.

Мне хорошо и свободно. Напряжение постепенно смывается с очередным мелким глотком и почти сходит на нет.

— Да, тогда казалось, будто это самое страшное, что мы когда-то переживали. Травмпункт, швы. Общение с полицией.

— Ты ругался с хирургом и рвался в операционную. Помню. А что было через год — забыл?

Я вполне искреннее веселюсь. Даже дышать легче. То, что будет в новой жизни, пока видится темно и смутно, но, как ни странно, я ничуть не боюсь.

Перекатываю алкоголь на языке, глотаю. Если переборщу с дозой — не страшно. Завтра я непременно буду знать меру, но не сегодня.

— Что было через год?

На экране фоном идёт какая-то семейная комедия. Наверное, интересная, но я не вникаю.

Смотрю то в телевизор, то на мужа. Не могу перестать блуждать по нему взглядом, пока можно. Моментами ловлю себя на том, что не верю в конец. Что вот такого — больше ни с кем не будет. Хотя откуда мне знать? Я ведь даже не пробовала. Любила одного и долго.

Наиль хоть и утверждал, что мне не обязательно догонять его, и что он ни разу от меня не убегает — оказалось, мы изначально свернули по разным дорогам, но постеснялись в этом признаться.

— Маришка упала на асфальт, рассекла уздечку и сломала два передних зуба. Кровищи было море — казалось, что захлебнётся. Правда, нам повезло, потому что зубы удалять не пришлось — они сами чудом срослись и продержались ровно до шести лет.

Разговор идёт так плавно и размеренно, что хочется просидеть до утра. Вспоминать, смеяться. Чуточку ностальгировать.

Наиль подхватывает тему за темой. Шутит и стебётся. Вспоминает такие моменты, о которых я давным-давно позабыла. Например, как опасалась брать на руки Мышку. Как в первые дни материнства только и делала, что плакала, потому что дочь успокаивалась, исключительно лёжа на груди у папы, а со мной — отчего-то не ладилось. Мне было обидно. Гормоны били. Я казалась себе неполноценной и неправильной, а Илю кричала, чтобы в таком случае сам добывал молоко и кормил.

Сейчас это воспринимается иначе. Я хохочу до выступивших слёз в уголках глаз, пока муж пародирует мои же фразы.

— Эй, хватит!

Я толкаю Наиля локтем под бок. Припоминаю, как впервые оставила его с ребенком один на один и поехала к врачу, а он так и не смог самостоятельно разобраться с блендером и измельчением еды, и сильно удивился, почему Мышка в шесть месяцев не желала жевать кусочки брокколи.

— Такое ощущение, будто мы только и делали, что косячили.

Поймав взгляд чёрных глаз, подгибаю пальцы ног. В кровь попадает внушительная доза рома, а эмоции качаются, как во время шторма.

— Мне кажется, мы были и есть — не самыми плохими.

— Точно нет, — Наиль мотает головой, накрывая ладонью мою ногу. Мне душно и нечем дышать. Я хочу спросить, для чего он это делает, но затихаю, стараясь не обращать внимания на стремительный жар внизу живота. — Спасибо тебе за дочку, Поль.

Голова кружится. Я улыбаюсь. Затем несдержанно прыскаю от смеха.

— Иль, ты пьян.

— Нет, правда. Возможно, действительно пьян и несу чушь, но я искренне рад, что она у нас появилась. И я ни разу ни о чем не пожалел. Ни о чем с тобой.

Я киваю, соглашаясь. Хочу поблагодарить за то, что не дал сделать аборт и взвалил на свои плечи просто огромные обязанности для двадцатилетнего парня, но в горле образовывается ком. До взрыва мы много чего друг другу наговорили. В основном плохого, а хорошего — нет. Некоторые фразы были на адреналине, но в целом — как есть.

Мы достаточно по-разному представляем будущее. Мы столько всего наворотили, что ни забыть, ни простить, ни вычеркнуть…

— Ты завтра рано съедешь? Хоть попрощаешься?

Наиль тянется к моей щеке и проводит костяшками пальцев по коже. Легко и медленно. Я млею и окончательно расслабляюсь.

Ноздри щекочет родной запах, приправленный алкоголем. Мысли превращаются в желе. Я сомневаюсь, что это именно то, что нам нужно — цепляться друг в друга, когда решение уже принято, но…

Я ощущаю ладонь на шее, близость и жар мужского тела. Щёки вспыхивают. Руки автоматически тянутся к крепкой груди и прижимаются к гулко колотящемуся сердцу.

— Попрощаюсь, конечно.

Это явно лишнее, но я закрываю глаза и размыкаю губы, когда муж притягивает меня к себе.

Первое время не шевелюсь и не отвечаю. Не происходит ничего особенного и сверхъестественного — мы миллион раз целовались, используя приятные ненавязчивые движения и лаская друг друга одними губами. Зная, как приятно и как можно. Сейчас — наслаждаемся и пытаемся отпечатать последние касания в памяти.

Во рту много слюны. Мы жмёмся теснее. Легко соприкасаемся языками и издаем тихие приглушенные стоны. Можно представить, что это плюс одна разрядка к рому. Действенный способ снять стресс.

Я уверена наперёд, что будет дальше — настолько срослась с Наилем. Он пройдется пальцами по шейным позвонкам, поцелует глубже и жестче. Потрётся щетиной о мои щёки. Прервётся, чтобы отстраниться и взглянуть в мои хмельные глаза. Выдохнет, усмехнётся краешками губ. Уткнётся лбом в мой лоб. Потянет на себя.

Перекинув ногу через мужское бедро, опускаюсь сверху. Под вспышки телевизора, срывающееся дыхание. Под участившийся пульс и пробирающий до дрожи взгляд.

— Ты очень красивая, Полюшка…

Его руки едут по моему телу — оглаживают бёдра, задевают живот. Устремляются вверх — к груди.

— Ей ты тоже об этом говорил?

Сейчас не время для претензий, но я достаточно нетрезва, чтобы откровенно спрашивать и получать такие же откровенные ответы, которые, по сути, ничего не изменят.

Наиль накрывает ладонями мою грудь и сжимает через ткань майки. Не прерываясь и продолжая трогать, но с заметным замедлением, а это означает, что ответ будет положительным.