— А я не думаю, я приказываю, — спокойно возразил воевода. — Выполняй, что просит Шварц, человека в помощь мы тебе выделим, — это «мы» убедило Пурелия, что не обошлось без вмешательства Мортуса. — Свидетелей приведут в ложу при вечернем смотре. Проведёшь с ними беседу.

Гидон направился обратно в дом и перед тем, как войти добавил.

— Докладывай сразу, если выяснишь что-то серьёзное. Не забывай, к концу недели тебя, скорее всего, казнят. Проведи последние дни жизни достойно, — улыбнулся воевода. — И ещё. Ты прав в том, что Лукос прикидывается дурачком. Только я думаю, что это не он, это она. Шварц — это невеста синего рода.

Воспользовавшись тем, что тётушка задремала, Люция дождалась, когда повозка доедет до городских ворот и применила зелье. Колёсная пара разрушилась, первая часть плана удалась. Девушка не рассчитывала, что Фелиция послушается предложения посетить город, поэтому заранее решила, что выкинет тётушкин порошок. Был страх, что не пропустят стражники, но теперь она здесь.

Люция Полынь-поле росла в тиши и спокойствии. Поместье «Полынь-поле», служившее фамильным прозвищем многочисленного рода Люции, находилось далеко от города Синих холмов. Дорогой дом со множеством комнат располагался на стыке баронства и Стороны. Но богатство рода и семейные рецепты ворожбы надёжно охраняли жителей. Однажды отряд сторонщиков нарвался на патруль воеводы прямо в поле, напротив окон Люции. Но ни одна стрела, ни один предсмертный крик не долетел до дома, заворожённого охранным зельем. Маленькая Люция смотрела за немой битвой и воспринимала её, как очередное развлечение, типа магических забав любимой маменьки.

Семья Люции и аналогичные знатные семьи Синих холмов жили уединённо. Общение ограничивалось визитами, хоть и регулярными, но редкими. Мужчины периодически навещали город. Получить доход, посмотреть на игрища или принять участие в совете старейшин. Синие холмы были одним из четырёх баронств Сычигорья, где большая часть знати каждого рода обитала за пределами города.

Причина в ландшафте и годовом сдвиге. В первый день нового года земли Сычигорья приходили в движение. На месте леса могли вырасти холмы. Вместо болота появлялся цветущий лог. Овраги менялись местами, реки разворачивались вспять. Древние книги, столь почитаемые Тацитом, утверждали, что земля заходила через четыре века после появления элементов. Ландшафт менялся не только в одно и то же время, но и в одних и тех же местах. Всегда по-разному, но стабильно соблюдая границы. Три четверти земель Сычигорья трансформировались, одна четверть не менялась. Стабильные участки образовали баронства, остальное превратилось в Сторону.

В двенадцати из шестнадцати баронств Сычигорья стабильные участки были относительно малы. Узких секторов хватало для жизни посадского люда и ведения хозяйства, обеспечивающего город продовольствием. Пастбища да пашни. Хватало места и для небольших поместий знати. Однако четырём баронствам повезло. Белые, Синие, Красные и Зелёные Холмы наслаждались пространством. Равноудалённые друг от друга и, как всё Сычигорье, созданные по симметрии они радовали неприкосновенностью ландшафта. Обширная холмистая местность не подвергалась годовому сдвигу и манила любителей спокойной жизни со всего Сычигорья. Люди меняли город уплаты четвертного налога и обживали очередной свободный участок. Но интерес продолжался недолго. В городе Холмов ощущался недостаток знати, а значит, богатства. А значит, меньше лекарней, меньше игрищ, проведение которых стоит денег, меньше развлечений. Не всем нравилась скучная городская жизнь Холмов, не говоря уже о тихих поместьях. Поэтому со временем, поток в Холмы иссяк и Сычигорье опять обрело гармонию.

Если мужчины иногда посещали города, то женский пол жил в поместьях годами. Лишь сватовство сына, медицинские надобности и ещё парочка поводов вынуждали дам сопровождать мужчин в посещении других мест. Поэтому женщины с помощью книгочеев довольствовались перепиской друг с другом, в том числе применяя удалённую тайнопись.

