— Так вы мне поможете?

Лерн сделал эти пару шагов и медленно принялся расстегивать каждый крючок, которых оказалось довольно много.

В пещере, тускло освещенной одним факелом, который Лерн повесил на стене, наступила тишина.

— Мне отвернуться? — закончив с последним крючком, спросил он. И в этот раз он собирался выполнить свое обещание.

— Вы и в воду будете прыгать с закрытыми глазами? Надеюсь, что нет, иначе, боюсь, обратно нам не выплыть. — Вивьен и сама не знала откуда у нее столько смелости, чтобы произнести эти слова, но она сегодня чувствовала себя по-особому. И не понимала, почему сам Лерн не делал никаких шагов к их сближению.

Даже сейчас он всего лишь пристально посмотрел на нее, а затем отвернулся. Вивьен вздохнула и сняла платье, оставшись в нижней рубашке и тонкой юбке.

— Я готова.

Лерн сбросил на камни только камзол. Затем посмотрел на босые ноги Вивьен и, последовав ее примеру, снял сапоги.

— Готовы?

— Да… — подхватило эхо пещеры, и Вивьен первой прыгнула в воду. Она была настоящей дочерью рыбака, поэтому даже не вскрикнула от холодной воды, принявшей ее в свои объятия. Но она дождалась Лерна, чтобы вместе с ним нырнуть в темноту.

И страшно совсем не было, так как она знала, что он находится рядом с ней. Через полминуты она вдохнула воздух и почти сразу завороженно рассмеялась. Так как в следующей пещере, полностью покрытой водой, не считая небольшого пространства, где они выплыли, вода переливалась всеми цветами. А в том пространстве, что не занимала вода горели светлячки, к которым Вивьен уже благоразумно не тянула руки.

— Ну что? Готовы к последнему рывку?

Лерн указал на выемку в скалах, куда он накануне спрятал ракушку с гребнем. И горящий взгляд Вивьен, когда она открыла ракушку и увидела гребень, стоил всех тех трудностей и усилий, что он приложил, чтобы порадовать ее.

— Спасибо, — прошептала Вивьен, — это самый лучший мой день рождения.

Он подплыл вплотную к ней, не сводя взгляда с ее лица. Затем протянул руку и убрал мокрую прядь волос с ее лица.

— Этот день только начинается, а я хочу, чтобы вы навсегда запомнили его… Вы совсем продрогли. Нам лучше вернуться обратно…

— Лерн, — имя сорвалось с губ и замерло.

— Что? — прошептал он, подплывая еще ближе. И Вивьен сразу отпрянула. — Вы первая, а я за вами, — спокойно продолжил он, сделав вид, что и не заметил ее реакцию.

Глава 42. Портрет

Вивьен последние пару дней была представлена сама себе, нет, Лерн проводил с ней много времени, но после обеда он уединялся в кабинете, чтобы привести дела в порядок, так он сказал. Но заглянув раз в кабинет, чтобы уточнить какую-то мелочь, она не нашла его там. Хотя слуги и утверждали, что он не покидал его. Она конечно обыскала кабинет на нахождение потайных ходов и дверец, но ничего не нашла. А Лерн только улыбнулся на ее вопрос, умело, как он умел, когда ему было надо, уйдя от ответа.

Вот в эти дни Вивьен и облазила почти каждый закоулок замка. Нашла она и запертые двери на верхних этажах, до которых они с Лерном так и не добрались, так как он ссылался то на боль в ноге, то на то, что ничего интересного она там не найдет.

Но любопытство, которое она раньше и не подозревало в себе, заставило ее подняться наверх. А экономка, хоть и буркнула, что герцогу может и не понравится, что она бродит в той части замка, который нуждался в ремонте, не осмелилась, однако, не выдать ей ключи от всех комнат в замке. Так что Вивьен наконец-то попала в портретную галерею, желая увидеть всю вереницу предков герцога.

