Ненавижу это слово.

Потому, что и меня было нецелесообразно лечить.

— Мне бы хотелось снять с твоих плеч этот груз, девочка. Но…

Он будет дольше разбираться в ситуации, чем есть у Авроры. Даже если я буду ассистировать. В его пользу говорит опыт. В мою скорость. Я умею писать программы очень быстро — буквально на ходу. И если бы не социализация и необходимость «пережить все, то, что положено подростку» на которых так настаивал доктор Форджер, за меня передрались бы в любом отделении неотложной помощи.

— Хорошо. Свяжитесь с ее родителями. И скажите, что я сделаю все, что смогу, но им следует быть готовыми к любому исходу. На подготовку к операции двенадцать минут.

Я отключилась и стала готовиться к сложной работе в полной уверенности, что Рой все сделает и мне нет необходимости тратить время на то, чтобы проконтролировать подготовку. Я начну, когда в девочку уже внедрят две колонии нанитов и по моей команде готовы будут ввести остальные.

Заперла дверь. Вывела на дверную панель сообщение: "Не беспокоить. Экстренная ситуация на работе".

Сходила в туалетную комнату.

Выпила небольшую бутылочку стимулятора, припрятанную для такого вот случая. Рой будет ругаться, если узнает. Но кто ему расскажет? Я признаваться не буду. А сдать меня некому.

Съела энергетический батончик. Ни на что другое времени просто не оставалось. И, наконец, легла на постель, одев обруч-визор прямого доступа и сенсорные перчатки. Так работать сложнее, но это позволяет выиграть десяток минут, которые могут оказаться решающими.

Ли Каи

Меня сегодня разбудил будильник. В основном я просыпаюсь задолго до него. Но почти всю прошлую ночь я провел без сна.

У меня из головы не желала выходить Астра. Маленькая звёздочка с золотыми глазами в которых я отчего-то тонул.

Девочка-загадка.

Девочка-мечта.

У нее пепельные волосы, которые пахнут полынью.

Рядом ней я сам себе кажусь невероятно взрослым и сильным.

Ей шестнадцать. И вряд ли кто-то из друзей поймет, если я скажу, что у меня все серьезно.

Я уже влюблялся. Или думал, что влюблялся? Потому, что раньше не сходил с ума. Потому, что не подозревал, что такое ревность. Потому, что раньше я придирчиво выбирал. И "позволял" себя себе увлечься.

У меня был целый список требований к тому, какой Она должна быть.

Астрид совсем не походила на этот, нарисованный моим воображением, идеальный образ.

Слишком маленькая.

Слишком хрупкая.

Слишком иная.

Странно одевается. Не пользуется косметикой. Не боится загореть. Запрокидывает лицо к небу и улыбается. А солнце целует ее нос и щеки, оставляя на них россыпь веснушек.

Нана пришла бы в ужас, найдя у себя хотя бы одну. Ведь кожа девушки должна быть идеальной. И что-то про румянец… кажется он нужен утром, ко недопустим вечером. Или наоборот? Мне всегда было сложно разобраться в таких тонкостях. Но моя бывшая подружка могла часами рассуждать о канонах красоты и том, что она им соответствует идеально.

Астра не кокетничала. Не пыталась понравиться.

Сотканная из противоречий, девушка была удивительно органична. С одной стороны — взрослая. С другой — ребенок гораздо младше своего возраста. Я почему-то терялся и робел, не представляя, как вести себя с ней.

Она умеет тонко шутить. И над собой, в том числе. Такого уровня самоиронии я почти не встречал у сверстниц. Астрид не страшно показаться глупой или смешной. Может потому, что умнее всех нас вместе взятых и понимает это?

Но она редко смеётся над нашими шутками. Удивлённо вздергивает брови, как бы удивляясь, тому, что мы находим это забавным. И натянуто улыбается.

Астрид не была похожа ни на кого. Но, кажется, именно это заставляло мои мысли крутиться вокруг нее.

За завтраком я был рассеян и кивал невпопад, чем достаточно сильно злил отца. Он не выносит, когда его разглагольствования слушают без должного внимания. Но изображать почтительного сына у меня не было ни сил, ни желания. Особенно, если учесть, что он сегодня вещал о важности разумного выбора круга привязанностей.

