— Нет!

— Да, — мужчина улыбнулся. Но от этой улыбки маньяка, в чьих руках барахтается его жертва, меня окатила волна животного ужаса. — Ты сделаешь то, что я сказал. И не вздумай своевольничать, девочка. Иначе пожалеешь. Я ведь могу отобрать у тебя ублюдка, которого ты носишь. Деньги решают многое. Твое свидетельство об эмансипации можно и отозвать. А как доверить воспитание ребенка другому ребенку? Нет, это решительно невозможно. Опекуном его назначат, конечно, любящих бабушку и дедушку. Ты его видеть будешь только если я захочу. А чтобы я захотел тебе придется быть очень послушной. Будешь громче всех орать: "смерть иштарским предателям".

— Нет! — вырвалось у меня испуганное.

— А ещё твой сын может умереть. Какой-нибудь несчастный случай. С детьми, которые становятся обузой такое иногда случается. Так что ты, моя милая, завтра на камеру будешь рассказывать, как иштарцы бомбят свои города, как их солдаты добивают раненых гражданских и насилуют детей прямо на улицах. Зрителям полезно послушать о зверствах иштарцев от настоящего свидетеля событий. Наши соотечественники, как это ни печально, все ещё видят в них людей — таких, как они сами. А это нужно исправить. Потому, что блицкриг провалился. У нас впереди долгая и дорогая война. Бюджет на благоустройство городов, медицину и образование придется сократить. Нужно показать гражданам Терры расчеловеченного врага, с которым мирное существование невозможно. И есть лишь один путь — физически уничтожить всех, кто сопротивляется верховенству нашей нации. Рита придумает для тебя какую-нибудь душещипательную историю. У тебя будет суфлер. Уж прочитать с выражением, написанный текст, твоих тупых мозгов должно хватить. А в конце ты со слезами на глазах поблагодаришь наше правительство за то, что они своими решительными действиями пресекают ужас, что царит на той отвратительной планете. Поняла? А теперь иди в свою комнату и до приезда съёмочной группы, чтобы я тебя не видел.

И я пошла.

Молча.

Потому, что понимала: в открытую мне отца переиграть не получится. Ведь я нахожусь в полной его власти.

Пока нахожусь.

Нужно лишь затаиться. Ненадолго его. Притвориться сломленной. Чтобы они потеряли бдительность. И сбежать. Куда? Да хоть куда-нибудь. Лишь бы подальше от этих монстров, являющихся моими родителями.

Сомнений в том, что о готовящейся войне они знали, у меня не осталось. Они знали, и оставили в обречённом городе ненужную, нелюбимую дочь, чтобы отец мог требовать от своих избирателей покарать виновных в безвременной смерти одаренного медика.

Это предположение оказалось несложно подтвердить. О моей смерти объявили ещё в первые дни войны. А Эрих Стат воодушевлённо обратился к нации, как отец чьего ребенка не стало из-за иштарской агрессии.

Бежать я решила ночью, когда все лягут спать.

Вечером ко мне заходила Ребекка Стат. Она велела мне примерить платье, выбранное ею для интервью. Ласково пожурила за то, что я своим упрямством расстроила ее мужа. И выразила предположение, что я буду вести себя так, как это будет выгодно для их семьи.

А я расплакалась. Тут даже играть не пришлось. Слезы сами рвались наружу, стоило подумать о том, что мой ребенок может оказаться в их руках.

Эта ставшая, теперь уже окончательно чужой, женщина ушла из моей комнаты в полной уверенности, что я буду послушной марионеткой, повинуясь воли отца семейства.

Только они просчитались. Наверное, от того, что совершенно меня не знали.

В три часа ночи я встала, оделась, положила в спортивный рюкзак самые необходимые вещи: смену белья, куртку, несколько универсальных картриджей, планшет и смарткомм. Тихо спустилась со второго этажа и вышла через черный ход совершенно никого не потревожив.

Прошла пару кварталом и вызвала такси к космопорту. А уже там немного растерялась. Куда именно мне стоит бежать, чтобы оказаться вне досягаемости отца, было не совсем понятно.

Были бы живы Рой и Лейла, рванула к ним.

Но их нет.

Никого нет.

И тут я вспомнила слова одного человека, сказанные, кажется, в прошлой жизни. Он просил обращаться, если мне понадобится помощь.