Тем более, что теперь и в ее спальне висел ее собственный портрет. Вивьен улыбнулась, ее день рождения и впрямь получился волшебным, хотя она и укоряла себя за то, что произошло в водной пещере. Правда сам Лерн и словом не обмолвился о том. И весь день пытался окружить ее заботой и сюрпризами. А когда собрались гости, то даже они удивились, увидев маленького голема, не больше полутора метров, который выполнял только приказы Вивьен, а других игнорировал. Еще больше все удивились, когда на праздник прибыл мэтр Коньян, и вот он и преподнес в подарок картину, на которой и была изображена Вивьен в роли лесной нимфы, которая играла с волшебным зверьком.

И хотя этот день получился волшебным, после него, так ей показалось, Лерн все больше времени проводил без нее, давая ей свободу в действиях. И хотя она должна была радоваться этому, она скучала по тем дням, которые они проводили вместе, выезжая в город, к пещерам, к маяку, когда вместе они проводили и вечера за чтением сказок или толкового словаря…

В галерее было темно, так как черные портьеры сняли еще не во всем замке. И в отличие от других комнат, в ней слуги не убирались. Слой пыли оповещал, что в комнату уже давно никто не заходил. Молодой слуга, которого она окликнула, с ужасом на лице заявил, что герцог приказал строго-настрого не заходить в эту комнату, а слуги, зная что хозяин маг и мог наложить какое-нибудь заклятие за провинность, и не пытались нарушить его волю.

Но Вивьен, гордо вздернув подбородок, со словами:

— Я герцогиня, мне можно, — гордо прошествовала в галерею.

Она сдернула ненавистные черные портьеры, которые напоминали ей о похоронах, ведь во многих богатых и бедных домах до сих пор занавешивали зеркала и любые отражающие поверхности черной тканью, чтобы не увидеть тени ушедших.

Вивьен сразу же закашлялась от пылинок, которые можно было увидеть невооруженным взглядом.

Сама галерея была огромна, и все стены были увешены портретами предков герцога.

Вивьен переходила от портера к портрету, от одного лица к другому, отмечая, что первые владельцы замка на утесе обладали не самой примечательной внешностью, и только красавица Итель, которая прибыла в королевство из южных саджиских степей принесла черты своего народа в кровь магов. Светлая кожа, яркие глаза, гордые лица. Вивьен отмечала все эти изменения, останавливаясь все дольше у новых портретов, которые уже неуловимо напоминали ей последнего хозяина замка. На большинстве картин были изображены уже зрелые мужчины, но попадались и молодые люди, а также дети.

Вивьен остановилась у портрета женщины со светлой кожей и синими глазами. Ее лицо было довольно суровым, будто ей пришлось пережить много испытаний в жизни. На руках она держала малыша лет трех-четырех. Он был похож на мать. Причем у него было очень серьезное и даже взрослое выражение лица. Да и взгляд такой пристальный, что создавалось ощущение, что малыш в эту самую минуту смотрел прямо на нее.

Она улыбнулась, подумав о том, что она точно нашла бы способ развеселить этого малыша.

Портрет был подписан.

— Ее светлость двадцать пятая герцогиня Итель де Дьер с сыном Лерном.

Вивьен дважды перечитала надпись. Сначала она обратила внимание, что эта герцогиня носила имя Итель, как та самая дева из легенд о замке на утесе. Но затем новая мысль пришла ей в голову, когда она взглянула на малыша. Судя по тюрбану на голове женщины, портрет был написан в последнее столетие. Мэтр Коньян научил ее отмечать такие детали. А значит ребенком, изображенным на картине, был Лерн.

И впервые Вивьен подумала о том, что и у нее мог бы быть такой малыш с синими глазищами. Эта мысль смутила ее, и она сделала несколько шагов дальше, чтобы взглянуть на следующий портрет. Он почему-то был занавешен черной тканью, да и висел как-то криво. Будто его хотели сорвать со стены, а затем прикрыли, чтобы никто не видел его.

И в этом не было ничего необычного, на первый взгляд. Поговаривали, что в магических семьях порой рождались сумасшедшие, которые не могли совладать с собственной силой. Их чаще всего прятали, желая вычеркнуть из генеалогического древа. А бывало, что сумасшествие настигало магов уже с возрастом, когда за плечами была служба и многочисленные награды. И умолчать о таком члене рода было невозможно, но и вывешивать его портрет на всеобщее обозрение ни каждый решался.