— С кем я разговариваю? — он всегда первым повышает голос, прекрасно понимая, что мне это неприятно, и как я отреагирую. Мне бы смолчать. Но смысла в этом нет. Он ведь продолжит меня провоцировать, пока я не взорвусь. Да и надоело, если честно, молчать.

— Сам с собой.

— Мальчишка, да как ты смеешь?!

— Мне пять лет? — цежу слова, глядя на отца почти с ненавистью. Мы никогда особо не ладили. Но в последнее время находиться нам под одной крышей становится все сложней. — Я, наверное, сам могу выбирать круг общения.

— Нана — лучшая иллюстрация того, как ты можешь выбирать. — Подлый удар. Но ждать от него сочувствия, поддержки или того, чтобы он от меня просто отстал, просто, глупо. — Она выходит замуж. И, отнюдь не за тебя.

— Рад за нее. Я не планирую жениться в ближайшем будущем. И степень моей привязанности к Нане тобой сильно переоценена. Что-то ещё?

— Астрид Стат.

— А с ней что не так? — я стараюсь сдерживаться, но получается плохо.

— Дорогой, она очаровательная девочка, — защебетала мама, стараясь погасить конфликт. — И это очень мило, что ты познакомил ее с друзьями. Ведь она никого здесь не знает. И столько времени провести в больнице… это так печально. Но сходиться с ней слишком уж близко… неразумно.

— Почему?

— Ее отец Эрих Стат, — отец раздражённо провел рукой по волосам. — А ты и сам знаешь, какие отношения у нас с Террой. Мы на грани вооруженного конфликта. Любые происшествия, в которых могут быть вовлечены терранцы крайне нежелательны.

— Сколько лет мы на грани вооруженного конфликта. И ничего. Живем как-то. Ты же не думаешь, что пара подростков может спровоцировать войну?

— Все что угодно может послужить поводом.

— Избавь меня от своих алармистских настроений, — раздражение сменяется усталостью, что всегда происходит, когда я «общаюсь» с отцом. Доказать ему что-либо — невозможно. Он считает, что в мире существует два мнения: его и неправильное. Я могу привести тысячу доводов, но, можно подумать, меня будет кто-то слушать.

— Я бы рекомендовал тебе постепенно свести общение с этой девушкой на нет. Раз ты имел глупость с ней связаться. Но именно постепенно. На Терре сейчас вовсю культивируются идеи о том, что Иштар — как самостоятельное государство со своей историей и законами несостоятельно. Что наше объявление независимости от материнской планеты — фикция. А объединяющей идеей нашей нации является…

— Отец, я не хочу слушать эту чушь. Да, фрики болтают о незаконном выходе Иштара из Терранского союза. О том, что нужно было ввести войска дабы расстрелять сепаратистов и не допустить провозглашения независимости. Что было бы неплохо все вернуть. Но это произошло почти шестьдесят лет назад. Как об этом можно рассуждать серьезно? И терранское правительство не совсем же поехало крышей, чтобы начинать войну?

— Там сейчас установлен милитаристский режим. Вовсю насаждается культ личности. И набирают обороты репрессии.

— Он уже двадцать лет, как установлен. И что? Все эти двадцать лет мы с ними торговали и вели переговоры. Почему же Иштар закупает у них энергоустановки, вливая в их такой опасный режим миллиарды кредитов?

— Это роковая ошибка, за которую нам ещё предстоит расплатиться.

— С каких это пор финансовые аналитики превратились в прорицателей? Но только не надо мне снова рассказывать про повторение истории. Эта муть у меня сидит в печенках.

— Каи, — отец со злостью ударил ладонью по столу.

— Ты не будешь диктовать мне с кем дружить и кого любить.

— Я хочу оградить тебя от ошибок.

Нет, общаться с отцом мне категорически противопоказано. Но я почему-то каждый раз на его провокации поддаюсь. Знаю, что ничего хорошего не выйдет, в все равно начинаю с ним говорить наивно полагая, что на этот раз он меня услышит: