— Но не так уж и давно, — тем временем продолжала Ятта. — Штаны появились, но традиция с юбками осталась, — заключила она.

Наступила тишина, Ганнон ясно увидел в задумчивых лицах островитян застарелую, глубокую печаль, века унижений и обид. Нужно держать голову ясной: здесь у него нет друзей. Но и показывать это нельзя. Юноша отхлебнул местного эля и нарушил молчание:

— Одно могу сказать, этот напиток здесь удается на славу. — Он приподнял свою чашу.

— Да, только такое вино тут и делаем, — произнес Габха, стряхнув с себя тоскливый вид, но не до конца.

— Выпивку, отец, — поправила дочь. — Вином у них называют только то, что из винограда.

— Да, да. — Задумавшийся старик только кивнул. — Выпивка, эль.

— А что вы добавляете туда? — Ганнон решил проверить догадку. — Кору с кленов?

— Нет, с чего бы? — удивилась Ятта.

— Ох, просто, говорят, она похожа на брухт, который у нас добавляют в эль.

— Не знаю, какой на вкус этот ваш брухт, но пустой клен в эль не годится, — протянула девушка.

— Уж поверьте, она знает что по чем, — не без гордости добавил Габха. — Лучшей травницы на Аторе нет.

— Не сомневаюсь в этом, — вежливо ответил юноша. Однако, хватит уже любезностей, пора было переходить к сути. — Так зачем меня сюда приволокли? — Он с удовольствием отметил, что сумел застать хозяев врасплох.

— Я пойду, отец. — Ятта уже привстала, но старик поднял руку, останавливая ее.

— Нет уж, сиди учись, раз только ты и пришла из всех, — насупившись, сказал он дочери. А Ганнону ответил: — А затем, чтобы узнать, зачем вы сами приволокли себя на остров. — Взгляд единственного глаза стал жестким и пронзительным.

— Это вам и так известно, раз уж поминали мой разговор с леди Илларин, — невозмутимо сказал Ганнон и откинулся на спинку, переводя взгляд то на отца, то на дочь. — Проверка монетного двора.

— А что вам нужно у нас? — продолжал допытываться Слышавший.

— Местные красоты, эль, позже — поход по дороге Железа к шахтам.

— Для последнего вам в наш городок не нужно, а про эль и красоты – чушь, уж простите старика за прямоту!

— Кхм, чем бы я тут ни занимался, это мое дело, благословленное Избранником. Бумаги все при мне, — ровным голосом произнес Ганнон. «Он точно знает, что я здесь не просто так. Но конкретная цель ему, похоже, неизвестна», — мысленно заключил юноша.

— Что бы с вами тут ни случилось… — начал Габха, его дочь сидела неподвижно и слушала разговор, затаив дыхание.

— Вы мне угрожаете? — Ганнон не верил в это: Слышавший, скорее всего, блефовал.

— Что вы?! Наоборот! — воскликнул старик. Его взволнованный тон звучал искренне, это смутило юношу. — Дайте закончить. Так вот, что бы с вами тут ни приключилось, кто бы вам ни навредил, вина ляжет на нас. Аторцы всегда во всем виноваты! За нами придут… Но я не допущу этого. Если вы здесь, чтобы следить за нами, то уже провалились. Если за кем-то другим, то я хочу знать, что происходит на острове. Понимаете? На моем острове. Если кто-то задумал худое против Избранника, мне плевать, кто — старые дома, легион, почтенные или любой другой чужак, — этому слову аторская интонация придавала особенную неприязнь, — я хочу помочь избавиться от этого, иначе они придут, придут за нами! — Он закончил, часто и тяжело дыша, и резко отпил из своей чаши. Старик поперхнулся и стал кашлять, дочь тут же оказалась рядом, чтобы помочь. Когда Габха сумел отдышаться, он поднял вопросительный взгляд на гостя.

— Я понимаю вашу обеспокоенность… — начал Ганнон.

— Едва ли, — скептически буркнул старик.

— Я уверяю вас, что пришел не за вами.

— А за кем же?

— Это я бы предпочел оставить при себе.

— Так я и думал. — Старик хитро улыбнулся, в углу глаза блеснула слезинка, выступившая, пока он кашлял. — В таком случае для вашей безопасности…

— Изгнать меня вы не можете, — прервал Габху юноша, пытаясь сообразить, что задумал хозяин острова.

