Оксана открыла рот, чтобы возмутиться, но успела подумать, что на принца Генриха тут всем плевать, и закрыла обратно.

— Да. Все так, — ответил священник.

— Вы точно сможете уйти? — спросила Марта.

— Я никакого Армадилло не убивал, даже рядом не стоял, — ответил Ян, — И я местный, я колдун, так что отбрешусь. Если что, дубинкой поглажу, мало не покажется.

— Я тоже не простушка, — сказала Амелия, — Думаю, уйдем. Особенно, если поторопимся.

Все посмотрели на них и пожелали удачи. Никто не показал себя настолько трусом, чтобы потребовать помощи в защите своей задницы у мельника и ведьмы, не связанных ни малейшими обязательствами.

— Нам, пожалуй, тоже пора, — сказала Оксана мужу.

— Чому? Добре ж сидимо, — не понял Богдан.

— Ты новому пану что-то уже обещал?

— Ни. Нихто не обещав. Але хлопцы ж не йдуть.

— Потому что новый пан их за души держит. А твоя душа с тобой. Только подпоясался и в путь. Нам тут воевать не за что. Давай, быстрее ноги делаем, пока главный немец не вернулся.

— Может, и нам пойти? — запереглядывались прочие душегубы, когда Богдан с Оксаной уже поднялись и направились в сторону конюшни, — пан Кшиштоф, что скажешь?

— Кто хочет идти, пусть идет, — ответил Кшиштоф, — Кто надеется на благодарность нового пана, когда тот вернется, может остаться. Но новый пан не старый, и на шляхетскую порядочность я бы не рассчитывал. Кстати, Богдан!

— А? — обернулся Богдан.

— Краденого жеребца вы пану продали, а для жены ты новую лошадь не купил. Смотри, твоя двоих не утащит. Она тебя-то одного с трудом несет.

— Эээ… — Богдан растерялся.

Оксана тоже растерялась. Она рассчитывала угнать из конюшни несколько лошадей, чтобы никто не заметил.

— Полны ли у панов кошельки? — спросила Марта.

Попала в точку. Кошельки вовсе не оттягивали до земли панские пояса.

— Десять золотых флоринов за каждый верный меч, если отобьемся, — сказала она, — Кто трус, может делать ноги. Пан Кшиштоф?

— Я теперь служу пану Гаэтано, — недовольно ответил Кшиштоф, — А то бы ушел. Или как, хлопцы, тряхнем стариной? Давно мы упырей с русалками не гоняли, леших с водяными не жгли?

И Богдан остался, и из прочих не ушел ни один. Воевать под началом у каких-то немцев даже за золото не каждый бы согласился. Но под началом старого мудрого Кшиштофа за то же самое золото почему бы и нет.

Из дома вышел Фредерик со свиной шкурой в руках. Бросил шкуру в большой костер, разведенный рядом со столами.

— Это вместо простыни? — спросила Марта.

— Да, — ответил он.

— Гаэтано больше не кабан? — спросила Фьорелла.

— Он писаный красавец, вылитый отец.

— Рафи… как там?

— Гаэтано снял шкуру, как только закрылась дверь спальни.

— Уф.

— Ага. Знать бы заранее. Что вы тут такие кислые сидите? Выпьем за молодых!

Выпили. Сообразили, что надо бы сказать про стекающиеся орды нечисти и про Подземный Сейм.

— Быстро они, — удивился Фредерик. На самом деле, он сказал намного больше слов, но выразил именно эту мысль.

Все промолчали, ожидая решения.

— Принимаем бой. Садимся в осаду в доме, он должен выдержать. Отец Филипп, освятите тут все от киля до клотика.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Томаш Нехитишь.

— Томаш? Струсил?

— Нисколько. Я вообще-то вассал Меднобородого. Ты, наверное, не хочешь, чтобы я перешел на сторону наследника.

— Скажи честно.

— Мыши никогда не были образцом храбрости. Но и образцом предательства не были. Считай, что я струсил ради того, чтобы тебя не предавать. И ты, кстати, обещал отдать мне ведьму.

— Не пытайся переиграть меня на формулировках. Вот ведьма, забирай.

— Это по букве, а не по духу.

— Хочешь забирать — забирай. Не препятствую.

— Оксана, бежим со мной, — предложил Томаш.

Оксана замялась с ответом.

