— Если решил карать, то где твои черепа? — Аторец поводил скрюченной кистью перед лицом, изображая забрало подземников. — Вжик, и дело с концом.

— Думаешь, они понадобятся? — улыбнулся Ганнон.

— Хотел бы в камень обратить, уже стенку бы из меня клали. — Пленник заложил руки за голову, обводя комнату взглядом. — Хочешь чего от нас, несчастных?

«Им что боги, что Молк, что люд из замка – все одна напасть», — подумал Ганнон, но вместо этого спросил, указав на пустую кружку:

— Как тебе эль?

— Дрянь! — не моргнув глазом ответил береговой. — Блевота Мархо… — он споткнулся на имени демона, — блевота, в общем. Еще есть?

— Ты ведь лучше можешь? — вместо ответа снова спросил юноша.

— А то ж! — Пленник подбоченился. — Никого лучше нет.

— Договоримся, — заключил Ганнон.

***

Последний день судейства на рынке был милосердно прохладным. Тучи затянули небо, мелкий дождь то моросил, то переставал. Тем не менее на торговой площади было людно, как и всегда. Некоторые собрались послушать разбирательства. Ганнон узнал зевак, что вчера веселились, слушая его разговор с неардо. Они изрядно раздражали Кессада, как и мелкий дождь, из-за которого пришлось сложить все книги и свитки вместе, глубоко под навесом. Судья заметил, что его помощник любил раскладывать своды законов в очень затейливом порядке: значение имели и земли, и сословия, и эпоха. Наверху небольших стопок лежали самые ходовые законы, внизу покоились древние документы или те, что относились к иным землям.

Ганнон выслушивал надоедливых хвалителей с мрачной решимостью. В этом деле их было ужасно много. Но, памятуя о фальшивомонетчике, ему совершенно не хотелось торопить процесс ради собственного комфорта.

— Еще раз повторю, господин, она самая благочестивая и набожная девушка, что я видела, — тараторила полная женщина с рыжими волосами. Она быстро перевела дыхание и продолжила: — Почитает всех богов, вот, всем приносит дары, не забывает. — Соседка богатого торговца, приглашенная для похвалы, честно отрабатывала свой долг.

— Тот, кто покинул ее комнату через окно, мог быть только вором и никем иным? — строго спросил Ганнон.

— Ну а как же? — Женщина часто заморгала под смешки из толпы. Истец, пожилой мужчина с бородкой, злобно посматривал на зевак, цедя проклятия сквозь зубы. Рыжеволосая же несколько неуверенно пролепетала: — И говорил же этот… что видел.

— Я хочу еще раз поговорить со свидетелем. — Ганнон повернулся к Кессаду. Тот удивленно приподнял брови, но не стал возражать.

Горожанин в потертой одежде стоял, склонив голову. Одной рукой он прижимал другую к телу, словно не знал, куда их пристроить. То и дело он поворачивал голову с шапкой похожих на солому волос, чтобы посмотреть на истца.

— Подойди поближе, — потребовал судья. Свидетель смутился, но не смел ослушаться. — Еще, прямо сюда, — теперь мужчина уже замешкался, — ну же! — Ганнон поманил его рукой.

Свидетель оказался в шаге от кресла судьи — невиданное зрелище. Он снова попытался оглянуться, но Ганнон осек его:

— Смотри на меня! — Юноша притронулся к кольцу. Как легко было бы судить, если бы у него было несколько часов на каждое дело, чтобы украсть личину. И пара дней отдыха после. И еще если бы это таинство было разрешено использовать не только для нужд братства. Но тут и без кольца все ясно. Ганнон снова взглянул на молодого «вора» и обратился к свидетелю: — Ты видел его тем вечером? — Судья жестом указал на парня с черными кудрями, стоявшего под конвоем стражи.

— Да, господин, я же уже сказал все, — подтвердил свидетель, которому явно было не по себе.

— С какого этажа он вылез?

— Со второго.

— Солнце уже зашло? — Ганнон говорил все быстрее.

— Вот-вот должно было…

— Он был с напарником, так? — Ганнон еще ускорился.

— Один… — Мужчина недоуменно смотрел на судью, но успевал отвечать.

— Он был в маске?

— Нет…

— Платили курумом или медью?

— Серебром, — не задумавшись брякнул горожанин. Глаза его сохраняли все то же растерянное выражение, пока рот выговаривал признание. Через секунду в них появилась паника. Лжесвидетель наконец обернулся на разом побледневшего торговца — тот стоял открыв рот.

