В красный день люди с родовой меткой в виде красный ногтей получали прирост физической силы с первым лучом солнца и до заката. В синий день род, чьи люди имели голубые глаза, получала улучшенную ловкость, экстремальную реакцию и возрастание скорости. В белый день у всех представителей рода повышалась чувствительность. Ходила легенда, что сотни лет назад барон Белого полиса сумел из своего дома подслушать разговор лекарей за городскими стенами, тем самым предотвратив войну. Но легенде не верили — слишком далеко. Люди с зелёными глазами в свой день получали повышенную регенерацию и лошадиную выносливость.

Тайя отчитала нужное количество глиняных бутылок и приготовилась к варке.

«Когда мне исполнится шестнадцать гор, я обязательно выберу зелёный род, — думала Дикарка ловко вскрывая моллюсков. — Во-первых, я смогу работать не уставая. Это же три, а то и четыре дополнительные картофелины для Нуги! А может и сало дадут. Ого-о-о-о, — мечтала девочка. — Во-вторых, я смогу таскать бутылки и продавать… да хотя бы на главной площади. Сейчас не унесёшь, отбирают. Хотя нет. Быстрый бег даёт синий род, — возражала сама себе Тайя. — А если выбрать красный, то смогу просто поколотить разбойников. Эх. Надо хорошенько подумать. В любом случае, Нуги больше не будет голодать. И костюмчик бы ему купи…»

— Ай!

Девочка замечталась и резанула ножом по внутренней створке моллюска. Изнутри брызнула черная струя и пролетела рядом с лицом Тайи. Девочка аккуратно положила моллюска, нож, отбежала и зашептала.

— Спасибо, всевидящий король, что уберёг нас от горя. Я постараюсь быть внимательной. Извини, что потревожила.

Пойло готовилось из створок моллюсков. Ядовитые створки с помощью трав уваривались до безопасного уровня, выделяя в конце одурманивающий эффект. Но при неосторожной чистке они брызгались токсином, при попадании на кожу вызывающим медленную смерть. Тайя замечталась и чуть не попала под смертельную струю.

— Такая глупость: умереть от отравления, — девочка тяжело вздохнула и вернулась к столу.

«Ещё бы отец дожил до дня моей инициации, — подумала Тайя перед тем, как возобновить работу. — Иначе отберут статус, пристроят к какой-нибудь пестунье и выживай, как хочешь».

Самогонщик Кушка был отцом Тайи и Нуги. Когда-то он слыл уважаемым виноделом Зелёной долины. Доказал перед властями города право заниматься виноделием, выдержав испытания на знание и мастерство. Власть одобрила получение наследства в виде винокурни и присвоила Кушке статус. «Жители города Зелёной долины! С этого дня Кушке Душистый-лог, брату синего рода, присваивается статус винодела. Городом оплаты четвертного налога устанавливается город Зелёной долины». Кушка сверкнул голубыми глазами и принялся за работу.

Через два года Кушка имел уже три винокурни, прочно вошёл в круг влиятельных людей и женился. Супругу винодел не любил. Тихая молчаливая девушка была выбрана Кушкой за тишину и молчание. Также тихо и молчаливо жена родила сначала дочку, через пять лет мальчика и умерла. Тихо и молчаливо на следующий день после рождения Нуги.

И тут винодела как будто подменили. Безразличный к супруге при жизни, Кушка полюбил её после смерти. Тоска по жене поработила винодела и лишила его ко всему интереса. Он начал пить, забросил дела и детей. Долги, презрение высшего общества и круглосуточное пьянство. Винокурни, семейные рецепты и имущество потихоньку стали продаваться. Однако Кушка в редкую минуту трезвости успел верно оценить перспективы. Ни статуса, ни интереса к жизни, а только вечное желание напиться. Как быть? Можно податься в шатуны, но Кушка решил по-другому. Он сохранил за собой право на выпуск пойла и был понижен властями до статуса «самогонщик». Кушка на крохотную сумму, оставшуюся после продажи винокурен и уплаты долгов, приобрёл халупу, обрадовавшись хорошей печи на заднем дворе. Докупил недостающие сосуды и решил гнать простую бодягу, пить её самому да жить в своё алкогольное удовольствие. Детей, которых не любил и винил в смерти супруги, за ненадобностью выставил перед лавкой. Надёжно привязал обоих, чтобы не сбежали, и присобачил табличку: «Продаётся».

