— Не обманут при обмене? Уйти живыми дадут?

— Они нас убить хотели за то, что мы слишком много знаем, — сказал Вольф.

— Что-нибудь придумаем, — сказал Ласка, — Ян, пока расскажи, откуда ты тут взялся. Может, на мысль наведешь.

— Дело давнее, история длинная, — вздохнул Ян.

— Про наше с тобой дело я уже рассказывал. Давай дальше с того места, как ты сбежал, — сказал Вольф.

— Эта сабля на удачу заговорена.

— Знаю, на Кощееву.

— Ух ты! Вот из-за нее у вас, значит, все и началось.

— Что началось? — недовольно спросил Ласка, — Про саблю знаю, я уже и с Кощеем поговорить успел.

Ян рассказал такую историю:

Я, пока мельницу не купил, думал, что вода течет, колесо крутится, с мужиками приказчики торгуются, а сам буду только сидеть да покрикивать. Хрен там. С тех пор, как эту дубинку закончил, ложки простой не вырезал. Все хлопоты какие-то, ничего само не делается. Хоть женись, право слово.

С Люциусом я после неудачной попытки вконец рассорился. Вернулись лешие и кикиморы, в компании с бесами стали меня донимать еще больше. Я уже и к батюшке бегал, и к ксендзу. Все лето мучился. Ладно, хоть сапоги-скороходы пригодились. Как узнал, что шалят, ноги в сапоги сунул, плетку в руки, два шага и на месте. Я в монетках серебряных дырки провертел и ими плеть усилил. Как, бывало, перетяну поперек хребта, так и дым пойдет и серой запахнет.

По осени поймали мы с одним молодым монахом беса. И бес признался, что они бы может и сами ушли с моей мельницы, но Люциус не разрешает. Тогда я решил, что все-таки его ограблю. В сапогах-скороходах сбегал на разведку и посмотрел, нельзя ли еще раз заглянуть в сундук. Но Люциус добавил защиты, и спальня стала сплошным мороком, в котором сундук не обнаруживается, а заклинание на увидеть чары глаза жжет от того, сколько тут чар.

Я ушел, несолоно хлебавши, да Люциус как-то учуял, что я у него побывал, и не стерпел. Напустил на меня душегубов. Мало мне бесов, так еще эти теперь. Сам-то я в сапогах-скороходах убежал, верхами не догнали. Но дом и мельницу обобрали, слава Богу, не пожгли.

Я побежал в Краков бить челом Твардовскому как старшему колдуну в Польше. Он, если вы не знаете, автор основополагающего учебника по колдовству и энциклопедии наук. Где это видано, чтобы колдун на колдуна разбойников натравливал? Я колдую и ты колдуй. Хочешь по-мирскому? Так я и ответить могу по-мирскому. У тебя бумаги-то на поместье в порядке, чтобы по-мирскому внимание привлекать? Весь его морок вокруг поместья только до первого ксендза продержится.

Душегубы догнали меня в Кракове через Подземье. Но я их заметил первым, и на глаза не показался. Зато немного помог Твардовскому, и он мне рассказал про уязвимое место Люциуса. Про то, что он должен поставить черту тридцать и три желающих продать душу, что последняя сделка завершится как раз в этот день, и что остался шанс ее переиграть. Тут же и Оксана мне под руку попалась.

Черт, да-да, тот самый, которого вы сегодня прогнали, так и сказал, что Люциус поедет в ад, а нечистый на его месте паном поживет. Я подумал, что сундук останется на месте, тут я им и займусь. Оксана, чтобы выкупить душу мужа, Богдана, того здорового, отдала черту какой-то колдовской перстень. Говорит, подарила тебе пояс, было такое? И ты взял от ведьмы пояс для ценностей? Вот ты простак. Пояс сбросил Оксане нитку, которую она подобрала и за нее вытащила перстень. Перстень она отдала черту, но с этой ниткой.

Оксана с мужем, Анджеем, Кшиштофом и Атаманом позавчера прибыла к Чорторыльскому. Через Подземье не рискнули. Черт-Люциус вместе с личиной пана взял его привычки и положил перстень в ту же сокровищницу. Мог бы надеть, да побоялся. Дальше нам с Оксаной оставалось только сидеть и ждать, пока он надолго уйдет из дома. Прокрасться при хозяине мы уже решили не рисковать.