— Кессад, что полагается за ложь суду Видевших и получение взятки? — спросил судья.

К удовольствию Ганнона писарь стоял в том же молчаливом изумлении, что и зеваки. Однако собрался он все же быстрее остальных и, откашлявшись, проговорил:

— Кхм, как и тяжкое оскорбление богов. Для городского люда — от порки до казни. На усмотрение самого суда Видевших. — Кессад указал на Ганнона с легким поклоном.

— Спасибо. — Судья перевел самодовольный взгляд на замершего свидетеля. — Была ли у него в руках серебряная ваза? Я позабыл. Что ты сказал?

— Нет, господин, — сглотнув ответил несчастный, а по толпе пронесся вздох, сменившийся смешками и пересудами.

Двое легионеров, ожидавших разговора с судьей, недовольно переминались с ноги на ногу. Возня с горе-ловеласом и отцом девушки, подкупившим свидетеля, чтобы сберечь честь семьи, заняла немало времени. Дело Откликнувшихся шло следующим, было видно, что они не привыкли ждать. Кандалы сменили хозяина: не верящий в свое счастье парень поспешил убраться подальше от родни торговца. Эти точно главу семьи без боя не отдадут. Но на подготовку процесса уйдут недели. Слава богам, разбираться с ними будет уже другой судья.

Откликнувшийся откашлялся и сам обратился к суду, проигнорировав товарища, что попытался удержать его, схватив за плечо.

— Если суду угодно... — начал молодой легионер из Морского, игнорируя ворчание старшего товарища. Кессад был недоволен, но не решился что-либо сказать воинам. — Вопрос оплаты в колон… в Даре, — тут же поправился Откликнувшийся: суд требовал возвышенного стиля речи.

— Ах, это! — облегченно воскликнул писарь. Растерявшийся было помощник Ганнона снова обрел уверенность. Он прошел к записям и без дополнительных пояснений достал нужный свиток. — Прошу вас, излагайте. — Кессад все же решил дать им слово.

— Излагать тут нечего. — Рассерженный легионер все же отсалютовал, прежде чем обращаться прямо к судье. — Был в Даре три месяца, хотя договор был на два, за один не заплатили. — Он сложил руки на груди.

— Почему три, а не два? — Ганнон с раздражением посматривал на помощника, тот явно уже был в курсе дела, раз так быстро нашел нужный свиток, но не спешил делиться.

— Плохая погода — с Атора не уплыть было, — пояснил воин. Старший его товарищ позади молча качал головой. — Я закон знаю! Погода или не погода, пока в Даре — жалованье идет.

Ганнон посмотрел на легионера: плащ без герба, значит, ему платит дом Откликнувшегося. На него и хочет подать в суд. Лицо совсем не обветренное. Наверняка мелкое недопонимание. Ну конечно!

— А на Атор вы попали после двух месяцев службы?

— Да. — Воин с опаской наблюдал за помощником судьи, передавшим тому свиток.

— Атор – ленное владение дома Илларин-Габха, — Ганнон с трудом прочитал непривычное двойное имя. — Крепость Морского Легиона на малом Острове и вовсе – часть пожалованного Легиону. — Юноша указал рукой на запад, где высился Маяк.

— Ох. — Легионер выдохнул и немного ссутулился. Оттянув впившийся в шею ворот плаща, он снова встал, как положено.

— Говорил тебе, дурень: надо сперва своих спросить, капитаны не обидят! — проворчал уже седой воин с беленым ветром лицом, но также без герба, отсалютовал и увел товарища, продолжая бранить того на чем свет стоит.

Последним делом был спор двух богачей, почти одинаковые речи для которых написал один и тот же грамотей. Кессад сказал, что такого человека называют логограф. Ганнон решил, что он только что выдумал это слово, слишком уж диковинно оно звучало. Раздосадованные мужчины быстро примирились и отправились искать пройдоху.

Стражники терпеливо ждали, пока писарь методично собирал документы. Руки двигались с привычной точностью, но было похоже, что он раздумывает. На лице еле заметно отражалась внутренняя борьба. Несмотря на его высокомерие и снобизм, Ганнон был благодарен помощнику. Он брал на себя большую часть работы. В первый вечер судья предложил помочь собрать книги, чем оскорбил писаря. Похоже, Кессад воспринимал это дело как свой собственный священный ритуал.