Молодой человек держал в красивых тонких пальцах полевой цветок, случайно оказавшийся в корзине рыбака. Юноша был красив. Элегантный костюм, ремень с массивной бляхой и сапоги на высоком каблуке. Скорее даже не сапоги с каблуком, а каблуки с небольшим голенищем. Молодой человек был низок ростом и никогда не забывал об этом. Белые волосы юноши приятно пахли.

— Я принимаю только монеты, — угрюмо сказал торговец рыбой.

— Вы не поняли. Я случайно обнаружил эту красоту среди… — молодой человек сбился, скривил на мгновение нос от резкого запаха рыбы, но быстро нашёлся, — великолепия вашего товара! Понимаете, я как художник, как летописец, как естествоиспытатель по своей натуре, по своему призванию не могу в этот великолепный, наполненный чудными красками жизни день пройти мимо… увядающей жизни.

Рыбак вытер сопли рукавом, взглянул на пасмурное небо и поддержал диалог:

— Чё?

— Вот! Вы тоже своего рода экзистенциональный наблюдатель. Мы так близки с вами, — рыбак икнул, юноша кивнул и продолжил. — Этот базар, эти милые люди, мы все участники большого представления под названием жизнь. Каждый из нас осознаёт всю тяжесть пароксизма сущего.

В этом момент к молодому человеку подошли два стражника и громко спросили:

— Книгочей Пурелий?

— Во, во, правильно! — оживился рыбак. — Заберите его, он мой товар обоссать хотел. Сущего ему захотелось, ишь ты!

Молодой человек подтвердил:

— Да. Я книгочей. Вот мои белые волосы, вот сапожки, вот мой костюмчик. Нравится?

— Велено срочно доставить в дом к Бадьяру Широкому.

Стражники подхватили юношу под руки и, не церемонясь, быстрым шагом понесли вперёд спиной. Книгочей удивлённо выпучил глаза и поджал ноги. Юноша, бестолково пялясь по сторонам и сжимая полевой цветок, покорился судьбе.

— Удачной торговли, — крикнул молодой человек рыбаку. — Прошу простить, но у меня образовалась неотложная встреча.

— И в жопу ему головёшек напихайте! — попрощался в свою очередь торговец.

Пока стражники несли гостя по улицам города, книгочей успевал обмениваться репликами с прохожими.

— О, мусорщик Герд! Рад тебя видеть.

— Мамаша Чепец, вы опять следите за домом вдовца-бортника?

— Ой, да пошёл ты, псина тощая, — злобилась в ответ женщина.

— Маэстро, ваш галстук сегодня особенно хорош! — Пурелий сделал комплимент уличному музыканту и тот с улыбкой поклонился, приподняв потёртый берет.

Когда знакомые заканчивались, книгочей обращался ко всем сразу:

— Доброго дня, благородные жители города Зелёной долины.

— Сжечь его, сжечь! — раздавалось в ответ со всех сторон, впрочем, не злобно.

Горожане продолжали заниматься своими делами: пили, сквернословили, следили за вещами, чтобы не украли и крали те вещи, за которыми плохо следили, торговались до хрипоты, смеялись и плакали, в переулках дрались, в компаниях спорили, делились новостями и слухами. Всё вокруг бурлило, хвасталось и завидовало. Обычная городская жизнь обычного города.

— Пурелий, ты куда? Неужели сбегаешь, не отведав лучший бутон Зелёной долины?

Под общий хохот рыжая девица с пышными формами схватила себя за груди и потрясла ими вслед уносимому книгочею.

— Милая Ру-Ру! Сегодня ночью я написал для тебя сонет и прочитал бы его тебе, но эти благородные мужи похитили меня на их тайную свадьбу. Я не приветствую насилия, но что не сделаешь ради большой любви двух благородных воинов?

Публика захохотала ещё больше, обрадованная остротой книгочея, а один из стражников предупреждающе пробасил:

— Бока помну.

— Молчу, молчу, — быстро согласился Пурелий и крикнул девице. — Этот великолепный бутон я сорвал специально для тебя!

Книгочей разжал пальцы и полевой цветок, порядком помятый, упал в дорожную грязь. Стражники уже вносили иноземца в дом барона, а горожане окончательно переключились на свои заботы, когда рыжая девица подняла цветок.

— Ах, Пурелий, — произнесла она вполголоса и вставила растение в платье.

— Книгочей Пурелий Эдур Цес! — пробасил один из стражников, и они плюхнули молодого человека на пол.

Пару минут книгочей сидел спиной к собравшимся, как будто замерев от неожиданности, но потом повернул голову и увидел Бадьяра. Барон закончил с купальней, облачился в нарядную одежду и сидел на троне, с интересом рассматривая гостя.

