Распахиваю дверь и в эту же злосчастную секунду понимаю, что в отражении зеркала видела себя в его пиджаке, накинутом поверх топа и спортивных штанов, которые я одолжила у Джесс. Да, я романтичная тряпка, которая не нашла в себе сил снять пиджак, объяснив это тем, что сейчас модно носить оверсайз «с мужского плеча». Так что я не сдержалась и протаскала его на себе весь день. Конечно же, даже под дулом пистолета я не призналась бы в этом мужчине, стоящему сейчас на пороге моей квартиры и с интересом разглядывающему свой пиджак на моих плечах. Черт.

— Все еще пахнет? — вместо приветствия произносит он, подняв вверх бровь.

Хочется захлопнуть дверь прямо перед его носом и послать его куда подальше. Ну почему нельзя вести себя прилично? Мог бы пожалеть мое чувство собственного достоинства и сделать вид, что ничего не заметил! Не нахожу, что остроумного можно на это ответить, и просто пропускаю его в квартиру, одновременно стаскивая с себя пиджак.

— Прошу, оставь, — слышу я насмешливый голос за своей спиной.

Он тоже в пиджаке поверх футболки-поло. Изумительно красивый — кажется, будто воздух вокруг него искрится. Кудрявые волосы, немного влажные от дождя. Мои ладони буквально зудят от того, как хочется запустить в них пальцы. Просто греческий бог под два метра ростом в моей маленькой квартирке.

— Мне просто нечего было надеть, — недовольно бурчу я, забрасывая пиджак как можно глубже в недра шкафа.

— Знал бы, дал еще парочку, — мягко отзывается он. Мысленно перебирая варианты остроумных ответов, я поднимаю голову и встречаюсь с ним глазами.

О, да он просто в восторге от того, что только что увидел! Мне это еще припомнят. Очевидно.

— Чем обязана? — деловито произношу я, скрещивая руки на груди. Делаю это, чтобы скрыть отсутствие лифчика, о котором я подумала уже после того, как избавилась от объёмного, скрывающего грудь пиджака, а не потому, что хочу выглядеть воинственно.

О, он конечно же все понимает! Ничто не ускользает от его взгляда, и уж тем более — мои соски, торчащие под белым коротким топом. От его взгляда они становятся еще отчетливей, и я, сдавлено кашлянув, трусливо скрываюсь в гардеробе, просто оставив его стоять посреди квартиры. Официально признаю свое фиаско. Ну и поделом. Натянув огромный пушистый розовый свитер, я наконец выхожу на свет, и кажется, вижу в его глазах разочарование. Спектакль окончен! Сумасшедшая Элизабет Эттвуд показала на сегодня все, что могла.

— Эм, предложить тебе чего-нибудь выпить? — не знаю, что нужно говорить в таких ситуациях, и Стоун, к слову, совершенно мне не помогает, продолжая гипнотизировать своим умопомрачительным темным взглядом.

Невольно закусываю губу, понимая, что мы стоим в метре друг от друга, в тесном пространстве закрытой квартиры. И центре всего этого великолепия — кровать. От этой мысли по телу пробегает ток, и я снова свожу руки на груди, хотя свитер вроде бы должен все скрывать.

— Расскажи мне, что тебя волнует?

Вот это, блин, вопрос на миллион! Если я сейчас открою рот и начну рассказывать, ЧТО именно меня волнует в данную минуту, то потом не смогу смотреть в глаза своему боссу. Никогда. Я смущенно кашляю в руку.

— Что, прости?

— Просто хочу убедиться в том, что ты в порядке и послезавтра не хлопнешься в обморок от страха прямо на совещании.

— Есть такая вероятность, — монотонно произношу я, действительно допуская подобный исход событий.

— Ты написала «кажется, я не могу», — его тон переходит в более деловой, — что именно ты не можешь? Я здесь, чтобы поговорить.

— Мы могли поговорить по телефону.

— Люблю видеть глаза собеседника, — тихо произносит он, и я понимаю, что сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не поднять эти самые глаза вверх. Лучше уж рассматривать свои ноги. Безопаснее, точно.

— Боишься?

— До чертиков, — выдыхаю я, радуясь, что он первым сказал это вслух.