Поддерживаемые правдивыми рассказами мужчин о том, что происходит в Сычигорье, дамы охали, ахали и радовались добровольному заточению. Но не все. Попадались такие, как Люция. С рожденья любознательная, наблюдательная и самостоятельная она всячески сопротивлялась «тихой полянке безопасности». В отличие от братьев и сестёр, ей не нравились скучные игры «порядочных наследников Холмов и спокойствия». Несмотря на кудахтанье опекунш о дороговизне и редкости домашней обстановки.

— Ну и пусть, что дорогое! Что мне от вашего богатства, если нельзя переплыть речку? Сыновья садовника каждый вечер плавают, а мы сидим за стенами и охаем над вязанием и кубиками. Мне выпал звездочёт, а тебе? А мне роща дубовая. Хи-хи-хи, ха-ха-ха, — дразнила сестёр Люция.

— Речку? Переплыть?! Садовника?!!

Опекунши хватались за сердце и сильней махали веером.

Поняв, что с юной бунтаркой нужно что-то делать, глава семейства, кровный дедушка Люции, вызвал подмогу. Его родственница Фелиция много лет назад переехала жить в другие земли. Ещё во времена детства дедушки Фелиция была стара. Её по привычке называли тётушкой, хотя семейство уже сбилось сколько приставок «пра» содержится в древней старухе. На неё напал недуг долголетия. В каждом баронстве жила горстка старух и стариков, переживших положенный срок в несколько раз. Никто не мог понять, каким образом долголетие захватывало человека. Единственное сходство — все заболевшие были богаты и девственны. Бывало, что хитрецы специально хранили целомудрие, пытаясь попасть в число долгожителей, но неведомый закон мигом разбирался, и бедняги умирали от несчастных случаев. В долгожители попадали исключительно те, кто по характеру, внешности, обстоятельствам, а чаще всего по совокупности превращались в одиноких стариков. Тут-то их и достигал недуг долголетия.

Недугом постановили называть необъяснимый эффект на специальном собрании баронов и властных четвёрок. Правители поняли, что долголетие может трактоваться, как особый дар. Чтобы старики не начали проповедовать, подрывая власть, собравшиеся дискредитировали болезнь. Тех, кто поумней или спрятали получше, или убили. А всяких умалишённых, коих среди заболевших хватало, специально демонстрировали народу. Посмотрите на них. Что за жизнь? Сплошное вечное мучение. Однако мучения не были вечными. Долгожители умирали, прожив, правда, ну очень долгую жизнь.

Тётушка Фелиция оказалась из тех, кого не нужно прятать или убивать. Во-первых, она сама, как женщина Холмов, не любила покидать одиноких поместий. Во-вторых, ворчливый нрав и глухота отталкивали людей. Но главным фактором, о котором знали лишь немногие, была зависимость Фелиции от корня боярышника. Она и уехала из родного края лишь потому, что барон ввёл запрет на пагубную забаву для знати. Местом затворничества тётушка выбрала аналогичные Холмы на другой стороне Сычигорья. Барона, запретившего корень боярышника, вскоре казнили, запрет отменили. Но родственники не стали сообщать сварливой родственнице. Уехала и уехала.

Через много лет, поняв, что бунт внучки может плохо кончиться, глава семейства Полынь-поля вспомнил о Фелиции и вызвал её обратно. Когда тётушка была его пестуньей, он на себе испытал строгие методы воспитания. В детстве он злился на чёртову старуху, сейчас же надеялся на помощь.

— Узнав, что ты просишь меня помочь, я сразу собралась в дорогу, — соврала Фелиция, обнимая главу дома и опустив главный мотив приезда в виде снятия запрета на боярышник. — Где моя подопечная? Ах, это ты. Без бантика и в туфлях с пряжками. Какой позор. Я думала кто-то из слуг.

Маленькая Люция возмутилась, но несмотря на вежливость девочки и к всеобщему удивлению присутствующих, получила болезненный щелчок. Старуха, не стесняясь, хлопнула в подопечную зельем, причинив острую боль. Люция заплакала, а Фелиция спокойно проскрипела.

— Так-то лучше, дитя моё. На ночь я прочту тебе первые страницы кодекса Луговых девиц, — повернулась к главе дома и добавила. — Мерзкая девчонка, но не безнадёжная. Я воспитаю из неё достойную девушку. Во что у вас сморкаются?