Мальчик Нуги возраста трёх лет и сестрёнка Тайя. Худая девочка на пять лет старше брата. Смерть мамы и подлость отца замкнули девочку на брате. Тайя давно бы сбежала, но маленький возраст Нуги заставлял терпеть и бороться за жизнь. Целый день она кидалась на редких, но неизбежных покупателей, собравшихся приобрести новых мастеровых. Король однажды запретил рабство, но бароны Сычигорья изобрели термин «мастеровой». Бедняг ограничили в правах, добавив побольше обязанностей. Король, на радость знати, не вмешался и в баронствах Сычигорья появилась купля-продажа мастеровых.

Понимая, какая судьба уготована брату, Тайя извозила Нуги в грязи и его же соплях. Сама вопила дурнем и кидалась камнями. Целилась нарочно мимо, чтобы болью не вызвать ярость. Тайя хотела лишь отпугнуть покупателей.

— У-у, дикарка! — возмущались, а больше хохотали горожане и проходили дальше.

Детей неизбежно бы купили. Не в один день, так в другой. Дать в ухо, чтобы деваха потеряла сознание, отвязать заморыша, пара монет алкашу-самогонщику и готово. Пацан рано или поздно подрастёт в загоне для свиней, а девку уже и сейчас можно пристроить наложницей. Говорят, есть богатые дома, в которых владельцы особенно ценят…

Но спас детей случай. Кушка с похмельных рук разлил готовую бутыль пойла. Поматерившись, начал варку новой порции, а разум, не разбавленный порцией спирта, подкинул умную мысль: свалить всю готовку на Тайю Дикарку. Он отвязал дочь и завёл внутрь. Объяснил, что теперь она будет варить пойло и торговать им, иначе «продам, как брата-нахлебника». Услышав о разлуке с Нуги, в Тайю вселился дьявол. Она вцепилась в ногу отца и стала верещать на всю округу, что никуда брата не отпустит. Случайный народ хохотал до упаду, наблюдая над порядком испугавшимся Кушкой. Через час отец сдался, логично подумав, что так даже лучше. Он оставил и Тайю, и Нуги, передав им хозяйство. И теперь при каждом удобном случае отец угрожал дочери продажей братика, а та, сжимая от ярости и бессилия детские кулачки, подчинялась любому приказу.

Прошло полтора года и всё устаканилось. Тайя успокоилась, дикая кличка осталась. Девочке присвоили статус самогонщицы, но до совершеннолетия, до выбора рода, за девочкой закрепили опекуна. Никогда не просыхающего Кушку. Пользы от него не было, вся забота легла на костлявые плечи Тайи. Девочка старалась не злить отца, чтобы не сняли опекунство. Иначе могли отправить в такие места, что лучше смерть. Поэтому дети выживали, как могли. Сами по себе. Нуги был тих и сосредоточен. Мало говорил, почти не плакал. Казалось, мальчонок живёт в потустороннем мире и отстаёт в развитии, но на самом деле, Нуги обожал сестру. Видел, что ей тяжело, поэтому не капризничал, а лишь смотрел широкими глазами на Тайю и помогал, как мог.

Тайя Дикарка бодяжила самогон, на проданные деньги покупала еду, редко одежду и кидала подачки отцу, лишь бы отвязался. Кушка, понимая, что механизм работает, не приставал и только изредка покрикивал, показывая власть. Скорее для себя, так как ни девочка, ни мальчик его не боялись. Кроме редких дней ярости, которые дети научились предугадывать, заранее убегая из дома.

Казалось, Тайя смогла перехитрить судьбу.

— Это диверсия! Против барона?! Против королевского наместника?! Нет, против самого короля! Кто посмел?! — орал Бадьяр из бочки.

По началу он здорово испугался. Увидев пролетевшие клинки, толстяк начал верещать, как поросёнок и бестолково размахивать руками. Он хотел выбраться из купальни, но паника лишила сил, а слуги никак не могли поймать суверена, периодически уходящего под воду. Парочка таких маканий успокоила барона, он закашлялся и угомонился. На попытки слуг вытащить из воды злобно прошипел и осмотрел зал.

Воевода Гидон, не спеша подойдя к шторам, вернул меч. Потом наклонился к погибшему и рассмотрел обезглавленное тело. Знать продышалась, откашлялась, появились первые комментарии.