Городок, в котором мы прожили десять лет — крошечный, а до нашего дома расстояние примерно две автобусных остановки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Неторопливой походкой иду вдоль дороги. Подставляю лицо тёплому весеннему ветру.

В первый день нашего приезда мы безвылазно сидели дома, зато сегодня много гуляли, ездили кататься на роликах и ходили в кино.

В ногах чувствуется приятная усталость, а настроение, несмотря на смазанные впечатления от встречи со старыми подругами — хорошее. Жизнь действительно идет своим чередом. Как и раньше.

Услышав звук входящего уведомления на телефоне, останавливаюсь и лезу в карман. Проверяю реакции на фотографии, читаю сообщения. От Журавлёва — ноль.

После той ночи он ни разу не просматривал ни мои фото, ни видео. Не написал ни единого сообщения. Не давал о себе знать, хотя раньше делал это постоянно.

Бесит.

Продолжив путь, усмехаюсь. Ничего удивительного, наверное. Пресыщенный мажор таки добился своего. Трахнул, как и мечтал, а затем ожидаемо остыл. Раздражает в этой ситуации лишь то, что меня, оказывается, не на шутку зацепило, хотя вроде как не должно.

И хер с ним.

Отлично, что отлип. Прекрасно, что больше не будет навязчивости и внимания. Но нет-нет, а за грудной клеткой давит.

Стыдно признаться, но Саша снился мне буквально на днях. Я не звала, он сам. Чётко помню его лицо прямо перед моим, татуировки на теле. И того дурацкого демона с крыльями ангела. Я так и не смогла определить: что же побеждает внутри меня?

Остановившись у кирпичной пятиэтажки, поднимаю голову. Свет в окнах на третьем этаже не горит, а значит, есть шанс, что Наиль уже уложил спать Мышку.

Открыв дверь ключом, тихо переступаю порог и сразу же понимаю, что сильно заблуждалась. Звучат смех и визг, от которых закладывает уши.

Зажигаю свет.

Дочь несётся через прихожую в комнату, но не успевает увернуться, как Наиль подхватывает её на руки и прижимает к себе. Смотрит на меня, улыбаясь одними уголками губ, отчего по венам плавно растекается тепло.

Сейчас он не строгий директор айти-компании, не Наиль Ренатович, а папа маленькой очаровательной принцессы, которую мы совместно создали. Весёлый, заботливый и любящий. Такой, о котором я только мечтала в своем детстве.

— Одиннадцатый час, ребята, — укоризненно качаю головой, снимая обувь и вешая сумку на вешалку. — Я думала, вы давно уже видите десятый сон.

— Мы с папой играли в приставку, — выдает все карты Мышка.

— Ну кто бы сомневался… А папа случайно не хочет уложить тебя спать?

Наиль выгибает бровь.

— Да без проблем. Только сама не ложись.

Щеки заливает краской. Я тут же киваю и опускаю взгляд. Иду на кухню, убирая погром и загружая грязную посуду в мойку.

С той самой ночи мы с мужем ни разу не занимались сексом. Не специально — так вышло. Было много дел и работы. Наиль возвращался домой слишком поздно.

Затем состоялась долгожданная поездка к дочери, и в первую же ночь, когда я читала Гарри Поттера, меня сморило прямо в детской кровати до самого утра.

Беззвучно пробравшись в ванную комнату, снимаю украшения и смываю с лица косметику. Наношу на кожу увлажняющий крем, игнорируя входящие уведомления на телефоне. Чтобы не было соблазна открыть, переворачиваю его экраном вниз, и слышу, как открывается дверь.

В тесном пространстве сразу же становится меньше места. Его заполняет высокая фигура Наиля.

Встретившись глазами, молчим и зависаем, будто знакомимся впервые.

Я не умею читать мысли, но чувствую, что думаем об одном и том же. И много раз подряд прокручиваем это в голове.

— Почему бегаешь от меня?

Наиль целует плечо и по-хозяйски забирается под майку, поглаживая живот и трогая через кружево напряженные соски. Вжавшись в мою спину, даёт ощутить, что уже идеально-твёрдый.

— Я не бегаю. Думала, у тебя много работы. Занят, не хочешь.

Следует короткий понимающий кивок. Верит или нет — не пойму, но воздух густеет и становится опьяняющим. Ударяет в виски, кружит голову.

