— Лучше сами послушайте, — отвёл воеводу в сторону Пурелий и активировал пряжку. Голос зельевариуса, заворожившего предмет, отчеканил. — Допрашивать свидетелей будет мой человек со скошенным носом. Представится шорником. В доказательство предъявит чёрный платок с изображением волка. Ему же передайте плоть. Он установит источник ворожбы.

— Коня! — громко крикнул воевода, быстро разобравшись в возникшей проблеме.

Один из стражников мигом подбежал к всаднику, проезжавшему мимо, скинул того на землю и подвёл коня к воеводе.

— Прихватите книгочея и скачите к отстойнику! — приказал Гидон, усевшись в седло. — Всем искать труп шорника, убитого мной часом ранее!

Пурелий прибыл к отстойнику не намного позже. Один из стражников легко, как бутылку пойла сначала схватил книгочея за шкирку и закинул за спину, усадив на коня, а потом аналогичным движением поставил на землю.

— Благодарствую, мил человек! Восхищён вашей силушкой родовой, — не сдержался Пурелий и склоунадничал, чтобы скрыть неловкость от бесцеремонного обращения.

Воин даже бровью не повёл. Лихо спрыгнул и легонько подтолкнул казначея ко входу. В отстойнике шёл допрос.

— Кто ещё видел, как ты снимал одежду?

— Никто! Клянусь никто! Я ничего не нарушал, благородный Гидон. Всё по закону. Если вещи покойного в течение суток не затребованы родственникам, то они достаются могильщикам.

Гидон держал испуганного мужика за волосы, а тот каялся. Никто, конечно, сутки не выжидал. Если родственники не успевали снять одежду и ценные вещи до прибытия тела в отстойник, их можно было считать пропавшими — могильщики не медлили.

— Так сутки ещё не прошли! Я его убил два часа назад! — гневился воевода.

— Я не виноват! Не виноват! На столе. Его вещи на столе.

Воевода отпустил могильщика и подошёл к вещам. Но порывшись в карманах, ничего не обнаружил.

— Ну? — грозно посмотрел Гидон.

— Вот! Клянусь, что были только платок, немного денег и закрутка с порошком, — испуганный мужчина полез за пазуху и вынул добычу.

Воевода убедился, что на чёрном платке вышита голова волка и кивнул стражнику, показав глазами на могильщика. Но воин не стал убивать, возражением защитив важного агента.

— Внедрён к сторонщикам. Ищет выходы на движенцев.

— Хорошо. Пусть убирается.

Испуганный мужчина ломанулся на улицу. Гидон не злился на мародёра. Он сам поощрял могильщиков обкрадывать трупы. Это вынуждало родственников спешить к месту гибели. Что, в свою очередь, облегчало людям Гидона работу по установлению всех обстоятельств происшествия.

Воевода злился на себя. Его вспыльчивость навредила делу. Он убил человека Шварца.

— Скажем, что зарезали в пьяной драке.

— Да что вы! — скривился Пурелий. — Это же Шварц, тут хитрее нужно. Пошлю сообщение, что человек не появился. Но я случайно стал свидетелем, как тело со скошенным носом увозили в отстойник. Взбесив воеводу шуточками, я всё-таки добился того, чтобы мне предоставили доступ к вещам убитого. Платка не обнаружил, но порошок в закрутке был. Уважаемый Шварц, я могу подождать, когда ваш человек появится. Но вы бы проверили, может, убитый и есть ваш шорник? Платок же украл кто-нибудь из стражи.

— Платок взял, а порошок оставил?

— Мы не можем дать исчезнуть порошку. А вдруг он ценный? И на изготовление аналога уйдёт неделя. У вас есть свободная неделя, уважаемый Гидон? Может, проведём её вместе? Говорят, хозяйки дома у пруда весьма очаровательны. Прихватим наложниц, бочку другую вина и…

— Заткнись.

Воевода не злился на Пурелия. Раз шутит, значит, работает. Работает на него, на Гидона. Да и предложение толковое.

— А порошок просто не успели украсть, — продолжил Пурелий. — Или не заметили. Или не посчитали ценным. Или не разобрались, что это. А платок красивый, денег стоит, вот и прихватили. Кроме того, мы не рассказываем обстоятельства смерти шорника. Пусть Лукас мучается в догадках. Если бы мы убили, то обязательно стали оправдываться причиной. Пьяная драка, погиб под конём и прочее. А тут просто: труп. Что? Как? Почему? Тоже наведём тумана для Шварца. Не одному ему позволено.

Гидон согласился и велел Пурелию зачитать сообщение.