В том, что юрист Пол Андерсон — отец маленькой Авроры, которую я лечила, сможет мне помочь, были некоторые сомнения. Но, вдруг мистер Андерсон подскажет мне, к кому обратиться?

Звонить ему посреди ночи, мне было не удобно. Но абонент был онлайн. И я решилась.

Он ответил мгновенно:

— Здравствуйте, доктор Стат.

— Здравствуйте. Простите, что звоню вам так в такое время.

— Пустяки, — мужчина мягко улыбнулся. — Я — поздняя пташка и всегда ложусь под утро. У вас что-то случилось?

— Да. Мне нужен адвокат. Срочно. Возможно, вы можете мне порекомендовать кого-нибудь?

— Кратко обрисуйте суть дела. — Пол Андерсон посерьёзнел. — Пожалуйста.

— Да, конечно. Я беременна. Мои родители хотят аннулировать мое свидетельство об эмансипации и отобрать у меня ребенка. Они планируют шантажировать меня. Чтобы я делала и говорила то, что им нужно. Иначе я не буду видеть сына.

— Где вы?

— В космопорте Терции Коваль.

— Хорошо. Я вызову вам такси. И мы поговорим при личной встрече. Надеюсь, вы не откажете, согласившись стать нашей гостьей.

— Будет ли это уместно? Я не хотела бы стеснять вашу семью.

— Доктор Стат, вы дважды спасли нашу дочь. Мы вряд ли сможем когда-нибудь отплатить вам за это. Никаких возражений. Мои девочки будут счастливы снова увидеть вас. А я подготовлю всё необходимое. Постарайтесь поспать в дороге. Нам предстоит много работы. Документы. Показания.

— Вы мне подскажете к кому я смогу обратиться? — снова спросила я, почти уверенная в положительном ответе.

— Ваше дело буду вести я, — сказал мужчина твердо. — Если вы позволите, конечно. Но сейчас мы ждём вас в гости. Не прощаюсь.

— Спасибо.

Это все, что я смогла сказать. А Пол Андерсон снова улыбнулся. И у меня в душе зажглась надежда на то, что все будет, если и не хорошо, то хотя бы не так уж плохо.

Ли Каи

В скандарском лагере для эвакуированных детей я провел три месяца. По идее, меня должны были направить в другой. Вместе с взрослыми. Но на момент фильтрации мне было ещё девятнадцать, а двадцать должно было исполниться только через неделю. Вот и оставили меня вместе с подростками, а потом не стали переводить. Возможно, ещё и потому, что им нужны были те, кто готов был следить за малышами и поддерживать хоть какой-то порядок. Воспитателей-скандарцев там не было. А из взрослых имелось лишь несколько врачей, которые совершенно не желали тратить время на нас.

Я не знаю, как не сошел с ума в изоляции от внешнего мира, запертый в этом ангаре среди полутора тысяч детей.

Шум. Слёзы. Ссоры и драки.

Отсутствие уединения било по нервам. Санитарных комнат всего две. И между туалетами не было даже перегородок.

Свою собственную боль я глушил заботой о младших и физическими упражнениями. Старался не оставлять себе ни минуты для мыслей, посвящая все свое время тем, кому сложней, всем мне.

Но если днём мне удавалось сбегать от собственных мыслей в миллион повседневных дел, то ночью спрятаться от кошмаров не удавалось. Я часто просыпался в холодном поту с безумно колотящимся сердцем, готовый вскочить и бежать. Только бежать было некуда.

А перед глазами мелькали сцены, которые хотелось забыть. Тела, что я выносил из лазарета. Гниющие раны. Ожоги. Плачущая Астра. Астра, которая говорит о том, что хочет умереть…

Мне хотелось помнить ее другой. Веселой. Счастливой. Но память подсовывали самые жуткие картинки.

Сон сбился.

Я хотел… безумно хотел спать. Но не мог. Усталость накапливалась и от этого становилось только хуже. Переутомление провоцировало тахикардию. А из-за тахикардии мне не удавалось расслабиться и уснуть. Отчего усталость лишь множилась.

Наверное, мне требовалась помощь врача. Потому что выйти из этого порочного круга без медикаментозной поддержки не получалось. Но скандарцы давать мне снотворное отказывались.