Вы еще спрашиваете, зачем это все Оксане, если она сама добыла перстень и сама душу мужа выкупила? Потому что она поумнее мужа будет. От черта надо бежать. И по возможности не с пустыми руками. Я ей предложил поделить добычу из сундука, она тут же согласилась.

Я оставил Оксане сапоги-скороходы и сказал, где меня искать в соседней деревне. Оксана как-то договорилась, чтобы мыши ей доложили, когда Люциус надолго уйдет из дома. Ведьма как есть. У меня на мельнице мышей полно, но я с ними договориться не могу.

Мыши сказали ей, что пан нечистый улетел в ад лечиться и до заката точно не вернется. Оксана надела сапоги-скороходы и бегом за мной. Я сапоги переодел, посадил ее на шею и бегом обратно. Внутри дома сапоги снял, в них ходить — только стены сшибать.

Оксана сказала слово, и нитка вытянулась к ней от невидимого сундука. На этом и морок закончился, сундук перестал быть невидимым. Немецкий замок она открыла разрыв-травой. Но мы поругались. Кто-то рассказал Оксана про дубинку. Не вы, случайно? Конечно, я так и знал. Ведьма сообразила, что дубинка начнет бить того, кто откроет сундук. И кто-то ей зачем-то рассказал, что мое колдовство может не сработать на дубинку. Вот зачем?

А что делать? Второй раз на те же грабли? Не желал я ей никакого зла, ну стукнет ее дубинка разик, но я успею заветное слово сказать. Если дубинка не ей, а мне, как в тот раз, в морду даст, так Оксане бы быть по-настоящему битой. Как тебе, Вольф, тогда.

Когда ведьме чего-то надо от мужчины, она делает что? Да не зелье, дурни! Глазки строит. Я сам не понял, как, но мы только что ругались вполголоса, спорили, кто должен открыть сундук, и вдруг мы уже целуемся, и мои руки на ее заднице.

Успел увидеть, как у нее расширились глаза, она отпихнула меня, ахнула, и свет погас. Очнулся уже во дворе привязанным к столбу. Дальше сами знаете.

Дубинка бы, конечно, не смогла отбить нападение на дом с разных сторон, но дом закрыт изнутри, и там сидят трое серьезных противников. Умный Кшиштоф не стал посылать душегубов, чтобы они лезли в окна с разных сторон. Их просто перерезали бы по одному. Он отправил всех греться в дома прислуги и на конюшню, а сам обошел господский дом и почти придумал хороший план штурма.

От размышлений его отвлек вопрос, заданный с немецким акцентом.

— Есть кто живой? Могу я поговорить с паном Люциусом Чорторыльским? — спросил всадник подъехавший с улицы.

— Герр Фредерик фон Нидерклаузиц? — с некоторым удивлением спросил Кшиштоф.

— Пан Кшиштоф Шафранец! — поприветствовал его Фредерик, — Извините, что засветло не успели, погода ужасная.

За забором стояли четыре фургона с характерными крышами Особого Департамента Службы Обеспечения. И несколько лошадей. Как пить дать, рейтары сейчас заряжают все, что можно зарядить.

— Чем обязаны вашему визиту? — спросил Кшиштоф.

Он не был уверен, но догадывался. Жена Богдана приехала на огнедышащем коне. Конь одурманенный ведьмовством, явно краденый. За ней гнался французский рыцарь. Французы наняли немцев?

— Какие у нас отношения с ведьмами? — почему-то спросил Нидерклаузиц.

— У вас не знаю, а у нас ровные. Ведьмы сами по себе, мы сами по себе.

— Где конь?

— У нас, — ломать комедию было ниже достоинства Кшиштофа.

— Это конь из венской конюшни императора. Отдадите по-хорошему или рассмотрим другие варианты?

— В доме стоит сундук, а в сундуке есть одна вещь, которая мне нужна. Сундук ночью спит и откроется только с рассветом. Отдадите мне ее, и забирайте коня.

— Я немного не понял, — Фредерик искренне удивился, — Тебе нужна какая-то вещь, которая принадлежит пану? И сам пан ее не отдаст?

— Пан в аду. За него уже недели три панствует его черт, и так ловко, что мы не заметили подмены. Черта одна шибко умная птица пыталась изгнать латинским экзорцизмом, но слова не были сказаны до конца.

— Случайно, не красный попугай с зелеными крыльями?

— Он самый.

— Значит, старины Люциуса нет, и сундук он забрать не успел. Но сундук в доме, а вы почему-то снаружи. Кто внутри?