— А если они попробуют? Что тогда?

— Тебе не нужно об этом беспокоиться.

— Я не могу не беспокоиться!

— Тише. Прошу. Тебе нельзя нервничать.

— Милый, помолчи минуту, — милым голоскам в котором слышался шёпот снежной бури произнесла Полин. — Астрид, мы понимаем, как сложно тебе сейчас. И я совершенно не хотела бы тебя торопить. Но, боюсь, времени у нас не так уж много. Мы хотим… мы, действительно, хотим, чтобы ты осталась с нами и позволила нам помочь тебе. Рори мечтает о том, чтобы ты осталась. Мы с Полом никогда не простим себе, если отдадим тебя этим монстрам в человеческом обличье. Я не смогу спать по ночам. Ты же не хочешь, чтобы я перестала спать?

— Нет.

— Астрид, солнышко, государству плевать в какой именно семье ты окажешься. Главное, соблюсти формальности и не подрывать их "традиционные ценности". Если у подростка есть кровная семья, которая готова его забрать, его принудительно поместят в эту семью. Потому что считается, что так ребенку будет лучше. А тут стоит вопрос о судьбах двух детей — твоей и твоего сына. Эрих Стат приложил много усилий для того, чтобы у суда появились некоторые сомнения в том, что ты сможешь в полной мере позаботиться о себе и воспитывать своего ребенка. И, в чем-то они правы. На тебя свалилось слишком многое.

— Но я смогу с этим справиться.

— Конечно, милая. Сможешь. Это знаю я. Это знает Пол. А они не знают тебя. А ещё им проще подойти к вопросу формально. Поместить тебя и малыша под опеку взрослых, прикрываясь вашими же интересами. Твой протест они, скорее всего, посчитают эмоциональной незрелостью и ещё сильнее уверятся в том, что эта опека необходима. Но мы можем их переиграть. Если ты сама скажешь, что тебе нужна помощь и поддержка близких. А потом объяснишь, что твоя кровная семья эту поддержку дать тебе не может. Что тебе плохо с ними. Но есть другая семья, с которой ты согласна остаться. Добровольно. Системе проще пойти по пути наименьшего сопротивления и выбрать в качестве опекунов ту семью, на которую укажет сам ребенок. Понимаешь? Но у нас есть ещё один козырь. Я — социальный педагог в школе. Моя профессия — помогать детям, столкнувшимся с трудностями.

Полин ещё раз обняла меня, а потом время отведенное для перерыва закончилось, и мы вернулись в зал заседания.

— Миз Стат, я хотела бы поговорить с вами, — со сдержанной доброжелательностью произнесла судья. — Это не допрос. Просто, беседа. Но я прошу вас быть искренней со мной. Я так понимаю, вы не хотите возвращаться в свою семью. Но почему?

— Эти люди — не моя семья. Я давала им много шансов стать моей семьёй и каждый раз они меня предавали, делали больно.

— Но твоя сестра сказала, что любит тебя и хочет, чтобы ты вернулась.

Да, родители даже Лидию сюда притащили. Ее речь была настолько же трогательной, насколько фальшивой. Но она — ребенок, такая же жертва интересов ее родителей. И тогда я не стала ничего говорить. Не хотелось влезать в эту грязь. Зря, наверное.

— Моей биологической сестре девять лет. Это возраст, когда человек вполне отдает себе отчёт в своих действиях. В этом возрасте я не просто решила стать врачом, чтобы вылечить себя, но и делала большие шаги в этом направлении. Лидия не любит меня. Она меня ненавидит и желает моей смерти. Она за всю свою жизнь не сказала мне доброго слова, зато постоянно твердила, что, если бы я умерла, всем им было бы лучше.

— Она ревновала.

— Все так говорят. Все ее оправдывают. Требуют, чтобы я дала ей ещё один шанс. А я устала слушать ее оскорбления. Устала терпеть. И не хочу, чтобы она что-то подобное начала говорить моему ребенку. Я должна думать не только о себе, но и о сыне. Лидия очень агрессивна. Она несколько раз пыталась ударить меня. Но у нее не получалось. Потому, что я сильнее. А если она решит причинить вред моему ребенку? Тоже, из ревности. Я не могу рисковать.

— А чего бы вы хотели, миз Стат?