— Инициативу в подобном вопросе я всегда приветствую, Поль. Это на будущее, если не знала.

Ничем не примечательные слова тормошат недавно утихшие воспоминания. Они ярко просыпаются, оживают. Влетают в сознание, взмахивая крыльями, и устремляются на всей скорости прямиком в низ живота.

Наиль действует незамедлительно. Закрывает дверь на замок, включает на максимум воду, заглушая лишние звуки. Рывком разворачивает меня к себе и врезается в губы дерзким и даже агрессивным поцелуем.

Встав на носочки, льну ближе. Обнимаю твёрдые плечи, обтянутые белой хлопковой футболкой. Пытаюсь вытеснить кадры той самой ночи в гостиной нахлынувшей страстью, объятиями и жаром, который копится между нашими телами. Получается слабо. Я без конца вспоминаю, как муж трогал и трахал другую. Дарил ей удовольствие, наслаждался сам.

В ушах звенит, а пальцы невольно сжимаются в кулаки. Я вцепляюсь зубами в нижнюю губу Наиля, ревнуя и умирая от ощущений.

Он был охренеть каким сексуальным в своей расслабленной позе и с затянутым поволокой взглядом. Глубоко дыша, сжимая бёдра Насти и насаживая её на себя в ожесточённом и безумном ритме.

Я смотрела и разлеталась на ошмётки. Текла, злилась, ненавидела и любила просто до одури.

Во рту ощущается лёгкий металлический привкус крови, который заводит сильнее, чем когда-либо. Возбуждение усиленно несётся по венам, вызывая перед глазами цветные вспышки и блики, а ревность, оплетающую внутренности, я упрямо направляю в другое, правильное русло.

Сняв с мужа футболку, трогаю горячий живот и царапаю кожу. Греюсь. Получаю то, что хотела.

Наиль не отстает и болезненно впивается зубами в нежную кожу шеи, наверняка оставляя засос.

Молния на моих брюках резко едет вниз, ткань сползает по ногам на холодный кафель. Стринги натягиваются в сильных мужских руках до треска, вскрика и протяжного стона.

Я ничуть не протестую. Развожу ноги шире и запрокидываю голову, глядя в белоснежный полоток и чувствуя пальцы на лобке, уже отчаянно влажных складках и клиторе.

— Хуй хочешь?

Надтреснутый голос вызывает россыпь мурашек по всему телу, а сердце колотится трепетным предвкушением, когда в меня проникают пальцы, имитируя быстрые и нужные движения, отдающиеся сладкой болью между бедер.

Я заторможенно киваю, требуя больше, глубже и сильнее. Падаю животом на стиральную машинку, роняю флакончики и кремы. Зажмуриваю глаза и изнываю от нетерпения.

Наиль вдавливает меня в твёрдую поверхность, фиксирует и, обхватив член у основания, входит внутрь с хриплым облегчённым выдохом. Растирая капли пота по позвоночнику. Двигаясь мощно, до упора.

Вытесняя воспоминания, прогоняя сомнения. Нагнетая напряжение в теле и заставляя взорваться от удовольствия в первые же секунды близости.

Мама старательно занималась моим образованием, но к окончанию школы так и не научила управляться с бытом, взвалив все обязанности по дому на свои хрупкие плечи. Главной моей задачей было получать высокие оценки, развиваться в спорте и творчестве. На этом всё.

Когда я поступила в университет, то выживала на домашних передачках. Хватало ровно на неделю, а если нет, то выручала студенческая столовка, где вкусно и дешево кормили.

Самое интересное началось тогда, когда я резко выскочила замуж и по-настоящему окунулась во взрослую жизнь. Это был сложный период, который до сих пор вспоминаю с неким содроганием. Оказалось, я не знала, как подступиться к плите, а когда всё же пробовала, то блюда получались настолько несъедобными, что хотелось буквально рыдать от обиды.

Наиль дегустировал всё. И пересоленный суп, и разваливающиеся котлеты, и пригоревшую кашу. Ни разу не жаловался, но было и так понятно, что ему не по душе. Он готовил, когда физически мог и успевал. Так и перебивались. Ситуацию помогла исправить Галина Сергеевна, окрепнув после болезни и принявшись меня учить. Поначалу я злилась и раздражалась, слушая советы и подсказки. Затем — была благодарна.