Она слушала душегубов, прижавшись к дереву и затаив дыхание. Но ее никто не искал. Отца Филиппа как раз искали, но он тоже спрятался за дерево. Душегубы с разных сторон скользнули взглядами по черным силуэтам в метели, ничего не заметили и уехали.

Арман все время пролежал без сознания. Благодаря шлему, он не разбил голову, но падение на голову с высоты седла об мерзлую землю хорошо встряхнуло мозги.

Как он вышел на след Оксаны, если до самого Кракова ее в верхнем мире не видели и не слышали?

Очевидно, что такой конь не может принадлежать кому попало, но Арман очень удивился, когда узнал, что разгневанный владелец не король и не прославленный рыцарь, а девушка не из высшей аристократии. Впрочем, амбиций и самомнения у нее хватило бы на принцессу.

Фрейляйн фон Нидерклаузиц заявила, что нажалуется отцу, и ведьме несдобровать. С таким видом, будто ее отец — гроза чудовищ. И что, если начинающий охотник на ведьм каким-то чудом Окс-Анну поймает, то Служба Обеспечения щедро вознаградит его за возвращенного Элефанта. Заносчивая девчонка вела себя так, будто она настоящая охотница на ведьм с многолетним стажем, и смотрела свысока на дилетанта, который в жизни не только ни одной ведьмы не сжег, но даже и видел всего одну.

Мелькнула мысль показать Амелию, но сразу пропала. Немцы или тупо сожгут ведьму, несмотря на то, что она ценная свидетельница, или отберут ее, потому что свидетельница нужна самим.

На прощание Арман спросил, где в Вене можно взять кредит под честное слово савойского рыцаря и гарантии французского посольства. Фрейляйн фон Нидерклаузиц за руку отвела его в представительство Фуггеров, и там без лишней волокиты отсыпали золота и серебра под письменное обязательство.

В благодарность Арман предложил поменять один из портретов ведьмы на какую-нибудь попону с запахом Элефанта. Поменялись и разошлись, не рассказав друг другу почти ничего из того, что могли бы.

Куда ехать из Вены? Достоверно известно, что Окс-Анна дворянка и подданная польского короля. Достоверно известно, что немцы тоже будут ее искать. Судя по тому, что она добралась до Вены, она не совсем дура. Значит, сообразит покинуть земли императора. Скорее всего, она поедет в родную Польшу. Тогда надо первым делом попросить у польского короля разрешения на отлов ведьмы.

Королева Бона Сфорца сразу приняла юношу из высшего савойского общества, почти земляка, и очень впечатлилась его историей. Прямо как в рыцарских романах, герой преследует злую колдунью. Секретарь Ее Величества написал разрешение ловить ведьму Оксану Воронич, сбегал в королевскую канцелярию и к епископу, укрепил свиток двумя печатями.

Пока дорогой гость развлекался светской беседой, пересказывая гентские, туринские и парижские сплетни, королева отправила гонца к городской страже. На всякий случай проверить, не проезжала ли через столицу искомая ведьма на огромном черном жеребце. Истовая католичка Бона не любила ведьм вообще и славянских в особенности.

Гонец вернулся с сообщением, что девушек стража видела великое множество, и на взгляд стражников, красивых из них больше половины. Но вот коня, подходящего под описание, запомнила только застава в сторону Сандомира. Подивившись статям жеребца, стражники посмотрели и на наездника. Очень удивились, что такой конь так смирно идет под девицей.

Арман искренне поблагодарил королеву, благословился у епископа и направился по дороге на Сандомир. На постоялых дворах он заходил в конюшни и спрашивал лошадей про Элефанта. Давал понюхать пропитанную конским потом попону, которую выменял в Вене у Рафаэллы фон Нидерклаузиц на портрет ведьмы, вид сзади.

Конному отряду непросто догнать другой конный отряд с форой в несколько дней. Но вполне возможно, если преследуемые едут в нормальном темпе, а преследователи гонят, что есть духу, меняя по пути слишком уставших лошадей.