— Это нормально, посмотри на меня, — он произносит это таким низким голосом, что вместо того, чтобы поднять глаза, хочется спрятать лицо в ладони. Или спрятаться целиком. В бельевой корзине, кажется, еще оставалось место.

Но я против воли делаю то, что он говорит. Мы стоим посреди комнаты и смотрим друг на друга. Очень неловко.

— Выдыхай, Элизабет, все будет хорошо.

Я действительно послушно выдыхаю и даже немного расслабляюсь, насколько это возможно в данной ситуации.

Он обводит комнату внимательным взглядом. Я тушуюсь и молюсь, чтобы из угла комнаты на него не выпрыгнуло что-то такое, что выдаст во мне неисправимую неряху. Его взгляд останавливается на большой медной статуэтке Биг-Бена, расположившейся, словно статуя Свободы на прикроватной тумбочке. Максимально туристическая вещь. Настолько, что для жителя Лондона иметь такую дома — моветон. Но мне она дорога, как память. К тому же и стоила она действительно немало. Очень хорошая работа мастера из бронзы, весом добрых пару килограмм.

— Просто напоминание себе, что я — обычный заблудившийся турист в этом большом неприветливом городе, — бормочу я в ответ на его невысказанный вопрос.

— А нужно напоминание?

— Мне нужно. Когда становится слишком тяжело, я вспоминаю, как долго к этому шла, и двигаюсь дальше.

— Хм, мне стало интересно, — он с прищуром смотрит на меня, — ты была за или против строительства «Осколка»?

Я понимаю, о чем он спрашивает. За двенадцать лет, на которые растянулась реализация проекта, строительство небоскреба «Осколок» несколько раз оказывалось под угрозой срыва из-за недовольства общественности и недостаточного финансирования. Местные жители разделились на тех, кто шёл в ногу со временем, и тех, кто считал, что огромная башня, не вписывающаяся в архитектуру старого города, «разрушит горизонт Лондона». В итоге стальная башня все же была возведена на средства катарских инвесторов, активно приобретающих недвижимость в британской столице.

— Я же проектный специалист! Здание высотой 310 метров, с десятками тысяч стеклянных панелей и 44 лифтами, прямо в центре Лондона, как ты думаешь?!

— Была там?

— В первую же неделю после открытия, — усмехаюсь я. — Пришлось выложить за вход большую часть своей зарплаты, а ты?

— Нет.

— Почему?

— Я, так скажем, не люблю быть далеко от земли.

— Боишься высоты? — черт, нужно меньше восторга в голосе в этот момент.

— Я ничего не боюсь, — сухо отвечает он.

Я послушно прикрываю рот, не продолжая дискуссию, но он, немного смягчившись, добавляет:

— Я не сказал, что боюсь, просто не люблю. Я поднимался на башенный кран и сидел в кабине, которую раскачивало ветром на два метра туда-обратно. Мне не понравилось, но это не значит, что я не смог.

— Ой, все. Простите, Мистер совершенство, больше не буду, присядем? — нервно взмахиваю рукой в сторону обеденного стола, потому что из вариантов остается только кровать. А кровать — точно не вариант.

Он следует за мной к столу, снимает пиджак, оголяя руки, на которых отчетливо выступают вены. Вид у него при этом совершенно потрясающий. Я сглатываю. Оказаться один на один в маленькой квартире — пожалуй, худшая из идей. И зачем он приехал? Этот мужчина понятия не имеет, как испытывает судьбу! В голове я уже перебираю варианты, к чему можно его привязать, если соберусь взять его в заложники.

Мы садимся друг напротив друга, будто на совещании. Или на допросе — мелькает у меня в голове. Эндрю некоторое время молча смотрит на меня, очевидно, проверяя на прочность мою нервную систему. Могу с уверенностью сказать — проверка провалена. Я не нахожу себе места. В итоге он решает больше меня не мучить и начинает говорить.

— Эта встреча — один из решающих моментов всей нашей сделки. Я совру, если скажу, что это обычный рабочий день. Если Норт по какой-то причине не захочет с тобой сотрудничать, все это будет бессмысленно. Поэтому в понедельник ты должна быть на высоте.

От этих слов подкашиваются коленки, и я рада, что сижу. Кажется, я до конца не понимала, на что иду, когда подписывала это треклятое соглашение.