— Жить. Работать. Воспитывать сына. И никогда больше не видеть мою биологическую семью. Они не любят меня. Потому что, если бы любили, я жила бы дома. Возможно, вы не знаете, но это было возможно и даже не слишком дорого. Моя мать коллекционирует брендовые сумочки. У нее их, наверное, пара сотен. Стоимости трёх хватило бы это. Или отцу пришлось бы один раз отказаться от поездки на его любимы курорт, куда они летают каждый год. Да, хватило бы и суммы, что Лидия получает на карманные расходы за десять месяцев. У них были эти деньги, но им жалко было тратить их на меня.

— Я протестую, — снова заверещал мистер Харт. — Это домыслы. Миз Стат не может знать всех обстоятельств…

— Я знаю об этом гораздо больше, чем вам бы хотелось. Они несколько раз в год летают отдыхать. Если бы они хотели, чтобы я жила с ними, могли бы отказаться хотя бы от одной такой поездки. Но им не нужна была неизлечимо больная дочь. Они не приехали ни на один мой день рождения. Ни разу за десять лет. А теперь я им зачем-то понадобилась. И это никак не связано с тем, что на рейтинги моего отца положительно влияет то, что он посещает приемы, на которые ни за что не пригласили бы его одного, но согласны терпеть, как моего спутника. С ним разговаривают, пожимают руку, потому что считается, что родители имеют отношение к успехам детей. Нет, он тоже имеет. Своим бездействием этот человек убедил меня в том, что никто не поможет мне, кроме меня. Я, наверное, должна его поблагодарить за это. Но не хочу.

— Миз Стат, вы говорили что хотите жить. Расскажите об этом. Как вы хотели бы жить? С кем? Кто мог бы помочь вам справляться с трудностями?

— Я всегда сама помогала себе справляться с трудностями, — мне не нужно смотреть на Пола, чтобы понять: это несколько не то, что мне следовало ответить. — И у меня неплохо получалось. Правда. Я же вылечила себя. Это ли не доказательство моей самостоятельности? Но со мной рядом всегда были люди, готовые помочь мне, если у меня не получится справиться самой. В клинике обо мне заботились Рой и Лейла Форджер. Сейчас обо мне заботятся Пол, Полин и Аврора Андерсон. Мне раньше не везло с семьей. Все шло не так. Мои родители меня бросили. Рой и Лейла погибли. Погиб парень, с которым мы могли бы стать семьёй. Но сейчас появились люди, которые согласились принять меня. Пол любит те же книги, что и я. Мы разговариваем. Полин научила меня краситься и отвела к своему парикмахеру. Моя новая прическа — это ее заслуга. Как и мои новые платья. С Рори мы смотрим мультики перед сном. Каждый день. Раньше у меня не было времени на мультики. Я должна была учиться. Чтобы выжить. Потому что без лечения я бы умерла. С моим диагнозом редко доживают даже до двадцати пяти. Я не умею жить в семье. Не знаю, как это — быть хорошей дочерью и сестрой. Но они сказали, что мне не обязательно быть хорошей. Сказали, что любят меня любой. И я им верю. Потому что, когда Рори болела, они сделали все, чтобы спасти ее. Даже когда надежды уже не осталось. Они ее не бросили, как мои биологические родители бросили меня. И я думаю… надеюсь… они не бросят и меня, если я заболею. А вы хотите отнять у меня эту семью и насильно поместить к биологическим родителям. А они ненавидят моего ребенка, хотя он ещё не родился. Я очень боюсь, что они будут ему вредить. Потому что я не сделала аборт, несмотря на их требования.

— Миз Стат, мы здесь для того, чтобы соблюсти ваши интересы.

— Тогда разрешите мне остаться там, где я живу.

— Да, я получила прощение Пола и Полин Андерсон о том, чтобы предоставить им право временной частичной опеки над вами.

— Мне с ними будет лучше.

— Протестую! Миз Стат не может самостоятельно принимать взвешенные решения и определять, что для неё будет лучше ввиду ее эмоциональной незрелости, — голос мистера Харта настолько меня раздражал, что мне хотелось разбить ему нос чем-нибудь тяжёлым. Планшетом, например. А потом заткнуть ему рот его же галстуком.

И, нет, я никогда не была доброй девочкой.

Терра, вообще, не место для добрых и слабых. Полин и Рори могут быть нежными цветочками, потому что у них есть Пол, который прибьет любого, кто попытается им навредить.