Беспорядки на приеме у Его Величества оценили строго. Как бунт. Потому арестованных посадили не в городскую тюрьму, а в темницу в самом Вавельском замке. Здесь кого попало не держали, в замке сидели или сами по себе серьезные люди, неважно по какому поводу, или за сами по себе серьезные преступления неважно, какие люди.

В Девичьей башне замка горевали благородные дамы. Шляхетская принимала высшую аристократию. В Злодейской башне содержались казнокрады. Наиболее подходящей для нарушителей спокойствия, которые мелкие, но шляхтичи, ничего не украли, но своим скверным поведением обидели самого короля, сочли Сенаторскую башню. Сюда сажали не только сенаторов, но и благородных разбойников. При Казимире Ягеллончике здесь сидел до того, как расстался с головой, легендарный раубриттер Кшиштоф Шафранец.

Всех троих, русского, немца и итальянца, посадили в разные камеры. Прошла неделя, но суд так и не собрался. Деньги, жалованную грамоту, оружие и прочие ценные вещи у личных врагов короля не конфисковали, а сложили в сундук тут же в башне и закрыли на замок. Мало ли вдруг король их простит? Один стражник даже сходил на постоялый двор, где остались кони и прочие вещи и заплатил из этих денег за содержание за месяц вперед. Туда же перевели лошадь и личные вещи Бенвенуто. В обычной тюрьме таких услуг стража, конечно, не оказывала. Но в королевской темнице, где лично король казнит и милует, сидят ясновельможные паны, которые, если вдруг что, самому королю и пожалуются.

Душегубов королевское правосудие не нашло. И не искало. Ласка, конечно, узнал Богдана. Но не выдал, что драку спровоцировал клиент Чорторыльского, потому что тоже понимал, что порвать жалованную грамоту куда проще, чем написать.

Бенвенуто сказал, что возьмет все на себя. Но было бы, где брать. День шел за днем, а ни следствие, ни суд не начинались.

Вольф предложил сбежать, как в Крыму, но сразу же передумал. Короли тогда рассердятся и поменяют решение по Виленскому воеводству.

В субботу в башню зашел Сигизмунд Август.

— Как не стыдно, — сказал он, — Ведь приличные люди. Такую птицу привезли.

— Виноваты, Ваше Величество. Раскаиваемся, — хором ответили все трое.

— Я предложил вас изгнать из Польши. Отец не возражает. Но мама требует, чтобы вы посидели тут хотя бы с месяц. Так что потерпите до января, а там скатертью дорога.

— Ваше Величество! — взмолился Ласка, — Я же пану Чорторыльскому обещал до Рождества жалованную грамоту отдать!

— Пусть тебе будет стыдно, — ответил молодой король, — До Рождества под Вильно ты уже никак не успеешь.

— Хоть Твардовскому скажите, может он как-то пана предупредит, что я грамоту получил, да лично в руки отдам попозже.

— Это можно. Как раз сегодня к нему собирался.

Король ушел.

В воскресенье не заходил никто, а в ночь на понедельник посреди каменного коридора появились Твардовский и Шарый.

Серый слуга открыл тяжелые двери.

— Выходите, — сказал Твардовский, — Про вас забудут. Вспомнят только перед Рождеством, будто вас только что отпустили.

— Чем обязаны такой чести? — спросил Ласка.

— Доминго попросил. Ни Августу, ни Сигизмунду вы тут не нужны, а королева Бона про вас не вспомнит, если ей специально не напоминать.

— Смотрю, вы с Доминго подружились.

— Еще как! Первый раз вижу, чтобы кто-то лучше меня разбирался в звездном небе. Правда, он совершенно ничего не понимал в классической астрологии, но схватывает на лету. Пойдемте ко мне, поужинаете, и на рассвете вас уже в Кракове не будет.

Шарый покопался кочергой в замке и открыл сундук с вещами арестованных.

В замке все спали, а все двери по пути стояли открытыми. Кочерга или отмычка, похожая на кочергу, закрывала их не хуже, чем родные ключи.

У Твардовского беглецов от правосудия встретил Доминго.

— Извините, ничего не мог поделать. До последнего времени, — сказал он.