— О, какие шикарные! — вскрикнул тот, что постарше, достав из телеги сапоги. — Любовнику везёшь?

— Да чтоб тебя понос пробрал, — ворчала в ответ женщина.

— Ха-ха-ха!

Старуха не злилась и понимала стражников. Она сама хотела поучаствовать ставочкой в любимых игрищах, но пропила все деньги ещё вчерашним вечером. Хорошо, что товары закупила заранее. Теперь нужно вытерпеть издёвки и отвезти заказы в родной посад.

За телегой старухи стояла колымага водовоза. Слабоумный юноша курсировал по знакомому маршруту. Тацит знал, что после старухи будут обязательные насмешки над водовозом, мычанием и растерянной улыбкой всегда веселившего стражников. Дело дрянь.

Тацит посмотрел на солнце и убедился, что оно почти зашло. Пользуясь оставшимися мгновениями, мужчина ещё раз настроился на человека воеводы. Быки выбежали из города, унеся десяток жизней. Приказ о закрытии выхода для белых был отдан. Теперь человек воеводы приближался к боковым воротам. Через три улицы он повернёт и увидит стражников, повозки и Тацита. Вот человек остановил лошадь. Тацит собрался подслушать диалог, но не успел. Солнце коснулось горизонта, день закончился. Родовая сила больше не действовала. Слух, зрение и обоняние Тацита Волиуса Штамма вернулось к обычному состоянию.

— Хомуты-то тебе зачем? Такую клячу, как ты уже не запряжешь.

— Головёшку тебе в ухо, злыдень.

Стражники продолжали веселиться, дурачок улыбался. Пора действовать. Тацит обогнул водовоза и направился в сторону выхода. Часть людей охрана не останавливала и пропускала кивком. Тацит уже жалел, что не пошёл раньше. Досмотр не занял бы много времени, мужчина был налегке. Но мысли о деле отвлекли Тацита, теперь придётся надеяться на безразличие стражников или скорость собственного бега.

Не спеша пройдя телегу старухи, Тацит подумал, что дело сделано, но услышал голос:

— Эй, уважаемый! Остановитесь.

Старший воин с красными ногтями и сам не объяснил бы причину остановки знатного человека. Возможно, отсутствие лошади или кареты, возможно, сам факт нахождения у ворот в момент чествования храбрецов, а скорее, по интуиции, основанной на опыте, воин решил окликнуть Тацита. Волиус Штамм подумал о бегстве, зная, что в драке с двумя подготовленными бойцами он проиграет, как вдруг обнаружил помощь. На городской стене крупными буквами кто-то написал: «Красный стражник с большим пузом боится заболеть. Кашляйте!»

Неделю назад подсказки ещё не было. Значит, грамотный человек заметил особенность охранника и решил помочь избранным. Умение читать и писать было привилегией для жителей Сычигорья. Разрешение на обучение грамотности выдавалось не всем, а самоучки жёстко наказывались. Поэтому мазня на стене не привлекла внимания ни охранников, ни их руководителей. Даже местный воевода не умел читать.

Тацит закашлял что есть мочи и обернулся.

— Что, прост… — опять кашель. — Что, простите?

Стражник с красными ногтями моментально отпрыгнул в сторону, чем вызвал приступ хохота у напарника. Ни один житель Сычигорья не мог умереть от болезни до наступления шестидесяти четырёх лет. Только через убийство, ворожбу или несчастный случай. А после достижения заветного возраста местный люд мог заразиться и умереть. Случалось это не часто, но страхи иррациональны. Стражнику с пузом на прошлой неделе пошёл шестьдесят пятый год. В отличие от старухи и большинства сверстников, храбрый воин, закалённый в битвах, до ужаса боялся подцепить простуду. Это вызывало хохот сослуживцев и помогло Тациту.

— Вон! Вон отсюда! — заорал стражник и отбежал в сторону.

Напарник продолжал смеяться, дурачок-водовоз улыбался, старуха отомщённо наслаждалась. Тацит не стал противиться шансу и спокойно вышел из города. В лесном схроне оседлал коня, оставленного накануне, и отправился в путь. Тацит не нашёл в городе то, что искал. Оставалось ждать информации от связного и вызова на дело.