— …я выделю вам охрану.

«Вот оно что», — удивленно подумал Ганнон, мысленно поаплодировав старику: он оказался умен. Тем временем Габха продолжал:

— Высоких, видных парней. Голосистых, натренированных в лесах. Лесорубы друг друга за лигу слышат. Будут вашими глашатаями, чтобы все знали, кто идет!

Слышавший смотрел на юношу с улыбкой, но его дочь была серьезна: впитывала каждое слово их разговора, каждый жест. Ганнон поймал себя на том, что постукивает пальцами по столу. Отругав себя за утрату невозмутимости, он положил руки на колени и продолжил соображать: «Причал тут один, о прибывших ему сообщают. Если высаживаться далеко… Все равно дела здесь, да и рыбаки аторские повсюду… За каменной стеной он меня не достанет, но нужно и тут работать. Вряд ли он делится информацией с чужаками, похоже, говорит правду… Нужно только придумать, зачем я здесь… Так, чтобы поверил именно он».

— Хорошо, — медленно проговорил юноша, оттягивая время: идея в его голове все еще оформлялась. — Я скажу, зачем прибыл. Здесь беседовать безопасно?

— Да, конечно. Ятта, прикрой двери, — попросил дочь старик.

— Слушайте, — зашептал Ганнон, подойдя ближе к собеседникам после того, как девушка закрыла все входы, — я здесь, чтобы проверить, действительно ли на Аторе нет курума. Старые дома мечтают получить себе такие монеты. Для Избранников их налоговый знак – это основа мира, основа власти.

— Эти чужаки всегда приносили неприятности, — мрачно ответил Габха, но было не понятно, поверил ли он Ганнону. — С этими их древними правами, они глубоко вгрызлись в остров. Даже ваш король не выгнал их, хотя и хочет держать их подальше от Зеленой горы.

— За этим я и здесь. Так что же, обойдусь без охраны?

— Только если будете заходить к нам поесть, — вместо Габхи ответила Ятта. Возможно, она и была похожа на мать, но хитрая улыбка ей досталась от отца. Отца, что смотрел сейчас на своего ребенка с настоящей гордостью.

— Как же отказать себе в таком удовольствии, — с натянутой улыбкой произнес юноша. Тревога смешивалась в нем с уважением к достойным противникам. — Вы недолюбливаете старые дома? Как и прочих чужаков? — Аторцы обменялись удивленными взглядами: похоже, в этот раз интонация удалась юноше хорошо.

— Да, это верно, — ответил старик. — Вас это удивляет?

— Нет, скорее удивляют ваши люди. Они с большим удовольствием слушают истории об этих домах, старые баллады, песни.

— Люди, да, — вздохнул Габха. — Им нужно верить во что-то светлое. Светлое и прекрасное там, где сами они никогда не бывали. Поэтому они, развесив уши, и слушают истории про древних Видевших. Думают, что там – в старых землях у Арватоса – до сих пор все то же благолепие. И плевать, что это ложь. Они могли бы верить и в доброго Избранника — где-то там, далеко. Но так уж сложилось, что натерпелись мы именно от его семьи. Я же вижу истину, хоть и одноглазый: сказки нет нигде. Все чужаки одинаковые, и мы для всех для них – грязь.

***

«Вот уж «удачный» выход в город, — усмехнулся Ганнон. Стоя рядом с каменной сторожкой на пристани Атора, он обдумывал прошедший день. — Роннаку лучше не говорить, может выкинуть что-нибудь, а значит, и Иссуру рассказывать не стоит, чтобы ему не нужно было хранить секрет от товарища: Лизарису такое было бы не по душе».

Не успел он подумать о своих легионерах, как они показались, оба. Иссур, что-то увлеченно рассказывавший подземнику, увидел Ганнона и застыл на месте с широко раскрытыми глазами. Роннак сперва опешил от наступившей тишины, но после тоже заметил судью и подтолкнул молодого легионера в спину, мол, иди не бойся.

— Ганнон, я, то есть мы были в каменном городке, так тут зовут это место, — как всегда сбивчиво заговорил Иссур. На щеках парня проступили красные пятна. — Я знаю, что не должен был выходить, ты же велел…

— Молк закамени, да скажи ты ему по-человечески! — не выдержал Роннак. — Как мне говорил.

— Ну да, записи, что нам нужны… — начал было Лизарис.