— Кто тебя научил, что воровать плохо? — ушёл от вопроса Ратмир.

— А разве этому нужно учить? — удивилась девочка. — Я вымываю моллюсков, топлю печь, варю пойло. Торгуюсь с гончаром и водовозом, высушиваю ивагнус и закупориваю бутылки. А моё пойло кто-то крадёт. Стану я этим дальше заниматься? Нет! Мне же надо кормить брата. В таком случае укравший останется без выпивки. А если у него начнут красть, то он тоже бросит работу и перестанет… не знаю… выпекать хлеб. Тогда хорошие люди окажутся бездельниками и все умрут от голода. Разве это хорошо? Это плохо.

— Согласен, хорошим людям воровать нельзя. А что делать плохим?

— Плохих же людей нет, — опять удивилась Тайя.

— Как нет? Ты считаешь, что все люди хорошие?

— Да. Некоторые просто несчастные. Когда я голодна, я тоже несчастная. Когда мне холодно, то завидую меховой накидке. Но если покушать и согреться, то всё проходит. Нужно всех жителей нашего города накормить и выдать меховую накидку. Зелёную, мне нравится зелёный цвет, — посмотрела в глаза Ратмира девочка. — И тогда все станут счастливыми и поймут, что вокруг хорошие люди. Никто не будет воровать и драться.

«Не понимаю, как можно верить сычигорцам, живя в Сычигорье, — думал Ратмир. — Пока сердце храброй девочки не окаменело, нужно увести её в посад. Закончу с отравителем и заберу их отсюда».

— В лекарне Угодника тоже не воровала? — улыбнулся причиновед.

— Неет! — помотала головой Тайя. — Это же секретный… секретный… Забыла слово. Когда смотрят за кем-то.

— Слежка?

— Нет. Взор… Позор…

— Надзор?

— Да! Это секретный надзор за лекарней от зельевариуса Шороха. Я забирала немного зелий и передавала человеку в капюшоне.

— Шороху?

— Не знаю. Он говорит шёпотом и закрывает лицо. Может, и он. Я же не знаю, как выглядит зельевариус. Меня на площадях близко не пускают.

Девочка рассказала Голяшке, как однажды человек в капюшоне щедро заплатил продуктами и попросил Тайю устроиться к Угоднику. Потом он описывал порошки, необходимые к тайному изъятию. Человек в капюшоне передавал их зельевариусу, чтобы «проверить на безопасность, иначе Плантаж поранит себя и других».

— Зачем же тайно забирать зелья, если можно попросить?

— Я же сказала, что надзор сек-рет-ный. Ты что, не знаешь, что такое секрет? — опять удивилась Тайя.

«Великан иногда такую глупость говорит. Ничего, я всё равно его люблю», — подумала девочка, обняв Ратмира.

Голяшка возвращался в увеселительный дом Балуна, узнав каким образом подставили Плантажа. Осталось выяснить, кто это сделал. Все нити вели к зельевариусу Шороху.

Люция стояла в высоком помещении шириной в две коровы. Оставить пестунью одну оказалось также просто, как наврать про плохой сон. Капли захвата подействовали на организм долгожительницы сильней обычного. Фелиция находилась в полудрёме, хотя до обещанного Тацитом сна оставалось ещё полтора дня. Девушка, пользуясь силой синего рода, добралась до котельной незамеченной. Молодой топник не волновал её. Люция избегала знати города, поэтому на обычного работягу смотрела приветливо.

Юноша с голубыми глазами заготавливал топливо для кухонь и комнат увеселительного дома. У дальней стены размером со свинью на каменной площадке лежал брусок огнежора. Материал добывался в расщелинах и служил основным топливом Сычигорья. Серая порода многие века накапливала жар, исходящий из недр на границах Стороны и баронств. Увеличившись в размерах до крупного кабана, огнежор созревал. Люди волокли тяжёлый и холодный снаружи материал в посады и города. Роняя огнежор на камень, они подбирали отколовшиеся угольки. Внутри порода была накалена накопленным жаром. Угли краснели долго, обогревая дома в редкие холодные ночи, помогая готовить пищу и служа при кузницах, пекарнях и прочих мастерских.

Топник рычагами и верёвками поднимал огнежор на высоту второго этажа, после чего ронял вниз. Материал, словно нехотя, откалывал пять-семь угольков и юноша захватом сортировал их по горшкам.