— Ох, мой покровитель! — засуетился молодой человек, вскочил на ноги и поклонился. — Прошу прощения, меня забрали с философского диспута, поэтому я не одет, — книгочей посмотрел на свою одежду и удивился. — Ах, нет! Я же одет. Вот это да! Когда же я успел?

Пурелий заразительно засмеялся, оглядывая собравшихся. «Совершенный дурак», — подумал Гидон. «Хитрая вошь», — мысли казнахрона были осторожнее.

— О, лекарь Плантаж! Рад встрече! — увидев знакомое лицо, обрадовался Пурелий. — Как вчерашний вечер? Ох, а я в восторге от Ру-Ру. Великолепна, не так ли? Скотник Жостак Восьмой. И вы здесь! Как ваш запор? Я же советовал не налегать на сельдерей. Это растение больше подходит белым или красным. Сегодня удалось облегчиться?

Пурелий тараторил без умолку. И с таким невинным выражением лица, что невозможно было обижаться. Молодой человек проявлял искреннюю заботу, суматошил красивыми руками и покачивался, даже пританцовывал на каждом слове. Пока Жостак пучил от стыда зелёные глаза и хватал ртом воздух, неугомонный гость переключился на воеводу.

— Воевода Гидон…

— Хватит.

Казнахрон понял, что нужно вмешаться, иначе этот холёный малыш наговорит лишнего.

— Прошу прощения, если люди воеводы были недостаточно любезны, — с улыбкой произнёс Мортус, — но у нас обстоятельства чрезвычайной важности. К сожалению, не все знакомы с вами. Представьтесь, пожалуйста.

— Ох, пустяки. Стражники были добры, мы даже успели перекинуться парой слов о свадебных обычаях, — и наглец подмигнул одному из них. — А зовут меня, благородные мужи Зелёной Долины, — молодой человек сделал паузу, как будто вспоминал, — Пурелий Эдур Цес. Книгочей. Плачу четвертной в Красных холмах.

— Далеко отсюда.

— Далеко, уважаемый казнахрон. Но вы же знаете, что это формальность. Судьба книгочеев — ездить по Сычигорью, читать книги, вести переписки и выявлять нарушителей закона о грамотности. Куда зовут, туда и еду.

— Ты мне нравишься, Пурелий, — произнёс барон. — Принесите книгочею кубок вина в знак особого уважения. Пусть выпьет за моё здоровье.

Бадьяр Широкий заметил, что ни Гидону, ни Мортусу не понравился разговорчивый юноша и чтобы лишний раз насолить подданным, барон решил высказать радушие.

— Но Мортус прав. У нас чрезвычайное дело. Прошу, казнахрон, продолжай.

— Вам знакомо имя Лукоса Шварца? — спросил Идилий Кат.

Пурелий схватил принесённый кубок, крикнул: «За Бадьяра Широкого!» и принялся жадно пить. Он причмокивал и притоптывал. Косил глазами в разные стороны и подмигивал всем подряд. Осушив бокал, сначала поклонился барону, а потом ответил Мортусу:

— Да, я знаком с ним.

— Что можете о нём сказать?

Пурелий вместо ответа достал носовой платок и обратился к присутствующим.

— Благородные мужи, не найдётся у кого-нибудь несколько капель духов? — лицо книгочея вдруг стало серьёзно, поэтому Мортус не обиделся, что его вопрос проигнорировали.

Знать молчала, не совсем понимая, как надо действовать. На помощь пришёл Бадьяр.

— Неужели мы откажем книгочею в пустяковой просьбе?

— У меня! У меня есть замечательные духи! — тут же залебезил лекарь Плантаж.

Он суетливо достал красивый флакон и выложил на ладонь, протянув её в сторону барона, а не туда, где стоял Пурелий. Книгочей поблагодарил лекаря и не спеша направился к гостям, по прежнему стоящим вдоль закрытых шторами окон. Лохани и стулья унесли, подданные опять стояли.

— Уважаемый казнахрон Мортус, я понимаю, зачем вам понадобился причиновед Лукос Шварц, — говорил Пурелий спокойным тоном, вся суетность начала встречи исчезла. — В Зелёной долине он известен, как человек, разгадывающий загадки. В других городах его почитают, как искусного мистификатора, меняющего личности и выполняющего особые поручения. Одни его уважают, другие боятся, достаточно и таких, кто не верит в его силы, считая Лукоса Шварца вымыслом. И на то есть серьёзные причины. Никто не знает, как он выглядит, — Пурелий сделал паузу, взял флакон, кивнул лекарю и продолжил. — Более того, никто не знает его рода.