— Это не твоя война. Сейчас здесь будут злейшие чудища Подземья. Бросай все и беги.

Оксана снова не ответила.

— Я принц. Будешь как сыр в масле кататься.

Оксана открыла рот, чтобы что-то сказать, но Богдан, который занес руку на подзатыльник, отвесил жене такого леща, что она упала лицом в тарелку.

— Эй! — возмутился Томаш.

— Проваливай, боягузлива мыша! Хрен тоби в нос, а не моя жинка! Або давай битися!

— Ладно-ладно. Не больно и хотелось. Я к ней потом постучусь. Она мне не отказала, а ты все равно до завтра не доживешь.

— Думаешь, она доживет? — спросила Марта, — Бросишь ее на съедение?

— С чего бы чудищам Подземья убивать ведьму? Она из своих, и пролить ее кровь плохая примета.

— Тогда зачем ты ее этими чудищами пугал?

— Чтобы она сказала да, — улыбнулся Томаш.

Богдан вскочил и бросился к нему, на ходу вытаскивая саблю. Томаш бой не принял, ударился о сыру землю, то есть, об утоптанный снег, превратился в красивую породистую мышь и исчез.

— Ладно. Мыши никогда не представляли особой боевой ценности, — сказал Фредерик, — В отличие от шляхтичей. Шановные паны, вам угодно уподобиться мышам или рыцарям?

— Рыцарям, — нестройно ответили душегубы.

— По десять флоринов, — шепнула Марта. Фредерик кивнул.

— Ласка?

— С вами, — сказал Ласка.

Он обязательств не давал, и решил остаться из соображений порядочности. Не бросать же друзей.

— Конечно, с вами, — сказал Вольф, — Тут еще говорят, мои родичи подтянутся, то есть, совсем чуть-чуть продержаться надо.

— Можешь обернуться и выйти им навстречу?

— С закатом, не раньше.

— Черт. Олаф здесь никогда не был, а карта даст ему только примерное направление. Рано или поздно он сюда выйдет, но счет идет на часы. Его надо встречать.

— Я могу найти стаю по снежной взвеси, которую она за собой поднимает, и по взлетающим птицам, — сказал Доминго, — но я сам летаю со скоростью обычных птиц. Я не успею быстро обшарить окрестности.

— У жениха есть сапоги-скороходы, — вспомнил Ласка.

Усадьба Чорторыльского имела традиционную планировку европейских дворянских усадеб. Конечно же, паны не ставили свои дома на деревенских улочках с видом на халупу напротив и лужу со свиньями. Господский дом и прочие постройки стояли на огороженном невысоким забором участке. От ворот к крыльцу, украшенному навесом с колоннами, вела приличная дорога, по краям которой росли невысокие деревья и кусты.Наверное, летом это все красиво цвело. Никакие хозяйственные строения на переднем дворе пейзаж не портили. Летом перед домом могли пастись красивые породистые кони, но никак не коровы или свиньи. Может быть, луг просто скашивали на сено.

Зимой же, а зима в этом году выдалась снежная, к Рождеству на лугу лежал снег выше пояса, мало не по плечи. Последнюю неделю снег валил, не переставая, как будто какие-то ведьмы выпросили у небес высыпать на Белую Русь весь зимний запас снега до Рождества. Только на дороге толстый слой снега утоптался, по нему ходко шли лошади и легко катились сани. Также и на внутреннем дворе. Душегубы гоняли там лошадей, чтобы не застаивались в стойлах, или практиковались в фехтовании.

Сам дом был каменным, в два этажа. Планировка прямоугольником, но по двум диагональным углам за габарит прямоугольника выступали флигели с узкими окнами, которые, как башни в крепостной стене, давали прострел вдоль стен. Наверное, у архитектора были основания ожидать штурма или осады. В дом вели три двери. Парадный вход в зал. Напротив него выход из зала во двор. Маленькое крылечко из кухни во двор. Архитектура не очень типичная для Белой Руси, но главным архитектором, скорее всего, поработал черт. Черти в то время частенько помогали на стройках католического мира. Своими руками, конечно, камни не таскали, но способствовали ускорению процесса.

Подъездная дорога вела от ворот через луг к парадному крыльцу с колоннами господского дома. На половине пути дорога раздваивалась, и вторая ветка огибала дом справа, выходя на внутренний двор.