Увидев Люцию, топник приосанился. Пользуясь родовым днём, решил произвести впечатление и заработал веселей. Огнежор поднимался выше и падал громче. Топник подходил к угольками и вместо того, чтобы спокойно складывать, бросал в сторону горшков. Угольки летели через всё помещение и попадали точно в цель. Топник петушился, Люция улыбалась и одобрительно кивала.

Наполнив ёмкости, юноша закрепил огнежор наверху и понёс горшки на кухню. Как только топник вышел, один из рычагов сломался и огнежор высвободился из правого крепления. Вместо того чтобы упасть, материал ударился о стену и повис. От удара несколько угольков отделились и полетели вниз. Люция одним прыжком преодолела всю котельню, схватила горшки и подкинула в сторону углей. Каждая ёмкость метко захватила раскалённый материал и была поймана Люцией при приземлении. Девушка швырнула горшки на место и прыжком вернулась обратно.

— Что случилось? — услышав звук удара, топник вбежал в котельню, — Ох! Как же так? Вы не поранились?

— Я так испугалась. Замерла на месте и не успела спрятаться.

— Простите меня, пожалуйста, — суетился юноша. — Раз уж всё обошлось, умоляю, никому не говорите!

— Не скажу, не волнуйтесь. Со мной всё в порядке. Принесите воды, если можно.

— Я сейчас. Мигом!

«Раз жених попросил прийти сюда, значит, доверяет топнику, — подумала Люция, когда юноша побежал на кухню. — Не нужно расстраивать молодого человека».

Люция Полын-поле, невеста синего рода из баронства Синих холмов достигла желаемого. Она нашла будущего мужа и добралась в город его проживания. У самой цели чуть не влюбилась в Тацита — или влюбилась? Люция не была уверена — но теперь она сможет поговорить с избранником наедине и разобраться в своих чувствах.

— Это вы? Я так рада, — засмущалась девушка, заметив вошедшего мужчину.

— Здравствуй, любимая, — произнёс бард Балун.

— Ты его видел?

— Да. Напуган и бестолков.

Пурелий с воеводой вышли из Лихой пяди. На улицах города книгочей моментально повеселел, сбросив маску сосредоточенности. Он несколько раз прокричал слова приветствия незнакомым людям, пошутил с красивой торговкой и предложил Гидону отрастить новую бороду.

— Такую… наваристую. Будете так, жу-жу-жу, мотать ей из стороны в сторону. Здорово, правда?

Воевода и так был зол. Ему пришлось вытерпеть оскорбление сторонщика Гнева и дожидаться книгочея у ворот. Гидон схватил Пурелия за щиколотку и поднял вниз головой.

— Ой, грябють! Ой, насилуют! — комично заверещал малыш.

Воин опустил книгочея.

— Что вы, честное слово? Пошутить нельзя? — отряхивался Пурелий.

— Я тоже пошутил. Что сказал Плантаж?

— Сказал, что ничего не понимает, что он не виноват и, вообще, причиноведу платят, чтобы он нашёл отравителя, а не таскал талантливого… Воевода, я не вру, он так и сказал, — поднял палец вверх Пурелий, — талантливого лекаря по Лихой пяди.

— Что? Его забрал причиновед?!

— Тише, тише! — отпрянул в сторону книгочей. — Только не нужно снова хватать меня за ногу. И вообще, пора объясниться.

— Ну?

— Эх, — Пурелий наигранно вздохнул. — Ваше внимание ко мне. Ваша… тяга… Но… Я предпочитаю женщин. У вас нет шансов, воевода.

Гидон зарычал.

— Всё, всё! Больше не буду, — улыбнулся Пурелий и посерьёзничал. — Плантаж сказал, что не знает и в первый раз видит причиноведа. Но я уверен, что он врёт.

— Я бы ему язык развязал! — сжал кулаки воин.

— Ещё успеете. Лучше послушайте, что я получил от Шварца.

Книгочей активировал пряжку и голос сообщил, что четвёрке прибывших к город иноземцев следует отобедать в доме зельевариуса Шороха.

— Что бы это значило? — задумался Гидон. — Я тоже пойду.

— И Мортуса возьмём. В три головы проще выяснить, кто из них причиновед.

— Чё тут выяснять? Кого не было ночью в номерах, тот и Шварц. Тот и отвёл Плантажа в Лихую пядь. Сами не скажут, так агент поможет.