— Наложница Ветер несёт смех и улыбается.

— И где же тут складность? — расстроился Бадьяр. — Плохо. Теперь ты.

Красильщица Чанка Кислая почесала подбородок красным ногтем и предложила свой вариант:

— Наложница Эльза — это смех и польза!

Барон засмеялся и шлепнул Ветер по заду.

— Есть складность, есть! И пользу она приносит. Ух, как приносит!

Бадьяр Широкий сидел за столом внутреннего сада. По периметру воины, набранные из стражников красного рода, охраняли очередную забаву барона. Бадьяр играл в складность. Он произносил имена, а участники придумывали рифму, характеризующую человека. Перед столом в покорной позе стояла Чанка Кислая и стражник синего рода, из-за красного дня не задействованный в нарядах.

Рядом с пустым лицом молчаливил Давлей, по левую руку от барона недоволил казнахрон. Мортус не понимал интереса толстяка к складности. Игрища, еда и время, проводимое бароном в уединении с Эльзой, были понятны казнахрону. Бадьяр чревоугодлив, сладострастен и азартен. А значит, управляем. Но тяга к рифмованию слов раздражала казнахрона. «Залез бы на Эльзу и не отрывал людей от работы», — хмурился Мортус.

— Давайте следующего, теперь костоправ Давлей Болтун.

Пока стражник думал, Чанку осенило:

— Костоправ Давлей, кричи веселей!

— Точно! Точно! — засмеялся Бадьяр и замахал руками на костоправа. — Кричи веселей! Именно, так! Это ты здорово подметила! Эльзочка, красавица, потанцуй для королевского наместника. Потанцуй. Вот так, моя радость, вот так. Ну всё, хватит. Теперь, стражник, твоя очередь. Бывал на столе костоправа?

— Не доводилось.

— Говори тогда.

— Давлей Болтун надёжный человек. Его боятся, значит уважают.

Барон поморщился и обратился к Мортусу.

— Какие бестолковые стражники у воеводы. Ни одной складности за день.

— Вы слишком строги, мой покровитель, — вступился казнахрон за Гидона. — Люди воеводы храбры и преданны вам. А речь их, хоть и лишена изысканности, правдива. Разве Давлей не надёжный человек? Разве его не боятся?

— Хорошо, хорошо. Пусть уходят. Надоели, — замахал руками Бадьяр и стражник с красильщицей ушли. — Слышал, что говорили? Мортус у них умный и всё знает. Допустим, но где тут складность? Мор-тус, ум-ный, зна-ет. Ай, молчи! Не тебя спрашивал, — предупредил возражение казнахрона барон. — Эльза…

Наложница, не дослушав, кинулась танцевать, постоянно хихикая. Барон посмотрел немного и тяжело вздохнул.

— Скучно. Надоело всё. Может, народницу послушать? Давно не присутствовал при суде. Кстати, как дела с покушением? Причинолоб нашёл подонка?

— Причиновед, мой покровитель.

Бадьяр задышал, как боров, и Мортус понял, что будет взрыв. Казнахрон за многие годы хорошо изучил толстяка и мирился с капризами. Он планомерно отстранял барона от управления городом, подставляя то пиры с танцовщицами, то игрища. Гидон с Мортусом превратили Бадьяра в нарядную куклу. Казнахрона лишь смущала привязанность Бадьяра к одной наложнице. Толстяк восхищался, лапал и пошло шутил на других, но уединялся всегда с полоумной Эльзой, проводя большую часть дня и всю ночь с красивой дурочкой. Девушка была глупа абсолютно, зато красива постоянно.

— Приведите его сюда! Всех! Всех привести сюда! — заорал барон, обидевшись, что его поправили.

Несмотря на многочасовые развлечения с Эльзой, Бадьяр впадал в скуку. В такие моменты он был крайне раздражителен. Но Мортус привык и успевал тушить толстяка. Не всегда, но сегодня получилось.

— Злющая свора из шестнадцати псов готова к игрищам, — затараторил Идилий Кат. — Псарь Горбун поклялся годовым доходом, что собаки разорвут любую голень Зелёной долины. Я хотел охладить нахала и заявил, что нога шириной в две дубины, как, например, у нашего воеводы, не подвластна ни одной собаке. Но Горбун лишь усмехнулся. Сказал, что всякий участник тропы или будет мёртв, или уйдёт с арены с прозвищем Пустая штанина, — заметив, что Бадьяр успокаивается, Мортус добавил. — Кстати, один из приговорённых уличён в симпатиях к движенцам. Да, да. Это будет хорошим уроком для всех присутствующих.