— Опять ты со своими глупостями. Вы что, сговорились? Я же занят важными делами!

В просторном зале стоял голый мужчина. Толстое тело с жировыми складками и зелёные глаза, как принадлежность к зелёному роду. На массивной шее ожерелье, шириной в два пальца. Завороженная верёвка серого цвета, сделанная из королевских нитей, переплеталась с хвоинками, скреплёнными особой варкой. Нити мерцали, хвоя, отражая свет, переливалась. Ожерелье торжественно вручалось каждому барону, как знак милости короля и его согласия с выбором старейшин. Бароны носили ожерелья не снимая, демонстрируя статус. Серый мерцающий цвет от верёвки олицетворял делегированную власть короля, а хвоя была одним из четырёх магических элементов Сычигорья.

Барон Зелёной долины Бадьяр Широкий собирался в наступивший королевский день принять, как он выражался, «водицу и девицу», но внезапный порыв во время завтрака заставил барона скорректировать планы. Он позвал казнахрона Мортуса и заявил, что не собирается придаваться сладострастию. На этих словах барон поднял палец вверх и, сделав многозначительную паузу, добавил: «…без пользы дела». Поэтому Бадьяр Широкий приказал привести к нему во время купания двух случайных жителей города, чтобы те поведали королевскому наместнику о своих горестях. Казнахрон Мортус попытался отговорить Бадьяра, сетуя на то, что не баронское это дело принимать челядь во время столь интимной процедуры, но раззадоренный порывом Бадьяр только наорал на всех и перенёс «принятие купальни, девицы и моих верных подданных» на час позже.

И вот голый барон стоял рядом с большим чаном воды в окружении слуг и местной знати. На купании присутствовала почти вся верхушка города. В первую очередь, властная четвёрка. Четыре представителя каждого рода, занимающие управленческие посты города. Упомянутый казнахрон Мортус белого рода. Воевода Гидон, по прозвищу Навылет. Зельевариус и народница.

Кроме них в зале толпились четыре десятка самых богатых и влиятельных лиц города. Приглашения получили не все. Барон часто капризничал и обижался. Под обидой подразумевалось двух-, трёхнедельное отстранение «от тела королевского наместника». Причины обид за многие годы правления Бадьяра Широкого никто уловить не смог, но знать привыкла. Обиды всегда проходили и барон снова был приветлив.

Королевский день, так хорошо начинавшийся, испортил воевода. Гидон решил доложить о загадочных убийствах, чем привёл барона в раздражение. Любые, не идущие по его плану события, Бадьяр приписывал к глупостям. Поэтому он быстро пресёк доклад воеводы.

— Ради вас же стараюсь, — барон расставил локти и слуги, подхватив правителя, аккуратно, хоть и с большим трудом опустили того в широкий деревянный чан. — Другие пятнадцать баронов Сычигорья купаются в одиночестве. А я совмещаю заботу о теле вашего покровителя с заботой о простых людях. Не портите мне день, воевода Гидон. После, после разберёмся.

Бадьяр непроизвольно выпустил газы, на поверхности воды появились пузырьки и наложница барона, стоявшая рядом, захихикала.

— Ах ты моя хохотунья!

Барон тоже засмеялся, потрогал Эльзу Ветер за голую грудь и снова повеселел. После чего поднял руку и торжественно произнёс.

— Присовокупитесь!

Вынесли стулья и лохани. Расставив их по периметру помещения, слуги наполнили лохани водой и жестами пригласили знать. Толпа облегчённо засуетилась. Потирая уставшие от долгого стояния ноги, богачи города с удовольствием сняли обувь, уселись и опустили ступни в воду. Слуги, съёжившись в поклоне, просеменили к чану барона и замерли, выставив на вытянутых руках кружки. Бадьяр кивнул, слуги зачерпнули воду из чана и отнесли обратно. Добавляя воду, слуги произносили: «Милостью королевского наместника прими благодать и будь предан». «С покорностью принимаю и буду предан», — отвечала знать и кланялась. По окончании присовокупления перед бароном сидели преданные подданные. Большинство мужчин и несколько женщин. Властная четвёрка стояла рядом с чаном.

— Вводите, что ли, — почему-то обиженно промямлил Бадьяр и шлёпнул ладонью по воде.